Дубовый, Каменный, Бронзовый

• Аннотация: Трое постояльцев избушки играют в карты. Обычная история? Но и избушка стоит на не совсем обычном месте, и игра не простоя, а уж игроки...

- Беру - обреченно вздохнул Каменный, протягивая мраморную пятерню к лежащим на столе картам.

- Э, куда, возьми-ка еще семерочек, - Кум Гребень кинул на столешницу две карты и те проехались на рубашках в сторону Каменного. Тот опечалился еще больше, но карты послушно взял.

- Быть те, княже, сызнова в дурнях, - с веселым сочувствием комментировал Дубовый, добирая себе карт.

- А он па жызны такой и ест, - с гортанным нездешним акцентом приговорил Бронзовый, глядя в полприщура на покорно опустившего голову Каменного.

Тот отмолчался - за неполные сто лет в обществе Дубового и Кума Гребня к насмешкам успел привыкнуть. Хотя, когда полвека назад в озеро скинули Бронзового, стало совсем уж невмоготу. Те хоть потешались добродушно, Бронзовый же его откровенно презирал и не упускал случая это показать. С его появлением окончательно угасла надежда Каменного поднять культурный уровень соседей по дну до виста, преферанса или покера, и на столе посреди избушки Кума Гребня безраздельно воцарился примитивный, как каменная секира Дубового, "дурак". К пущему унижению Каменного в дураках чаще всего действительно оставался он. Бронзовый,ко всему прочему,еще и требовал играть "на щелбаны", но подавляющим большинством голосов идею беспокойного новосела все же "прокатили" - Каменный на радостях украдкой перекрестился.

Избушка Кума Гребня была довольно внушительных размеров - в ней с удобством расположились не только хозяин с семейством, но и три таких отнюдь не миниатюрных создания, как Дубовый, Каменный и Бронзовый. Трудно сказать, какую роль они играли в жизни гостеприимного хозяина - возможно, отчасти заменяли ему соседей и прежних товарищей по играм. Леса по берегам озера основательно проредили еще до низвержения в озеро Каменного, а стараниями тех, кто воздвиг, а потом отправил в гости к Куму Гребню Бронзового, в округе перевелись и болота.

Занятий у троицы было немного - составлять хозяину компанию за карточным столом, да читать газеты с книгами, которые изредка притаскивал из вылазок в город Кум Гребень. Для прогулок он предпочитал дождливую погоду - когда со всех течет, принципиально не сохнущая левая пола не так заметна. Они же были слушателями принесенных им сверху сплетен. и... и все, пожалуй. Пить вместе с ним они бы не смогли при всем желании - не были на то рассчитаны. В еде не нуждались. Не нуждались и во внимании дочерей, изредка навещавших старика - впрочем, и к лучшему, Кум Гребень бы подобного не одобрил.

Разумеется, по озеру много плавали - и рыбаки, и пассажирские суда - сперва пароходы, потом "ракеты". Иногда по дну шарили водолазы, но избушку не замечали, что называется, в упор. Изумляться тому могли разве что очень наивные люди, вроде тех, кто всерьез способен брякнуть- Гагарин, мол, летал, а Бога не видал! Кум Гребень, конечно, Вседержителем не был, но богом все же был. А отвести глаза - это, ей же ей, задача не для бога, а для завалящего колдунишки или мелкой бездомной нечисти, коей нынче расплодилось немерено. Особенно легко было отводить глаза людям, в головах которых булькала каша из Христа, Маркса, Фрейда, Дарвина и газетного оккультизма. Слово "оберег" вызывало в их памяти безвкусные сувениры, сроду ни с какой Силой рядом не стоявшие, и защита из них была - как из девичьего топика бронежилет. С техникой было чуть-чуть посложнее, но Кум Гребень справлялся. Никто не обращал внимания, что эхолоты, скажем, аккуратно сбоят именно на этом месте, катера нечувствительно меняют маршрут, незаметно для команды и пассажиров обиталище местного бога.

Каково бы им показалось, проносись катера над их крышами?

- Козыри-то нынче, ребятушки, кто? - осведомился Дубовый, часто именовавший остальных "ребятушками", "детушками", а то и вовсе "малыми". Впрочем, все терпели - и то сказать, возражать по праву мог разве что сам Кум Гребень, но и он воздерживался. Не иначе, в память о Том, кого много веков воплощал в себе Дубовый.

