Инстинкт. Товарницки: Затрагивает ли это погружение или спуск в клеточное сознание то

Товарницки: Затрагивает ли это погружение или спуск в клеточное сознание то, что мы называем инстинктом?

Инстинкт?

Что мы подразумеваем под инстинктом?

Это ментальное деление на категории. Мы наклеиваем на что-то ярлык, вместо того, чтобы смотреть в суть вопроса.

Что такое инстинкт?

Инстинкт человеческого существа? Инстинкт птицы?

Инстинкт чего? Инстинкт скалы?

Хорошо, инстинкт мира — это... это БЫТЬ МИРОМ!

Инстинкт ядра захватывать электроны!

Инстинкт птицы — это сообщаться со всем, с чем нужно, без какого-либо деления!

Мы не видим того, что мир есть единое целое, без какого-либо разделения. Мы думаем, что можем воспринимать мир лишь через определенный инстинкт или врожденное представление о мире. Но все устроено не так! Имеет ли м-р Товарницки "инстинкт" большого пальца ноги или же это большой палец является частью его?

Товарницки: Может ли человек вывести нечто, научиться чему-то, наблюдая за животными, насекомыми?

Да, человек определенно учит то, что он позабыл.

Ты видишь, все сообщается друг с другом в этом мире; нет разделений. И только мы полностью отделены от мира.

Для птицы, лангуста, бобра мир непосредственен! Они сообщаются с тем, что им нужно.

Почему они сообщаются?

Конечно же, НЕ из-за того, что "смотрят" на нечто отдаленное и пытаются увидеть его лучше и... Они мгновенно ЯВЛЯЮТСЯ тем миром, какой им требуется. Мир не есть нечто вне мангуста! Мангуст ЧУВСТВУЕТ, ПЕРЕЖИВАЕТ мир. Он переживает кобру, переживает запах; это части его самого. Так что ему не нужно "предполагать"... Птице, летящей из Сибири, не нужно догадываться, где находится Цейлон! Цейлон не где-то там! В каждое мгновение мир разворачивается внутри животного. В тот момент, когда требуется чему-то быть, оно здесь. Оно не "где-то там". Оно не "завтра".

Товарницки: Да, но человек не животное!

Да, он отрезал себя от всего на свете; он закрыл себя в аквариуме. Он больше ни с чем непосредственно не сообщается. Он должен изобретать телефоны, телексы, телевизоры или телескопы, чтобы сообщаться с чем-то "отдаленным".

Но в животном мире нет "чего-то отдаленного".

Вот что мы не понимаем.

Инстинкт птицы есть... ЕСТЬ мир. Он ЯВЛЯЕТСЯ географически. Он ЯВЛЯЕТСЯ Цейлоном. Он ЯВЛЯЕТСЯ каждую минуту, когда летит птица; и каждую минуту целый мир представлен внутри — мир разворачивается внутри; это не так, что птица летит над миром.

Товарницки: Но, ясно, что животное не может служить моделью для человека?

А почему бы и нет?

Как раз из-за этого мы страдаем больше всего: из-за нашей неспособности сообщаться с чем-либо, видеть что-нибудь ясно, знать что-то... Мы больше не знаем ничего! Кроме как через книги, комитеты, докторов, ниженеров и т.д. Используя весь этот чудовищный аппарат, мы умудряемся знать очень немного. Но давайте попытаемся убрать... попытаемся избавиться от нашей машинерии, и тогда мы больше ничего не знаем о мире! У нас нет власти над миром, нет видения мира, кроме тог что у нас под самым носом.

Товарницки: Ну, хорошо, но масштаб птицы или животного довольно ог раничен. Человек занимает другое положение во вселенной. У него нет...

В тот день, когда человек вновь обретет дыхание животного, то тотальное сообщение животного, связанное с сознанием, которое он приобрел, тогда масштаб действия человека не будет столь ограничен как масштаб птицы или мангуста или собаки. Масштаб его действий будет значительно шире.

Реинкарнация (счетчик такси)

Товарницки: Какое место вера в перевоплощение занимает в опыте Шри Ауробиндо или Матери или в Вашем опыте?

