ВАННА и ДУШЪ.

Электричество, гостиная, рояль.

Во всѣхъ комнатахъ водопроводъ.

Комнаты сдаются суточно, недельно и на сезонъ.

Цѣны Суточно – 50 копъ. и дороже

Месячно – по соглашенію.

Для останавливающихся на дачѣ

ВАННА и ДУШЪ.

Имѣются: общая столовая, чай, кофе, шоколадъ,

Столъ бѣлый и діетическій. Молоко собственной фермы.

Съ почтеніемъ Е.В. ГУКАСОВА.

Довольно занятная реклама. Получается, что «Дача Эльзы» для своего времени оборудована по последнему слову времени. Любопытно, кто из знатных и не очень знатных особ гостевал в особняке на краю Эммануэлевского парка? Но главный вопрос таился в другом: что стало с хозяйкой? Неужели она и впрямь замурована в стенах собственного дома? Или по еще одной городской легенде: не пережила развода и повесилась в одном из залов? Смутно верится, отчего же Эльза не покончила с собой раньше? Зачем её было ждать революции для этого? Да и нецелесообразно молодой немке, у которой дела процветают даже в годы февральской революции и дальнейшего хаоса расставаться с жизнью, устраивая при этом шикарные балы? Есть ещё одна версия старожилов, более невразумительная и мягко говоря, маловероятная – Елизавета Власьевна спрятала свои сокровища и замуровала себя самостоятельно в том самом бетонном саркофаге. Ну и на десерт легенда №3: совершенно обессилев от страданий по расставанию с мужем, спрятавшись в замке, как в крепости, она окончательно обессилела и умерла. Тогда резонен вопрос: где тело?

Нет, я отказывалась верить во всю эту чушь. Вопросов становилось больше, чем ответов. Чувствуя признаки наступающей «кофейной интоксикации», выползла на свежий воздух. Больше ничего другого не оставалось, как сесть за руль своей любимой машины и съездить в Пятигорск за озарением.

Глава 4.

Августъ 1903 года. Городъ Пятигорскъ

Главнымъ событіемъ послѣдняго времени стало наше удачное пріобрѣтеніе участка съ нумеромъ 4 у Эммануэлевского парка. Скоро мы откроемъ свой аристократическій пансіонъ для отдыхающихъ, супругъ хочетъ назвать домъ въ мою честь «Эльза». Хлопотъ, безусловно, достаточно, однако стоитъ, ein wenig [6] потерпѣть.

Видѣла однѣмъ глазомъ сюрпризъ мужа – проектъ нашего замка. Особнякъ будетъ просто чудо какъ хорошъ! У дома будутъ квадратная и круглая башни съ рѣзнымъ карнизомъ, арочныя и круглыя окна, воздушныя балконы. Всенепремѣнно необходима электрификація и водопроводъ на каждомъ изъ трёхъ запланированныхъ этажей. Обязательно внушительную, но изящную лѣстницу. Множество комнатъ, душевыя, ванныя. Столовая. Гостиная. Я ужѣ вижу въ ней рояль. Словомъ, всё по послѣднему слову техники.

Въ планахъ Аршака Арутюновича обустроить собственную молочную ферму, чтобы гостей можно было потчевать свѣжимъ молокомъ. Столъ, конечно, слѣдуетъ предусмотрѣть въ двухъ видахъ: какъ бѣлый, обычный, такъ и новомодный діетическій. Одна знатная особа, принимавшая участіе въ февральскомъ грандіозномъ костюмированномъ балу въ Зимнемъ Дворцѣ отрекомендовала отличное діетическое меню для персонъ, желающихъ блюсти фигуру. Ахъ, балы, маскерады… Если бы всегда на нихъ было весело. Мнѣ часто снится одинъ и тотъ же сонъ. Венеція. Площадь Санъ-Марко. Карнавалъ. Повсюду люди въ самыхъ разныхъ пёстрыхъ маскахъ и костюмахъ. Неожиданно среди нихъ появляется мужчина въ черномъ плащѣ и черной страшной маскѣ, онъ подводитъ меня къ гондолѣ на Грандъ-Каналѣ. И мы плывёмъ въ оглушающей тишинѣ, (когда вокругъ толпы веселящихся венеціанцевъ, гостей города), только слышно біеніе сердца. Отъ зачастившаго пульса я просыпаюсь. Надо бороться съ дурными предзнаменованіями…

