Глава 34.

В комнате воцарилась мертвая тишина. Казалось, что весь мир замер от напряжения. Родители Герасименко так ошарашенно смотрели сначала на него, потом на меня. Видимо, они никак не хотели верить в происходящие. Что ж, здесь я их полностью поддерживаю. Сама сижу растерянная.
- Вот как… - Глухо раздался голос отца историка. – И давно ты все это решил?
- Да. – Серьезно отвечает Дмитрий, без страха смотря на Ивана Сергеевича. Перевожу взгляд на Людмилу Олеговну. Женщина тоже немного в замешательстве, но легкая улыбка появляется на губах, что безумно радует.
- И что же теперь?
- Ничего. – Пожимает плечами мужчина. – Летом распишемся.
- Ты так серьезно настроен? – В диалог вступает и мама историка.
- Да. Я люблю ее. – Тонкие пальцы сжимают мою ладонь. Может под столом и не видно, но я точно знаю, что историк волнуется. Что бы он не говорил, а родительское решение все-таки имело решение.
- Но ведь вы такие молодые, а? – Хмурит светлые брови врач. – Ане и 18 нет. О чем ты думаешь?
- Отец, во сколько вы с мамой поженились?
Людмила Олеговна неожиданно широко улыбается, кивая головой.
- О да, в вашем возрасте, Ваня еле дождался моего совершеннолетия.
Меня так и раздирает смех, изо всех сил пытаюсь сохранить серьезное лицо.
- Времена были совершенно другие. – Качает головой мужчина.
- Мне все равно. На выходных мы едем к ее родителям.
Серые глаза удивленно смотрят на сына, но, похоже, мужчина медленно сдается.
- Все будет хорошо, пусть попробуют. – Мягко говорит женщина. – До лета еще дожить надо.
- Ты права.
…
- Тебе было также странно, как и мне? – Удивленно спрашивает Дмитрий, когда мы вышли из квартиры.
- Немного. – Честно признаюсь, осторожно спускаясь по лестнице. – Не думала, что твой папа так отреагирует.
- Да уж, в этом есть толика иронии. Родители поженились в таком же возрасте, а через год, собственно, родился я. – Дмитрий ненавязчиво придерживает за локоть. Вроде бы прикосновение не чувствуется, но я точно знаю, что его рука там.
- Дим, а мы не сильно торопимся, а?
- Нет. – Лаконичный ответ. Ладно, пусть будет так, зайдем с другой стороны.
- И детей ты хочешь? – Осторожно спрашиваю я, поднимая глаза на мужчину. Серые глаза задумчиво изучают мое выражение лица.
- Сейчас я хочу только тебя. В прямом и переносном смысле.
И с чего эта фраза вогнала меня в краску? Не понимаю. Поднимаю голову, чтобы увидеть глаза историка, но, увы, никак не получалось. И к чему вообще я затеяла этот разговор? Сама нарвалась.
-Дим, - снова неуверенно начинаю я. Герасименко вопросительно смотрит в зеркало. Не хотелось это обсуждать на улице. – То, что ты сказал.
- Когда?
- Ну… Эм.. Ладно, неважно.- Отвожу взгляд в сторону. – Проехали.
- Черная, ты мне надоела с такими выражениями. – Ядовито шипит Дмитрий. – Если ты про то, что я хочу тебя, то это правда.
Мои щеки снова загораются ярко-красным. Ну зачем он это сказал?!
- А ты думала нет? – Как-то удивленно выдыхает историк.
- Нет. – Смущенно бормочу я, мечтая провалиться на месте.
- С ума, что ли, сошла?
- Не знаю.
Задумчиво смотрю на мелькающие картинки в окне. Я действительно потеряна, не могу придумать какой-то нормальный ответ. В конце концов, это, наверное, просто физиологическая реакция, да? Я тут не причем.
- Ты это всем девушкам говорил?
- Нет. – Серые глаза пораженно смотрят на меня. – Ты опять начинаешь себя сравнивать с другими. Не стоит.
Пожимаю плечами, привычным движением поправляя очки.
- Я только тебя люблю. Запомни, пожалуйста.
Ох, он опять это сказал. Самому-то не надоело? Я уже поняла, как ко мне относятся, зачем же повторять каждый раз? Наверное, никогда не пойму.
- Хватит думать о всякой ерунде.
- Что?
- Ничего, Ань, ты опять что-то накручиваешь.
- Может быть. – Снова равнодушно пожимаю плечами.
…
- Ань, ты думаешь спать идти? – Строгий голос неожиданно раздается Герасименко у меня над головой. Учебник по латыни с шумом падает на пол, испуганно ойкаю и поднимаю глаза.
- Зачем же так кричать?
- Ты с ума сошла? Ты знаешь сколько времени?!
- Д-двенадцать. – Заикаюсь от шока. – И что с того?
- Спать иди. Немедленно. – Зло шипит историк, сдергивая с меня одеяло. В последнее время появилась привычка забираться под что-то теплое. По телу тут же бегут мерзкие мурашки. Рука тянется за учебником. – Ты слышала?