Прежде всего, это не вера. Это факт.

Но в это намешано столько фантазий, что трудно об этом говорить.

Наша техническая и научная цивилизация толкует об атавизме, хромосомах, дедах и прадедах — это другой способ говорить о "реинкарнации". Но, как всегда, мы схватываем лишь очень поверхностный аспект.

Несомненно, каждое рождение человеческого существа не является самым первым. Потому что, поистине, если бы человеческий опыт был ограничен тем, что человек являет собой в 40, 60 или 37 лет своей жизни, то это была бы ужасная абсурдность: открыть глаза на столь малое переживание и на столь короткое время. Если, в самом деле, жизнь кончается по истечении этого срока, и на этом все, то это было бы чудовищно.

Но у нас такое ограниченное и такое короткое видение вещей.

Хотя мы в самом деле чувствуем, в нашей собственной плоти, что определенные вещи в нашей жизни, столь жгучие, столь болезненные или противоречивые, должны приходить откуда-то.

Почему одни существа острее переживают их, чем другие? Почему некоторые существа переносят более тяжелую тьму? Почему некоторые существа остро нуждаются в Свете?

Из-за хромосом деда, матери или прабабушки? Или же это, скорее, продолжение вопроса, поставленного давным-давно? Или же это трудность, с которой они давно столкнулись, но не могут ее разрешить? Или же это зов, испущенный ими давным-давно, на который начинает приходить ответ?

Об этом очень трудно говорить, потому что люди немедленно обращают это в мыльную оперу и начинают судить о перевоплощении Александра Македонского или Карла Великого или... все это крайне наивно.

Мы перевоплощение нашей мечты.

Мы перевоплощение нашей молитвы.

Мы много стремились, много надеялись, молились на достижение чего-то — да, это не прекращается из-за того, что вас кладут на погребальный костер или закапывают в землю. Эта молитва, этот зов следует за вами... следует за вами. Или же это кромешная тьма, которую вы переживаете, преследует вас.

Если мы могли бы видеть всю картину, то увидели бы одну и ту же историю, разворачивающуюся из столетия в столетие, под разными личинами, под разными видимыми обстоятельствами. Но за всеми этими видимостями (будь то в Египте, Греции, Риме, Европе или Индии), за всеми этими декорациями мы увидели бы все тот же самый постоянный поиск — тот же самый зов нечто. И тогда, из эпохи в эпоху, в той декорации, в тех конкретных одеяниях, мы были бы внезапно охвачены и остановлены таким глубоким дыханием — нечто, что заставляет слететь все одеяния, что выстраивает великую, великую родословную, на великой, великой дороге, которая была всегда, и затем... мы чувствуем: я буду существовать во веки веков.

Товарницки: Прекрасная, очаровательная история! Но все это лишено какой-либо уверенности.

Хорошо, взгляни, уверенность это... В течение тех нескольких секунд, когда отлетают прочь одеяния, декорации — та пустыня, в которой все кажется валящимся как карточный домик — в тот момент это так ясно, ты понимаешь, что нет места сомнению, нет места уверенности (смеясь): ты переживаешь факт.

Ты знаешь, что жил "этим" прежде, и ты снова будешь это переживать; это подобно самой сущности твоего существа в ходе всего путешествия, в римской, греческой, египетской или индийской одежде, и это одно и то же СУЩЕСТВО следует этим... курсом.

Товарницки: Поэтому это перевоплощение индивидуальности, личности, сознания? Вот что труднее всего ухватить. Потому что многие люди верят в некую реинкарнацию сил, даже в физическом, биологическом смысле. Но перевоплощение сознания, личности "я" — это труднее всего понять, тем более, что большинство людей не имеет настоящих воспоминаний о прошлой жизни.

Естественно.

Но что на самом деле может "переноситься" из одной жизни в другую?

Все наши материальные занятия (будь то в Греции, Египте, Индии, Китае или Франции), все наши материальные пристрастия — "Я собираюсь сделать столь много", "Я собираюсь занять такое вот положение", "Я собираюсь создать семью" — все это полный нуль. Это не остается. Это меняется, разрушается, умирает.