О чёмъ же я? О балахъ. Къ слову, водное общество не должно скучать, надо поразмыслить надъ досугомъ пріѣзжающихъ знатныхъ особъ. За всѣмъ симъ стоитъ пристально слѣдить. И за модой въ томъ числѣ. Женскій силуэтъ нынче напоминаетъ изогнутую англійскую S: рукава узкія, юбка струится воздушными легкими линіями, линія таліи чуть выше обычнаго. Аршакъ, Herzblatt [7], меня балуетъ модными нарядами, немыслимыми шляпками со страусиными перьями, маленькими бархатными сумочками и даже дерзкими костюмами, а-ля für das Reiten [8]. Сплошное декадентство. Только это всё милыя женскія слабости, позволяющія уйти отъ сего дня. А mein Liebster [9] всецѣло погруженъ въ мужскія мысли о развитіи семейнаго капитала, о строительствѣ особняка, о политическихъ демонстраціяхъ и стачкахъ въ Баку, о будущности Россіи, о ситуаціи на границахъ, о первой велогонкѣ «Le Tour de France»… Однако волнуетъ его мысль о своёмъ наслѣдникѣ, что ужъ тутъ скрывать за завѣсой хмурыхъ заголовковъ газетъ. Gott sieht, wie ich will Kinder [10]. И страшно даже просто на мгновеніе задуматься, что ихъ можетъ не быть. Пока у него только лёгкое волненіе, мнѣ же отъ этого не легче. И чѣмъ больше я начинаю думать, тѣмъ больше вѣрю въ долгожданное дитя. Замѣчаю за собой раздраженіе при нахожденіи съ чужими Kinder. Обращалась къ доктору N. Онъ ничего мѣшающаго къ материнству не усматриваетъ. Говоритъ о терпѣніи и времени. Отрекомендовалъ ни о чѣмъ дурномъ не думать, отъ ночныхъ кошмаровъ прописалъ настой изъ цѣлебныхъ травъ съ вершинъ Машука и больше пребывать на свѣжемъ воздухѣ. Надѣюсь, новый домъ принесётъ намъ много Kinder, а вмѣстѣ съ ними счастьѣ и покой.

Іюль 1904 года. Городъ Пятигорскъ

Отчаянно борюсь съ нахлынувшей волной тревоги. Ужѣ который день нѣтъ извѣстій отъ mein Herzblatt [11]. Аршакъ Арутюновичъ посчиталъ своимъ долгомъ отправиться на защиту нашихъ границъ. Порою кажется, что схожу съ ума. Переживаю страшно: какъ онъ тамъ, по краю бритвы съ далёкой Японіей. Вѣсь ужасъ начался въ февралѣ, когда крейсеръ «Варягъ» съ канонерской лодкой «Кореецъ» въ неравномъ бою героически отражалъ удары японской эскадры. Въ послѣднемъ письмѣ mein Liebster [12] писалъ о гибели извѣстнаго художника, коего зналъ mein Vater [13], частаго гостя Водъ, Василія Васильевича Верещагина и адмирала Степана Осиповича Макарова на броненосцѣ «Петропавловскъ» въ сраженіи при Портъ-Артурѣ.

Газеты и раньше предрекали будущую войну. Помнится, какъ супругъ разражёно бросилъ въ сторону «Ставропольскія губернскія вѣдомости», прочтя замѣтку, съ говорящимъ названіемъ: «Японскія вожделѣнія». Начало ея бросилось мнѣ въ глаза: «Мы въ своё время помѣстили разоблаченія газеты «Echo de Paris», которая напечатала подробный докладъ генерала Кодамы о японскихъ завоевательныхъ планахъ. Японская миссія въ Парижѣ опровергала тогда этотъ документъ, всѣми силами стараясь доказать, что это апокрифъ…»

Стараюсь не думать о плохомъ. Всячески стремлюсь уйти въ работу, ибо вся тяжесть коммерческихъ дѣлъ легла на мои плечи. Идетъ къ концу строительство «Эльзы». Иной разъ споримъ съ архитекторомъ господиномъ Гущинымъ. Но наши дебаты приводимы къ allgemeine Konsens [14]. Среди хорошихъ новостей – городскія власти почти проложили новую трамвайную линію, ведущую изъ центра къ Провалу. Линія проходитъ совсѣмъ близко къ особняку, поэтому будущій пансіонатъ теперь удобно связанъ какъ съ вокзаломъ, такъ и съ остальнымъ Пятигорскомъ.

Впереди много дѣлъ. Голова идётъ кругомъ. Постройка собственной фермы почти завершена. Въ замкѣ осталось окончить внутреннюю отдѣлку. Закупить мебель, текстиль, аксессуары… Всё должно быть безукоризненно, просто безупречно, строго, со вкусомъ, но безъ излишествъ. Предстоитъ наборъ обслуживающаго персонала. Скоро открытіе. Ужѣ вижу рекламацію «Дача Эльзы» - самое изысканное и аристократичное мѣсто для проживанія на Водахъ.

Глава 5.

Просвет надежды

По трассе Ставрополь – Минеральные Воды шёл жуткий ливень. Щётки едва справлялись с потоками воды. В голове крутилась одна единственная мысль: «Какого чёрта мне всё это надо?» Когда бог Дождя всё-таки смилостивился над бедными автомобилистами, меня ожидал очередной сюрприз. Где-то под посёлком Иноцемцево (чуть-чуть не дотянула до Пятигорска) закончился бензин. На моё счастье, к исходу четвёртого часа, остановился местный житель, любезно согласившийся поделиться канистрой 95-го. Пятигорск встретил меня уже глубоким вечером, переходящим в ночь.

На утро, отправилась в местный музей. Познакомилась с милым юношей Андреем, который отважился помочь в поисках и разобраться в дебрях неизвестного.

- Откуда столько любопытства к «Даче Эльзы»? – с иронией вопрошал мой новый знакомый.

Я пересказала ему всё произошедшее, включая самостоятельные начинания. Он, недолго думая, залез на стул и снял с самой верхней полки совдеповского шкафа пыльную папку. Когда Андрей открыл её, дар речи мною был потерян. Внутри было невообразимое количество вырезок из газет, листы, напечатанные на машинке, современные распечатки.