- Чэрвы, дэдушка, - невозмутимо ответствовал Бронзовый. В свое время Дубовый предложил ему сыграть на усы - все еще тосковал по собственной, из золота отлитой растительности, ободранной шесть веков назад каким-то рачительным святотатцем. Бронзовый отказался - "ва-пэрвых", против усов дубовому было нечего ставить, ни кабанья челюсть, ни кремневая секира Бронзового "нэ заинтэрэсовалы". А "ва-втарых", усы Бронзового были отлиты в одной форме с головой и не отделялись. На том сколь-либо активное общение между старожилом избушки Кума Гребня и новоселом прекратилось - слишком велика была разница в возрасте, слишком мало общего - ну разве что привычка шпынять Каменного - какое-никакое, а развлечение.

- Так ты, малой, стало быть, роду ясского, - задумчиво проговорил Дубовый и прихлопнул даму Бронзового козырной шестеркой. - Бито! Стало быть, под козарами, под каганом ходите?

- Ну, нэ то чтабы пад, а скарэе рядам, - изрек в ответ Бронзовый, подкидывая пару шестерок. - и нэ с каганам, а так - с Кагановычэм.

Шутку из сидевших за столом оценил только Кум Гребень, довольно заухав в буровато-зеленую бороду.

- Довели Святую Русь! - горько сказал Каменный, перебирая свои, разросшиеся павлиньим хвостом, карты. - Жиды да кавказцы всякие у власти...

- А кто давел? - удивился Бронзовый. - Мы ж как раз послэ тэбя к власты и прышлы. Атрекся, панымаэш, гражданын Раманов, а тэпэр нэдаволэн! Ап-псалутны манарх... - последнюю фразу он выговорил, как будто выругался по матери.

- По крайней мере, - язвительно отозвался Каменный, - я правил империей, простоявшей триста лет. А после Вас, господин Джугашвили, не прошло и полувека - и все, развал, хаос, задворки вселенские

Карты полетели на стол - вверх рубашками, Бронзовый даже в гневе не терял головы.

- Эта прэдателы!

- А кто их расплодил? Кто?! "Кадры решают все" - это Ваши слова, господин диктатор?! Кто эти кадры произвел?

Кум Гребень улыбался в тинистые усы. А Каменный-то, оказывается, внимательно читает прессу, вот уж никогда бы не подумал.

- А ну, мальцы, тихо! - голос Дубового прокатился по всему дну громовым раскатом. - Ишь, расшумелись. Ты, княже, играть будешь, или нет?

Каменный и Бронзовый, продолжая испепелять друг друга ненавидящми взорами, опустились на свои места.

- А свариться вам нечего. Если уж чужака в боги усадили, чему дивиться, что его племя в князья полезло, - заключил Дубовый. - Бито!

Каменный повернул к нему еще кипящее негодованием лицо.

- Христос, - изрек он звенящим голосом. - Бог! А у Бога племени быть не может!

- Э-э, погоди! - вмешался хозяин избы. - Мне тут один утопленничек толковал, из попов, что Христос ваш, мол, и бог, и человек - нераздельно и неслиянно. Слышь, Бронзовый, ты ж сам бурсак бывший, растолкуй!

Бронзовый, не поднимая взгляда от стола, сунул под усы чубук бесполезной бронзовой трубки и процедил:

- Нэ могу. Панымаэш, Хазаын, я жэ кто? Я - Атэц Народов, Вожд Всэго прагрэссивнаго чэлавэчэства, Гэниралыссимус Пабэды, ну, можэт савсэм чут-чут палыткатаржанын Коба. Но нэ сэмынарыст Джугашвили. Мэня нэ ему ставылы. Так жэ, как Дэдушка нэ Грамавэржэц - он тут, с намы, а гром все равно грэмит. И вот этат чудак нэ Раманов, каторый на самом дэлэ нэ Раманов дажэ, а Голштэйн-Готторп, а русскый цар-батушка.

На сей раз Бронзовый выговорил эти слова не с издевкой, скорее - с грустной усмешкой.

Дубовый переглянулся из-под деревянных бровей с хозяином, изобразив, кабаньей челюстью кривую усмешку. Кум Гребень усмехнулся в ответ взрослеют мальчики-то. Остепеняться начинают

Вскорости Кум Гребень, избавившись от карт, вытащил газету и углубился в чтение.