Но что же в самом деле остается в жизни?

Возьмем нашу жизнь, вот эту — что от нее остается?

Если мы посмотрим назад на двадцать или тридцать лет, если мы взглянем на это существование с высоты птичьего полета, то что на самом деле останется?

Приходят ли нам на ум все наши материальные пристрастия и тысячи пустяковых вещей? Нет. Но существуют особенные моменты, когда мы подобны... подобны чистому крику или широкому видению, открывающемуся, возможно, на ничто — и все же существует только эта вещь.

Те моменты СИЯЮТ.

Это единственные вещи, которые остаются за 20, 30 или 40 лет нашего существования.

И внезапно мы останавливаемся на улице и смотрим на толпу — эту бессмысленную толпу, эту толпу теней, спешащих по своим местам, на их подземку, их заботы — мы стоим там как потерянные, как мельчайшая точка в толпе, и некий крик вырывается из глубины нашего сердца. Наши глаза открыты, и мы говорим себе "Но... но... кто? Кто же я? Что я такое? Кто эта личность посреди этой толпы теней?".

В тот момент в нас открывается новое видение. Все останавливается. Толпа исчезает. Вся суета исчезает. И в сердце такая очень особенная вибрация. Как если бы та секунда всегда вибрировала.

И внезапно эта парковая скамейка в вечернем свете как будто бы впечатывается навсегда, эта магазинная витрина впечатывается навсегда — неважные детали запечатлеваются на целую вечность. И они связаны с той секундой, когда из нас внезапно вырывается крик, когда мы внезапно испускаем наш настоящий человеческий крик.

Это остается. Те настоящие секунды входят в целую жизнь.

Те моменты, когда мы вырываемся из театра жизни, когда мы поднимаем наши "вопросы", когда открывается наше уникальное видение, когда теперешняя секунда становится полной.

Вот что остается.

Вот что переносится в другую жизнь.

И для многих людей это очень редкие мгновения в их жизни. Другие переживали чуть больше этих довольно жгучих и глубоких секунд.

Возможно, это объясняет разницу в глубине среди существ или же разницу их "качеств".

Тогда вы получаете слабый намек на то, чем может быть реинкарнация.

Это не перевоплощение великого воина или великого консула, ты понимаешь. Это реинкарнация маленького пламени истины, стремящегося все более и более наполнить эту жизнь, столь заполненную пустыми часами, столь пустыми, что кажется, что они никогда не должны были бы существовать.

И те существа стремятся все более и более заполнить, НАПОЛНИТЬ ту одну минуту существованием.

Я помню себя на дорогах Бразилии: я помню прогулку... И я взглянул на булыжники на дороге, говоря себе: "КАЖДУЮ СЕКУНДУ, КАЖДЫЙ БУЛЫЖНИК ДОЛЖЕН СУЩЕСТВОВАТЬ." Каждая секунда должна иметь собственную прелесть. Это не должно быть нечто, на чем я гуляю и гуляю, и это все несуществующее."

В такси в Париже я наблюдал, как тикает счетчик: 60 сантимов, 80 сантимов, 1 франк — и что происходило в течение ВСЕГО ТОГО ВРЕМЕНИ? Таксомотор накручивал очередные 20 сантимов, еще 40 сантимов. Я взглянул на этот счетчик и... оцепенел. Я сказал себе: "Но что ПРОИСХОДИТ все это время? Что же есть, что не 20 сантимов? Что же ЕСТЬ?"

Остались именно те секунды. И когда начинаешь переживать те секунды, они приобретают такую "чистоту", такую простую красоту. Это такой НАСТОЯЩИЙ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ КРИК, ты знаешь, что ты хочешь, чтобы эти секунды повторялись вновь и вновь, чтобы каждая секунда БЫЛА, была ЖИВОЙ; чтобы вы были тем, кем на самом деле являетесь: быть человеческим существом каждую секунду. Не просто костюмом, переходящим от одной станции подземки к другой, из одного здания в другое, от одной женщины к другой... Что во всем этом? Это ужасно пусто.