- Едва ли Вам что-либо из этой груды хлама поможет, но всё-таки, шансы есть, - в наивно-детской улыбке растаял младший сотрудник Пятигорского музея.

Среди всего собранного богатства многое из того, что я уже знала, повторялось. Новые факты пришлось искать. Так, получалось, что Елизавета Власьевна Гукасова после развода с мужем продолжала управлять дачей. У Эльзы была вышколенная прислуга, из-за любой мельчайшей провинности ожидало наказание, иной раз вплоть до увольнения, а кухня, по воспоминаниям старожилов, была лучшей в Пятигорске, было вкусно, чисто, элегантно. В особняк приезжали знатные особы, что только поднимало статус «Эльзы» до благородного и аристократического пансиона. Бизнес, можно сказать, процветал, приносил хозяйке немалый доход, вплоть до 1917 года.

- Поволоцкий в своих мемуарах указывал: «Эльза» считалась в те годы не только самым элегантным и дорогим пансионом в городе, но также самым аристократичным. В нем проживали даже представители союзнической, как тогда говорили, военной миссии. Они частенько приезжали в 1915-1916 годах отдыхать в Пятигорске, и многие из них предпочитали тихую и спокойную «Эльзу» гостиничной сутолоке дорогого и элегантного «Бристоля». Все изменилось после революции 1917 года. В 1918 году дача перестала функционировать как пансион и вскоре была национализирована, - читал Андрей уже вслух, ибо глаза сильно болели, - После октябрьской революции, особняк экспроприировали советы и продолжали использовать по назначению, в качестве здравницы. Сначала как корпус санатория Управления КМВ «Красная Звезда», потом санаторий ВЦСПС № 31 «Пролетарий». По окончанию Великой отечественной войны здание стало частью санатория имени М.Ю. Лермонтова, а именно спальным комплексом №12. В шестидесятых годах двадцатого века там была размешена творческая мастерская местного скульптора Ирины Федоровны Шаховской.

- А что же стало с хозяйкой? С её бывшим мужем? – никак не могла найти ответов на свои вопросы.

- Я работаю здесь недавно, но особо этой задачкой не интересовался. Как-то к Марине Васильевне, это наш бывший директор, приходил один пожилой человек и тоже любопытничал. Только после его визита часть материалов пропало, - Андрей потупил глаза.

- А Марина Васильевна в курсе? – я не заострила внимания на слове «бывший»

- Уволилась в связи с переездом в другой город. Извините, чем смог, как говорится, - виновато умчался музейный работник по своим делам.

Опять выстрел мимо. Чёртово отношение других людей к работе. Как, КАК (!!!), объясните мне, можно было утерять самое главное – ключ к разгадке, когда он был так близко. Меня тяготила мысль о том, что всё было напрасно, кто-то намерено недоговаривает, замалчивает, укрывает… В смятении сама не поняла, как оказалась на улице Лермонтова, дом 15, тот самый адрес – «Дача Эльзы».

Залезть во внутренний дворик не представляло большой сложности из-за дыры в заборе. Перед парадной бутафорски заколоченной дверью меня одолевало сомнение – надо ли идти внутрь, да ещё и одной? Свежи были воспоминания прошлой «экскурсии». Здравый смысл подсказывал: ничего особенного, просто руины, просто развалины, ты же спокойно бродила по римскому форуму, по Помпеи… Недолго поколебавшись, зашла внутрь. Тихо. Сыро. Холодно. Поднялась на второй, а потом и на третий этажи. Даже приободрилась – просто заброшенный дом. Спустилась на первый этаж, следом в подвал, картина та же: здесь когда-то были душевые и ванны, странный всё-таки бетонный объект посередине… Тут мои размышления прервали необычайно громкие шаги и последующее завывание.

Первое – паника и сковывающие, оцепеневшие ватные от страха ноги! Что это было? Глупо, если погибну такой молодой. Вдобавок, так и не узнаю, что произошло. Второе – стоп. Спокойствие. Вдох. Выдох. Включи мозг, выключи психику. Снова слышались шаги и вой. Ещё раз стоп! Озарение! Циклично повторяющиеся звуки, да это же запись. Третье – найти источник. И тут голова почувствовала удар чего-то тяжёлого. Не знаю, сколько прошло времени без сознания.

Так, на чём остановилась – третье, это источник звуков. Оглядись-ка, Лера, по сторонам. Ндаа… никаких намеков на динамики. Быстрее наверх. Выбежала из дома. Голова гудела, словно колокол. Осмотрелась. Среди деревьев мелькнул силуэт. Другой человек рванул бы прочь, но преодоленный страх и понимание того, что приведения не бегают по чащам, внушил только одно: не догонишь, не поймаешь – не узнаешь. И тут пригодились каждодневные утренние пробежки. Ошибки быть не может: очень шустрый мальчуган удирал от меня по трамвайным рельсам, быстро завернув за угол. «Ушёл, засранец. Если бы не ударил меня по голове, точно бы догнала», - в двойном разочаровании из последних сил я преодолевала расстояние. Каково же было моё удивление, когда на соседней улице худощавый работник музейного дела, Андрей, держал за ухо моего беглеца.

- От… от… откуда Вы узнали, что… что я окажусь здесь, - в недоумении не могла успокоиться.