- Слышь, Бронзовый! - окликнул он из-за бумажного листа. - Помнишь, у берега под этим, как его, парком, месяц тому катер ползал, гыр-гыр-гыркал? Так это, оказывается, тебя искали, дно тралили.

- А, маймуно вэришвило! - выбранился Бронзовый не по-русски. - А я, панымаешь, тут с вамы сижу!

- И чего б ты делал, наверху, малой? - Дубовый усмехнулся. - По городу б гулял, как тот Медный Всадник?

Газет Дубовый не читал принципиально, зато к книгам проявил неожиданный интерес, хотя сам читал редко - обычно просил почитать одну из дочек кума Гребня. А потом вставлял в речь образы, а то и присловья из полюбившихся книг - лет двадцать тому напугал потянувшегося в очередной раз перекреститься Каменного булгаковским "Отрежу руку!".

- Ну уж Вам, дэдушка, навэрху точно нэчэго дэлат, - мстительно отозвался Бронзовый.

Дубовый вдруг не без лукавства прищурил резные веки.

- Думаешь? А ну-тко, малой, послушай-ка... слышь?

Всем известно, что вода - отличный проводник звука, к тому же по крайней мере о двоих из присутствующих люди крепко верили, что они слышат все. Что до Кума Гребня, то тот и без людской веры слышал все, что творилось на берегах подвластных ему вод.

-...руне, вми призвающих тя! - доносился от единственного уцелевшего на берегах озера леска пестрый хор мужских юношеских и отдельных девичьих голосов. - громотворенье яви! Прави на всеми, вще изородно! Оружия, хлеба и рода благость дажди! Тако бысть, тако есть, тако буди!

Мгновение тишины - разумеется, сугубо относительной - и одиноко зазвучал молодой голос:

- Слава Перуну!

- Слава! Слава! Слава! - взрявкал в ответ все тот же хор.

-Играют, - добродушно пробурчал Дубовый. - Ничего играют, неплохо. Авось, глядишь, до настоящего дойдут.

Каменный все же улучил момент и споро перекрестился. Кум Гребень же расплылся в широчайшей улыбке:

- Так ты там точно не надобен. Они уж своего вырубили. С воот такой бородищей. И с мечом.

Кабанья челюсть с костяным стуком упала под стол, но Дубовый этого кажется, даже не заметил.

- Как ш бородой?! - шепеляво взревел он. - Ш какой-такой бородой? Я им што - Велеш?! И откель у меня меш - у меня ш шекира?!

Отсмеявшийся Бронзовый нагнулся, поднял клыкастую челюсть, и протянул ее Дубовому, сердито выхватившему ее и принявшемуся прилаживать на место.

- Нэ пэрэживай так, дэдушка, Падумаэш - барада. За тысачу лэт и нэ такое наворотыт можна. Ты б "маих" выдэл... буржуйскиэ сынки. Салавкы па ным плачут. В ых годы я с катаргы трэтый раз бэгал, а эты на суткы в каталажку па пьяны пападут, и тэх не дасыдат - папы вытащат. А туда жэ - "вэрныэ учэныкы".. - Бронзовый искренне попытался сплюнуть, но добился только металлического скрежета губы об губу. - Кстаты, Камэнный, ты опят дурак.

Кум Гребень, откинувшись на спинку своего кресла, наблюдал за постояльцами.

И вспоминал.

Неумело вытесанные кумиры на берегу.

Свеженькая церковь "царя-мученика" у кладбища - как ни странно, у кладбища солдат Бронзового.

И стеллажи в книжных магазинах, чуть не полностью заполоненные томами с усатым ликом на обложке.

Страна металась, как в забытьи, бормоча имена утопленных кумиров. Страна тосковала по ним... и Дубовый уже давно бывал в дураках не чаще Бронзового.

Когда-нибудь, вполне возможно очень скоро, один из них оставит в дураках Кума Гребня. И уйдет - уйдет на берег.

Поскорее бы. Иначе - чего уж очень не хотелось озерному богу - ему придется отражать в своих водах рогатые полумесяцы минаретов или вьющихся один над другим змеиные изгибы карнизов пагоды.

- Ну чего, княже, - прогудел голос Дубового, - Дурень сдает. Хозяин, играешь,али как?

Кум Гребень встряхнул зеленой гривой и повернулся к столу.

Дата добавления: 2015-08-26