- Да слышу-слышу. – Поднимаюсь на ноги и внимательно смотрю на Герасименко. Даже сейчас видно как искажается лицо историка. – Что с тобой?
Серые глаза медленно мутнеют, взгляд скользит по мне с головы до пят. Скулы мужчины напряглись, мне даже как-то не по себе. Тонкие пальцы прикасаются к щеке, мягко поглаживая. Зачарованно смотрю в потемневшие глаза. Резким движением сильная рука притягивает к себе, прижимая к твердому телу. Сухие губы тут же касаются моих, зубы нещадно терзают нежную кожу, почти до боли прикусывая. Дыхание почти сразу сбивается. Тонкие пальцы забираются под футболку, легко царапая зажившие шрамы. Пытаюсь отодвинуться, мне становится неприятно. Но ничего не получается, хватка становится сильнее. Дышать нечем, перед глазами все плывет. Герасименко отрывается от губ и сильно кусает шею. Негромко вскрикиваю, не люблю теперь боль. Но, кажется, историк будто бы не замечает, вновь впиваясь в покрасневшие губы. Правая рука мужчины медленно спускается ниже, сжимая ягодицу в ладони. Теперь мне по-настоящему страшно. Тело буквально трясется от ужаса. Животом чувствую возбуждение мужчины. Бог мой, он же себя уже не контролирует. Что мне делать? Что?! Мысли огромным комом проносятся в голове, но ничего умного не могу сообразить. Чувствую, что тонкие пальцы с легкостью забираются под тонкую резинку домашних шорт, а горячий язык с жестоким напором проникает в мой рот, отбирая даже малейшую надежду заговорить. Вторая рука осторожно поглаживает спину, прижимая к себе, не давая двинуться. Как же мне страшно, не могу пошевелиться. Ужас просто-напросто сковывает тело, когда перед глазами встает образ Влада. Руки безвольно падают вниз, давно забытый образ жертвы неожиданно берет верх над рассудком. Закрываю глаза, щеки обжигает соленая влага. Пусть будет то, что будет. Все равно.
- Господи, Аня, прости. – С ужасом шепчет Герасименко. – Проклятье, прости, я не смог… Аня!
Сильные руки встряхивают за плечи, но голова безвольно мотается из стороны в сторону. Мое сознание отключилось, теперь я полностью подчиняюсь любому доминанту. Моя потерянная душа снова вернулась из небытия.
- Эй, ты слышишь?
- Да. – Не поднимаю глаза, нельзя смотреть на него. – Только не делайте сильно больно. Мне не вынести будет…
- Черная… - Герасименко с ужасом разглядывает меня. – Боже, Аня, хватит. Слышишь? Аня! Проклятье.
Чувствую резкое движение, тело ждет удара, но вместо этого меня просто подхватывают на руки. Теплые губы касаются волос, но это уже другие прикосновения.
- Прости меня, прости. – Как заведенный шепчет Дмитрий. – Я не должен был это делать, прости.
Аккуратно опускают на покрывало, тут же прижимая к себе. Тепло медленно возвращает в обычное состояние. Теперь ужасно стыдно за свою реакцию. Что в этом такого?
- Все хорошо, Дим. Правда, это я должна извиниться. – Жмурюсь от нахлынувших чувств.
- Господи, да за что?! – С придыханием шепчет историк.
- Я… Я не могу, просто… Ты, он…
Объятия сильнее сжимаются.
- О чем ты сейчас говоришь? Ты хоть понимаешь, что я чуть не сорвался?
Удивленно поднимаю глаза, но тут же утыкаюсь в твердую грудь мужчины.
- Чуть не изнасиловал любимого человека. – Такой горечи я не слышала никогда. – Прости, черт возьми, прости. Вот поэтому и говорил, что хочу тебя. Проклятье.
Осторожно протягиваю руку, касаясь жестких волос. Дмитрий замирает, кажется, что даже перестает дышать.
- Все хорошо. – Ласково говорю я. – Правда, просто мне нужно немного времени, прости.
Герасименко кивает и касается носом моей макушки.
- Сегодня просто день извинений. – Улыбаюсь, неуверенно обнимая дрожащего мужчины. – Зато больше узнали друг о друге.
- Никогда больше такого не надо.
С облегчением смеюсь, приступ паники со временем проходит, Герасименко рядом тихо спит, а у меня есть время подумать. А что если бы он не остановился? Конечно, я понимаю, что мужчина из последних сил терпит. Щеки заливает яркий румянец. Но готова ли я? И почему так сильно сопротивляюсь? Мне страшно? Совсем нет. Герасименко так хорошо ко мне относится, говорит, что любит. А я? Я люблю? Могу я любить этого человека, который так беспокоится обо мне? Того, кто защищает от темных страхов? Да, скорей всего. Что мне теперь делать-то?
- Ох, вредный ты, Дим. Лжедмитрий недоделанный.

Дата добавления: 2015-08-26