- Отдышитесь сначала, Лера. С Вами всё нормально? Всё было довольно предсказуемо. Куда Вы могли бы ещё пойти, как ни сюда, после долгих расспросов?

- Меня кто-то ударил по голове. Ничего, пройдёт. А Вы что здесь делали, следили за мной?!

- Исключительно во благо, пока Вы не влипли в какую-нибудь нехорошую историю. Сначала за Вами, а потом и за Вашим «приведением». Женщины все такие любопытные и настырные?

- Отпустите меня, - завопил мальчик, про которого мы временно забыли.

- Ещё чего. Пока ты нам не расскажешь, что ты делал на «Даче Эльзы» и как сумел воспроизвести шаги и вой…

Лопоухий подросток хмыкнул, посмотрел на нас исподлобья, как волчонок, всем своим видом давая знать – ничего не расскажу.

- Предлагаю бартер: ты нам информацию, мы тебя отпускаем без комнаты полиции, - предложил Андрей.

- Куда от Вас денешься, не отцепитесь же просто так, - неохотно согласился мальчуган.

Глава 6.

Сентябрь 1905 года. Городъ Пятигорскъ

Въ концѣ января сего года произошло событіе, которое въ корнѣ теперь перевернетъ нашу дальнѣйшую жизнь. Именно оно, «кровавое воскресеніе» на Ходынке стало послѣдней искрой нарастающихъ революціонныхъ волненій. Горько представить, сколько погибло людей… Не знаю, къ чему приведетъ всё это, но возвратившійся mein Liebster [15] сильно обезпокоенъ ситуаціей внутри страны и за ея предѣлами.

«Эльза» наконецъ открыла свои двери для гостей. Мы нѣсколько не ожидали такого количества состоятельныхъ отдыхающихъ. Какъ оказалось, слава о новомъ «аристократическомъ», изысканномъ, но тихомъ пансіонѣ разлетается съ большей скоростью, нежели мы могли только подумать.

Mein Herzblatt [16] вернулся домой нѣсколько озадаченъ и въ глубочайшихъ раздумьяхъ. Нѣчто невѣдомое и страшное видѣлъ онъ на войнѣ съ японцами, о чёмъ хранитъ молчаніе. Рѣшилъ помѣнять имя и отчество, теперь mein Liebster – Александръ Александровичъ Гукасовъ. Называю его теперь, - мой Саша, съ удареніемъ на послѣдній слогъ, что всенепремѣнно вызываетъ довольную улыбку. Нынче Александръ Александровичъ былъ избранъ гласнымъ городской думы. Въ планахъ открыть въ курортномъ паркѣ, напротивъ Казенной гостиницы, кофейню-кондитерскую. Надо же дать ещё большій размахъ знаменитымъ ванильнымъ булочкамъ. Однако прожектъ нашего архитектора Гущина не спѣшили принимать, въ силу земельныхъ разногласій. Но Саша убѣдилъ Управленіе Водъ своимъ предложеніемъ: отдать будущее помѣщеніе въ собственность города, а самому остаться простымъ нанимателемъ. Онъ готовъ бороться, строить, открывать нѣчто новое, вступать въ горное общество, становиться меценатомъ, что угодно, дабы я меньше видѣла его печальныя глаза. Мein Liebster ждётъ наслѣдника. Но что я могу подѣлать…

Ноябрь 1911 года. Городъ Пятигорскъ

Замёрзъ Ніагарскій Водопадъ. Глыба, созданная природой. Моё крохотное сердцѣ тоже замёрзло. Навсегда. Мы разстались съ Александромъ Александровичемъ. Лишь горькая боль и пустота. Больше ничего.

«Эльза» пріобрѣтаетъ всю большую популярность. Окончательно не сойти съ ума мнѣ не даютъ постояльцы дачи. Забота о томъ, чтобы всё было безупречно – моё единственное спасеніе. Страшно подумать, если бы съ особнякомъ сдѣлалось нѣчто дурное. Мнѣ жутка одна лишь мысль.

Люди любятъ обсуждать чужія поломанныя судьбы, добавляя при этомъ небылицы и сплетни. Недавно я получила непріятное письмо, почему необыкновенная форма зданія «Кофейни» напоминаетъ парусный корабль. Да, по прожекту оригинальный входъ и веранду, словно капитанскій мостикъ, пронизывали сквозныя круглыя башенки, съ причудливыми «китайскими» куполами, внутри которыхъ находились свѣтовыя барабаны. По домысламъ анонима «Александръ влюбился въ дѣвушку, которая не отвѣчала ему взаимностью, но была безъ ума отъ морскихъ парусниковъ. Тогда Вашъ мужъ рѣшилъ построить кофейню съ очертаніями корабля, молодая особа не выдержала ухаживаній, въ результатѣ чего Вашъ бракъ былъ разрушенъ разъ и навсегда»

Не повѣрила ни единому слову. Всё чушь. И всё же стало невообразимо больно. Внѣшне злыя завистники никогда не увидятъ моего горя. Въ тотъ же часъ мнѣ захотѣлось устроить цѣлую гряду шикарныхъ баловъ и пріёмовъ съ новыми туалетами, привезенными изъ Парижа, съ упоеніемъ только что купленнаго аромата «Bouquet de Catherine» отъ парфюмера Эрнеста Бо. Устроить праздникъ, кой видывалъ Версаль и Царскій Дворецъ.