Но те короткие секунды, когда мы внезапно останавливаемся, и из нас вырывается КРИК: Где я? Где я? Что я делаю? Что я ДЕЛАЮ во всем этом?

И когда этот "вопрос" становится достаточно сильным и жгучим, это как будто внезапно приходит сам ответ. Как если бы вы сразу стали нечто.

Так что те секунды живут вечно.

И из жизни в жизнь каждое человеческое существо становится все более "человеческим"... все более "наполненным" тем, чем оно на самом деле является.

Не декорация, не особенная одежда, не должностные обязанности, ты видишь, не обязанность заполнить паспорт или полицейское досье; но несколько жгучих коротких секунд, столь настоящих и чистых, когда, внезапно, бытие человека обретает смысл... которого не было в рыбе или аисте.

Товарницки: В Индии вера в реинкарнацию все еще очень распространена...

Но это не —

Товарницки: Как, по твоему мнению, является ли реинкарнация тем способом, которым люди живут этой верой? Я имею в виду то, что вера в реинкарнацию очень распространена в Индии; возможно, что она даже была создана, рождена там. Сегодня ею все еще живут миллионы и миллионы индийцев. Как, по твоему, является ли это тем, чем живут тем или иным образом?

То, что я пытаюсь объяснить, это вещь в ее сути, в ее более глубокой истине.

Но для индийцев реинкарнация не является верой. Я сказал бы, что для них это является верой ничуть не больше, чем для нас верой являются хромосомы и атавизм. Факт, что реинкарнация для них считается совершенно очевидной, потому что они чувствуют ее в собственной плоти. Они понимают, что когда наши бедствия преследуют нас, то тогда уж это должно быть продолжением нечто, что происходило раньше. И когда приходит несчастье, это для них не "несчастный случай": это проблема, которую они должны решить, которую они не решили в предыдущей жизни и которая теперь возвращается назад. Что же, тогда лучше устранить этот "случай" сейчас, чем допустить, чтобы он вернулся.

Действительный смысл реинкарнации заключается в прогрессе развития сознания.

Трудности приходят к нам не как несчастные случаи, а чтобы ВЫНУДИТЬ нас сделать еще один шаг вперед. Не подавить нас, а ЗАСТАВИТЬ нас идти.

Если бы мы только могли видеть, сколь позитивно ВСЕ. Что никогда не происходит несчастных случаев, никогда не происходит несчастья — никогда, КОГДА БЫ ТО НИ БЫЛО — даже в том, что кажется нам наиболее ужасным. Что ВСЕ имеет позитивный смысл и что ВСЕ является средством вынудить нас сделать еще один шаг вперед.

Ведь ты можешь увидеть реинкарнацию и в истории земли: от одной страны к другой, от одной нации к другой. И даже в истории какой-то одной нации.

Смехотворны лишь все те фантазии, которые смешаны с этим. Весь этот вздор: "Я был тем-то и тем-то". "Я был великим генералом", "я был...". Это не имеет значения — не много, по крайней мере. Это не всегда полная чушь, но в 99.9% случаев это чистый вымысел и воображение.

Товарницки: Так что реинкарнация следует по направлению... перспективы эволюции?

Но все является эволюцией!

Нет ничего, кроме эволюции!

И что такое эволюция? Эволюция чего?

Что есть эволюция?

Это открытие Красоты, которая присутствует в ней, Любви, которая присутствует в ней — ТОГО, чтоб всегда в ней, поистине, прямо перед нашими глазами, в материи, в нас самих, в нашем теле.

В самом деле это не открытие чего-то иного, кроме этого.

Это открытие уже присутствующего, чего мы не видим, что мы не понимаем — что покрыто всевозможными привычками.

Это, в самом деле, постепенное раскрытие чуда.

Каждый вид подобен новому видению, открывающемуся на земле.

Очевидно, наше человеческое видение более открыто, чем видение мангуста. Но это все еще не "тотальное" видение того, что ПРИСУТСТВУЕТ на земле.

Эволюция — это растущее видение.

И, наконец, она означает быть всем сущим.

Дата добавления: 2015-08-27