Нѣкоторое время балы и маскарады, шумныя празднества помогали скрашивать пустоту. Едва же уѣзжалъ послѣдній гость, меня снова настигала волна отчаянія.

Злыя языки не унимались. Теперь моё богатство и независимость связывали съ тёмными силами. Въ глазахъ людей я стала вѣдьмою. По всей видимости, сыгралъ злую шутку флаконъ съ новомоднымъ средствомъ для мытья волосъ. Однажды вечеромъ въ мою ванную залѣзъ der neugierige junge [17], долго разсматривалъ пузырьки, цвѣтныя мыла ручной работы, и неожиданно для себя наткнулся на фіалковый шампунь съ изображеніемъ черноволосой головы. Конечно, такой не купишь въ лавкѣ колоніальныхъ товаровъ торговаго товарищества «Абрикосовъ и сыновья». Флаконъ съ чудо-содержимымъ Ханса Шварцконфа мнѣ переправили изъ Deutschland [18]. Но его испугъ при видѣ головы брюнетки на этикеткѣ былъ неподражаемъ, словно въ рукахъ оказалась медуза-Горгона. Я, застукавъ der neugierige junge, впервые за долгое время отъ всей души разсмѣялась. А моего нежданнаго посѣтителя ванной комнаты словно сдуло вѣтромъ. Поползли слухи.

Масла въ огонь добавила христіанская доброта. У одной изъ кухарокъ «Эльзы» тяжело заболѣла мать. Въ голову не могло прійти, что изъ-за подареннаго «сарептинского» бальзама меня окончательно сочтутъ вѣдьмой. Бальзамъ изъ Сарепты былъ извѣстенъ ещё съ 1830 года, когда славный городъ моихъ предковъ излѣчилъ имъ тысячи жизней отъ свирѣпствовавшей тогда холеры. Тяжелобольная, надо сказать, вылѣчилась. Гдѣ же хоть капля благодарности…

А окончательно сгубилъ мою репутацію недавній инцидентъ во время послѣдняго бала. Въ разгаръ праздника, балконъ третьяго этажа не выдержалъ тяжести вышедшихъ на него персонъ и рухнулъ внизъ. Погибли люди. Послѣ происшествія мнѣ стало не до общества, окончательно замкнулась.

Послѣдняя отрада – садъ дачи «Эльзы». Я на порогѣ открытія новаго сорта винограда «Шасль», который будетъ обладать уникальными лѣчебными свойствами. Удивительное растеніе виноградъ. Требуетъ кропотливаго ухода, словно дитя. Впервые «Шасль» съ чёрными и бѣлыми ягодами былъ обнаруженъ въ оазисѣ Фаумъ около Каира въ Египтѣ. Изъ страны пирамидъ сортъ попалъ въ Малую Азію, его выращивали даже въ Константинополѣ. Европа узнала этотъ дивный столовый виноградъ со времени Юлія Цезаря, позже сортъ попалъ въ Швейцарію и Францію. Готова говорить про «Шасль» безконечно, а наши дремучія сплетники застряли въ своёмъ маленькомъ міркѣ и не желаютъ изъ него выбираться. Я мѣшаю имъ даже тѣмъ что тихо копаюсь въ собственномъ саду, по ихъ разумѣнію колдуя и заговаривая виноградъ. Даже представляю, какъ въ ихъ глазахъ видится мой досугъ: сплошныя спиритическія сеансы и раскладываніе картъ Таро.

Какъ же я устала отъ досужихъ разговоровъ…

Глава 7.

Рояль в кустах

Мальчишка привёл нас с Андреем к небольшому, но очень уютному дому. Сквозь ажурные ворота просматривался ухоженный дворик с небольшим палисадником. Чуть поодаль стоял домик в английском стиле с причудливыми небольшими окошками, деревянной резной дверью, с ручкою, стилизованной под старину. Наш беглец уверенным шагом прошёл от калитки к парадному входу и постучал, видимо, по условленному ритму. Дверь распахнулась, на пороге показался пожилой человек, совершенно не удивлённый нашим визитом.

- Проходите в дом, - дружелюбно отозвался почтенный господин.

- Это Вы приходили тогда к директору музея, я Вас сразу узнал, - выпалил Андрей.

- Да. Это был я. Пройдите, пожалуйста, в дом. Снаружи неудобно разговаривать, - вежливо настаивал новый знакомец.

Теперь деваться некуда было нам, пришлось подчиниться. Внутри было ещё более уютно, чем снаружи. В гостиной находился мягкий диван с креслами, посередине на полу лежала большая медвежья шкура, в углу пристроился камин.

- Вань, поставь-ка нам чайник на кухне, - отозвал нас из созерцания хозяин дома, обращаясь к мальчишке, а после уже и к нам, - давайте знакомиться, Леонард Павлович Торле.

- Андрей.

- Евлария. Или Лера.

- Что привело Вас в замок? – в голосе Леонарда Павловича звучал лёгкий металлический оттенок.

- Ну, явно не праздное любопытство, не любовь к граффити и не желание покончить с собой, а вот как Вы связаны с дачей? - Вспылила я.

- Иван, это ты барышню по голове ударил? Я, кажется, просил тебя не применять физическую силу, - будто не замечая моего встречного вопроса, господин Торле крикнул мальчику на кухню.

- Она сама виновата, - последовал ответ.

- Кажется, именно после Вашего визита в музейном фонде обнаружилась пропажа документов, - очнулся Андрей.

- Не надо лезть не в своё дело, молодой человек, - парировал Леонард Павлович.

- А вы хотите разбирательств в полиции по этому поводу и по вопросу запугивания людей неизвестным пока мне способом и желаете, чтобы я написала заявление из-за удара по голове? – сил моих больше не было.

- Голубушка. Евлария, - тон почтенного господина немного смягчился, - Никаких заявлений, пожалуй, писать не стоит. Я лишь хочу убедиться, что Вы пришли с добрыми намерениями, а не хотите купить земельный участок с аукциона и не сравнять величайшее архитектурное наследие города.

- Ничего мы рушить не собираемся. Скажите, зачем Вы пугаете людей? И как Вам это удаётся? – Не унимался Андрей.

- Всё просто. Повадились туда лазить всякие неформалы, психопаты, граффитисты-любители, неудачники-поэты. Больше всего, конечно, осквернения от «художников» местного разлива и вандалов. Тут мне и пришла мысль как отпугнуть незваных гостей. В особняке очень хорошая вентиляционная система. Мне ничего не стоило немного её модернизировать за пределами дома. Иван, мой внук, наблюдает за замком, как только видит «посетителей», отправляет мне сообщение. Я, сидя в своём кресле, включаю, так называемые «страшные» звуки и все повально уносят ноги.

- А Вы не задумывались про сердечников или нервно слабых? – меня просто потрясло то, что я слышала.

- Разве все эти люди задумывались хоть раз, что их дурацкие рисунки портят и без того безнадежное здание, много лет нуждающееся в ремонте, - разозлился Леонард Павлович.

- Откуда вдруг такая забота? Зачем Вам-то это надо? – недоумевал Андрей.

Неожиданно наш почтенный господин притих. Мы просидели несколько минут молча, уставившись друг на друга.

- Мне не безразлична судьба этого особняка. Как и её хозяйки.

- Так вот почему Вы украли документы, - озарило Андрея.

- Не перебивайте, будьте добры. Я расскажу Вам всё с одним условием, - старик устало посмотрел сначала на Андрея, потом на меня.

- Какое условие, - выпалили мы с музейным работником в один голос.

- Вы найдёте Эльзу, - с надеждой произнёс Леонард Павлович.

- Мы постараемся насколько это возможно.

- Ну что ж. Вы дали мне слово. Теперь я могу поведать Вам одну историю, - почтенный хозяин устроился в кресле поудобнее, - Да. Многое связывало с этим замком. В 1905 году открылся первый сезон для отдыхающих. Мой отец был нанят в качестве приходящего по вечерам пианиста. И до восемнадцатого года он играл на рояле в шикарной гостиной Шуберта, Штрауса… А потом эмиграция, скитания по Европе, война. Но всю жизнь он вспоминал курортный Пятигорскъ, дачный пансионат «Эльза», летние вечера, безукоризненную хозяйку, в которую он был тайно влюблён. Отец признался в этом практически на смертном одре. Но у него была семья. А она до безумия обожала своего мужа. Красивая. Гордая. Непоколебимая. Елизавета или Эльза происходила из семьи богатых немецких купцов колонии Каррас, нынче Иноземцево. Мой отец был свидетелем трагедии жизни Эльзы, не мог на неё смотреть после расставания с мужем. Она была одинока, несчастна и единственным утешением был пансионат. Фортуна точно любила Эльзу. Мне почему-то кажется, что это была компенсация жизни за расставание с любимым человеком. Забавно, но из-за сопутствующего успеха поползли слухи, что она связана с темными силами. Только всё это глупость. Величайшая глупость, ибо Елизавета была образованной молодой женщиной. Ей даже удалось вывести новый сорт какого-то лечебного винограда. В общем, дело процветало до октябрьской революции, в двадцатых годах её лишили дачи. Большего удара придумать было нельзя. Вероятно, сыграла роль жалоба квартирантов в феврале 1916 года, тогда Эльзу просто оштрафовали за произвольное повышение квартплаты. В революцию наша семья была вынуждена эмигрировать. И отец остаток жизни тихо сходил с ума по своей гордой немке. Мама, по всей видимости, догадывалась, но молчала во имя сохранения семьи. Долетали редкие слухи, будто в дом ворвались большевики, расстреляли её и замуровали в стену. Отец не верил. До конца своих дней. И попросил меня разобраться в этом деле, - тут Леонард Павлович остановился и замер, уставившись в одну точку.

- Что было дальше? – Меня просто иссушала жажда любопытства.

- Потом… Я долго не мог приехать в Россию. Как только появилась такая возможность, купил этот славный домик в Пятигорске. Начал изучать архивы. Стало известно, что после национализации особняка Елизавета Власьевна Гукасова потеряла последний кров. Идти ей было некуда. Отзывчивый бывший муж – Александр Александрович Гукасов – помог ей в строительстве небольшого кирпичного домика недалеко от Дачи «Эльзы», куда переехала Елизавета в 1926 году. Где она была с 1920 по 1926 год мне неизвестно. Старожилы говорят, что она просила крова у своих соседей, взамен предлагая дорогие драгоценные украшения. Только они боялись не то новой власти, не то её саму, поэтому усилия Эльзы были тщетны. В построенном домике по улице Павлова она прожила до тридцатых годов, откуда её снова выселили: необходимо была жилплощадь для семей служащих ГУВД. Потеряв последний кров, Елизавета Власьевна исчезла. Появилась только в годы немецкой оккупации. Вероятно, она надеялась, что немцы вернут ей Дачу или хотя бы маленький домик. Время немецкой оккупации продлилось недолго. Советская власть предложила ей покинуть город. Эльза была уже немолода, больна и одинока для новых начинаний. Наверное, мечтала умереть в родных стенах. Но все мольбы и просьбы о выделении любой жилой площади в построенных зданиях были тщетны. Она получила отказ. Куда было деться – пришлось уехать из города. Одни люди говорят – в город Нальчик, другие – в город Ставрополь. Вот, пожалуй, и всё. Следы её теряются. Больше я ничего не нашел.

- Дааа… Слов нет. Значит, искать надо в Ставрополе или Нальчике, - потрясенно произнес Андрей.

- С чего начнём? – озадаченно спросила я.

Глава 8.

Декабрь 1921 года. Городъ Пятигорскъ

Когда-то мнѣ казалось, что жизнь кончена, разъ семьи больше нѣтъ. Однако какъ же я глубоко заблуждалась. Послѣдняя ниточка съ прошлымъ оборвалась. Теперь въ моёмъ домѣ совсѣмъ другія постояльцы. Міръ перевернулся. Идти некуда. Даже за плату никто изъ сосѣдей не пожелалъ раздѣлить кровъ. Люди напуганы и пребываютъ въ оцѣпенѣніи. Александръ былъ вынужденъ смириться съ націонализаціей кофейни. А нынѣшняя власть «радушно позволила» ему остаться и продолжить своё дѣло на благо новоиспеченной родины. Если эти записи найдутъ, боюсь меня повѣсятъ или разстрѣляютъ. Хотя бы за предыдущую мысль или за то, что «буржуйка», или даже за привычку писать въ соотвѣтствіи со старой орѳографіей, что само по себѣ нонсенсъ. Не видѣла своего отраженія въ зеркалѣ много времени, страшно представить, во что я медленно превращаюсь. Самое ужасное – потерять въ себѣ послѣднія жалкія крохи человѣколюбія, опуститься и сойти съ ума…

Февраль 1927 года. Городъ Пятигорскъ

Надолго ли? Надолго ли, - спрашиваю я себя, - это затишьѣ? Теперь ѣсть свой кровъ, маленькій домикъ рядышкомъ съ «Эльзой». Всё благодаря Александру Александровичу. Внутреннее чутьѣ подсказываетъ, что скоро придутъ и за мной. Но пока радуюсь каждому прожитому дню рядомъ со своимъ дѣтищемъ.

Іюнь 1930 года. Городъ Пятигорскъ

Нѣтъ силъ писать. Забрали послѣднее – маленькій уютный домикъ на улицѣ Павлова. «Попросили» освободить помѣщеніе и уѣхать изъ города въ ближайшія двадцать четыре часа. Куда уѣзжать больной, старѣющей и одинокой женщинѣ?

Глава 9.

От печали до радости

- Как найти человека, который давно умер, последнее место жительства знаем условно, - раскачиваясь на стуле, я рассуждала вслух.

- Давай начнём с того, что есть два города: Нальчик и Ставрополь, - начал было Андрей и замолк.

- Хорошо. Есть два населенных пункта. Ну не бродить же по старым кладбищам и не рассматривать надписи на могильных плитах…

Музейный работник погрузился в молчаливое размышление, а спустя несколько минут изрёк:

- Эльза была по происхождению немкою, логично было бы предположить, что она – лютеранка. Не думаю, что много погостов, где хранили людей этого вероисповедания.

- При советской власти, а в войну всех вообще без особого разбора хоронили. Да и совсем не факт, что на её могиле есть какие-либо таблички, может, просто стоит себе безымянная металлическая гробница… Но мысль верная, Елизавета могла податься в лютеранскую общину, где могли бы быть хоть небольшие зацепки. По крайней мере, можем точно установить город, - меня понесло в теоретических версиях.

- Тогда, первое, что делаем, устанавливаем, были ли кирхи или хоть какое-либо связующие звенья. Запись о смерти к тому времени, правда, фиксировали ЗАГСы, - Андрей нахмурил брови.

- Попробуем отправить запросы, может быть, нам повезёт, и пообщаемся со старожилами лютеранских общин, если таковые есть.

Мы начали искать параллельно в Нальчике и в Ставрополе.

Отправились к старожилам, предполагая, что фортуна нам улыбнётся. К сожалению, нас ждало горькое разочарование. Никто ничего так и не вспомнил. Общины прекратили своё существование в тридцатых годах прошлого века, а возродились в начале девяностых. Многие документы были утрачены, сожжены.

Ответы на запросы в ЗАГС были словно братья близнецы. Суть их заключалась в том, что если ты не являешься родственником, то необходимо представить нотариально удостоверенные доверенности от всех здравствующим близких родственников. В целом, получить информацию нам было больше неоткуда. Правда жизни.

Разбитые и поникшие духом с Андреем мы приехали к Леонарду Павловичу. Быть может, он что-то вспомнит.

- Дааа… Поразительное дело. Получается, что единственный источник - ЗАГС. И снова тупик, - огорчился наш почтенный господин.

- Может быть, Вы вспомните девичью фамилию Эльзы, так мы могли бы поискать родственников?

- Боже мой, откуда я могу знать такие тонкости, - вздыхал Леонард Павлович, - знаю, что бывший муж Эльзы был арестован вместе с женой и дочерьми в тридцать третьем, его отнесли к «врагам народа». Отправили всю семью в Сибирь на поселение, кажется, в город Томск. В сороковом реабилитировали. Александр Александрович вернулся и долго работал в кофейне, переделанной советами в диетическую столовую. Где-то в сорок седьмом, когда ему уже было восемьдесят семь, умер в семье дочери. Только как это может помочь, я не ведаю…

Понимая, что большего нам не узнать, все вернулись к прежней тихой будничной жизни. Приближалось время Пасхи. Мы красили яйца и пекли куличи. По старой, заведённой в советское время, неискоренимой традиции в воскресенье отправились на кладбище. Начал накрапывать небольшой дождик. Погода категорически портилась. Семья откомандировала меня отвезти бабулю домой. Мы шли вместе под зонтиком мимо надгробий и безымянных могил. Философские рассуждения овладевали бабушкой, она то и дело рисовала картинки прошлого. Я витала где-то в облаках своих мыслей, особо её не слушая. Дойдя до очередной безымянной, скромной, но ухоженной могилы, бабуля что-то пролепетала себе под нос.

- Что ты говоришь, ба? – я подумала, что мне послышалось.

- Пока, Эльза, - повторила чуть слышно бабушка, будто в беспамятстве.

Я встала посередине гравийной дорожки, как вкопанная.

- Повтори ещё раз, - я не верила своим ушам.

- Ничего особенного, пойдём, - проворчала она и ткнула меня тростью в спину. Но мой мозг словно парализовало от такой неожиданности.

- Выходит дело, ты знала, и всё это время молчала, - я слегка отошла от шока.

Бабушка попыталась увильнуть, однако, не тут-то было. Она присела на соседнюю лавочку, вздохнула:

- Кто ж меня за язык тянул… Она приехала совсем одна. Постаревшая. Угрюмая. Красота этой гордой некогда женщины канула в небытие. Никто не желал ей помогать, даже за ключ к спрятанным где-то в Пятигорске сокровищам ни нашлось желающих дать хлеб и кров. Особенно, после войны, ты сама должна сознавать, она же была немкою и ездила просить оккупантов, этих фашистов, вернуть ей дачу или хотя бы дом, где она недолго прожила после революции… Народ и так не по-доброму относился к ней. Мне, поначалу, тоже вспоминались её строгость, в каких-то моментах, граничащая с жестокостью. Но сильные люди тоже ломаются. Так и Эльзу сжигало изнутри та картина, во что она превращалась. Но моё отношение изменилось после того, как Елизавета спасла твоего деда от туберкулёза какими-то снадобьями или бальзамами, когда медицина от него отказалась. Взамен попросила только о том, чтобы первую родившуюся девочку в нашей семье назвали Евой. Жила она последние годы тихо, также бесшумно и умерла…

Шёл небольшой дождик. Над городом, словно огромный подвесной мост, появлялась радуга. Андрей, Леонард Павлович и я стояли на гравийной дорожке. Наш почтенный господин положил белые розы на могилу и тихими ровными шагами пошёл по направлению к выходу, на половине дороги обернулся, посмотрел на нас и побрёл дальше.

Эпилог

9 мая 1945 года. Градъ Креста

Сегодня по радіо объявили, что война кончилась. Недологъ и мой вѣкъ. Что стало съ той жизнерадостной, волевой молодой женщиной? Въ отраженіи – старуха. Нѣтъ, это не я вовсе. Развѣ всё это происходило со мной? Просто приснился большой красивый замокъ съ ажурными балконами, сказочными башенками, какъ съ открытокъ дѣтства. Можетъ, я просто всё выдумала? Не было любви, не было баловъ, не было былого счастья… На улицѣ – салютъ и радость, чьи-то новыя надежды обрѣтаютъ смыслъ. Мнѣ осталось не такъ много. Я покину этотъ міръ въ ту пору, когда земля будетъ ещё промёрзлая, но первое дыханіе весны обрѣтетъ свободу въ насыщенномъ маслянистомъ воздухѣ. Утромъ, когда изморозь ещё обладаетъ властью надъ травой, когда первыя лучи солнца коснутся земли. Но милое дитя, ангельское сокровищѣ, которымъ меня не наградилъ Богъ, будетъ когда-нибудь бѣгать по мокрой травѣ, пока её не позовётъ мама:

- Ева, скорѣй домой, ты совсѣмъ промочишь ножки…

[1] Моего деда

[2] Там жили мои прародители.

[3] Моего отца

[4] Моё внимание

[5] Маму с братьями

[6] Немножко

[7] Кусочек моего сердца (нем. обращение)

[8] Для верховой езды

[9] Мой любимый

[10] Видит Бог, как я хочу детей

[11] Кусочка моего сердца (нем. обращение)

[12] Мой любимый

[13] Мой отец

[14] Взаимному согласию

[15] Мой любимый

[16] Кусочка моего сердца (нем. обращение)

[17] Любопытный мальчик

[18] Германии

Дата добавления: 2015-08-20