Глава 2. Начало активной деятельности генерала Деникина в Гражданской войне.

Совершенно неожиданное для генерала его назначение на должность начальника штаба при Верховном главнокомандующем воплотилось наяву и Антон Иванович вступил в назначенную должность с 10 апреля 1917 года. Однако на тот момент роль верховного главнокомандующего русской армии исполнял генерал М.В. Алексеев, который не скрывал обиды по поводу назначения Антона Ивановича и после первой встречи долгое время сохранял холодок в их отношениях. Но перед самой отставкой Алексеева, после недолго, но весьма тесного общения, их взаимоотношения налаживались.

Смещение Алексеева с должности главнокомандующего послужило толчком для ухода и А.И. Деникина, который признавался, что должность начальника штаба главковерха с каждым днем тяготила все больше и больше, да и работа с новым верховным главнокомандующим А.А. Брусиловым в нравственном отношении была бы крайне тяжелой, слишком были различны их взгляды и принципы.^[13]

Антон Иванович отправляется командовать Западным фронтом, где для него открывалось широкое поле деятельности, можно было с успехом развивать боевые операции. Именно здесь Деникин и начал проводить свою собственную политику. В силу того, что над фронтом не было особого контроля, то Деникин чувствовал полную волю в действиях. Желание Деникина сохранить армию, обусловило его агрессивную позицию в отношении немцев, с которыми еще продолжалась война.

События октября 1917 года и приход большевиков к власти заставили бежать Антона Ивановича на Юг России вместе и с другими генералами. Вскоре была организована Добровольческая армия, командовать которой стал Корнилов, а Деникин был назначен его заместителем. «Цели, которые ставила себе зарождавшаяся армия, исключали возможность какого-либо комиссариата с центральными державами. Большевики и немцы совместно разрушали Россию, а потому рассматривались под тем же углом зрения. Борьба с большевиками являлась продолжением борьбы с германским империализмом».^[14]

Не стоит забывать о том тяжелом состоянии, в котором находилась Добровольческая армия, ведь по численности они серьезно уступали войскам большевиков, кроме того им постоянно приходилось лавировать во взаимоотношениях с казачеством, старающимися сохранять нейтралитет в начавшейся Гражданской войне. В это же самое время с севера надвигались большевистские части, которые были готовы в любой момент окружить малочисленную и слабо организованную Добровольческую армию. Обстановка на Дону накалялась. Дабы как-то решить эту проблему генералы со своим не многочисленным войском перебрались из Новочеркасска в Ростов, но и там не успев развернуть свои кадры, Добровольческая армия была вынуждена покинуть город в начале февраля под натиском частей Антонова-Овсеенко и направиться на Кубань.

Начинался первый поход армии, который будет именоваться «Ледяным». Когда Добровольцы отступали, то до Армии доходили рассказы о зверствах, которые учинили большевики, занявшие города. «Город наполнялся стонами и плачем отцов, матерей, жен, братьев, сестер по убитым, изнасилованным и замученным на их же глазах родственниках. Убивали всех, кто так или иначе подвертывался под руку».^[15] «Итак, - резюмировал Деникин - инертность, слабоволие, беспринципность, семья, «профессиональная привычка» создавали понемногу прочные офицерские кадры Красной армии, поднимавшие на добровольцев братоубийственную руку».^[16] Еще Деникин вспоминает: «Но пришли чужие люди - красногвардейцы и солдатские эшелоны, и цветущие села и станицы обагрились кровью и заревом пожаров...».^[17] Винить в терроре исключительно большевистские отряды было бы большой ошибкой, так как такому же злодеянию были подвержены и белые войска, что еще больше пошатнуло их авторитет.

«Вот она новая трагедия русского офицерства!...

Мимо пленных через площадь проходили одна за другой добровольческие части. В глазах добровольцев презрение и ненависть. Раздаются ругательства и угрозы. Лица пленных мертвенно бледны. Только близость штаба спасает их от расправы.

Проходит генерал Алексеев. Он взволнованно и возмущенно упрекает пленных офицеров. И с его уст срывается тяжелое бранное слово. Корнилов решает участь пленных:

- Предать полевому суду.

Оправдания обычны: «Не знал о существовании Добровольческой армии»... «Не вел стрельбы»... «Заставили служить невольно, не выпускали»... «Держали под надзором семью»...

Полевой суд счел обвинение недоказанным. В сущности, не оправдал, а простил. Этот первый приговор был принят в армии спокойно, но вызвал двоякое к себе отношение».^[18]

Интересно заметить, что Ипполитов Г.М. и вовсе оправдывает в этом вопросе Добровольческую армию. Он говорит, что «любая самая дисциплинированная армия, учит военная история, не может избежать до конца бесчинств по отношению к местному населению. А специфика Гражданской войны все это обостряет во много раз».^[19] Но не стоит думать, что историк готов оправдать любое действие добровольца, конечно же нет. Он только пытается объяснить такое поведение людей тем, что ни красные, ни белые вожди не смогли выработать более адекватные меры на имевшее место случаи бесчинств, они были заложниками ситуаций.

Но остановить террор, не являясь непосредственным командиром Добровольческой армии Деникин не мог. Ответственность за террор ложилась непосредственно на плечи генералов Корнилова и Алексеева и именно в этот период закладывались основы будущей политики Деникина. Когда белая армия потеряла авторитет в глазах простого народа, оказавшейся фактически отрядом узкого круга офицеров и антибольшевиков, вынужденных принять помощь интервентов.

Отход на Кубань предзнаменовал, как считали вожди, радушный прием, но 1 марта Добровольцев встретили разъяренные красные кубанцы и зажатой Добровольческой Армии не оставалось ничего, кроме, как по приказу Корнилова наступать дальше. Стало известно, что Екатеринодар занят красными и тогда уже Корнилов решил «свернуть к югу, чтобы дать уставшим полкам отдых в закубанских аулах, а затем, отдохнув, продолжить движение на Екатеринодар».^[20] Позже многие генералы высказывались против наступления на Екатеринодар, но Корнилов был непоколебим в запланированном штурме. Деникин писал: «Мы чувствовали, что первый порыв прошел, что настал предел человеческих сил, и об Екатеринодар мы разобьемся».^[21]

После оглашения приказа Корнилов и Деникин остались наедине.

«- Лавр Георгиевич, почему вы так непреклонны в этом вопросе?

- Нет другого выхода, Антон Иванович. Если не возьмем Екатеринодар, то мне останется пустить себе пулю в лоб.

- Этого вы не можете сделать. Ведь тогда остались бы брошенными тысячи жизней. Отчего же нам не оторваться от Екатеринодара, чтобы действительно отдохнуть, устроиться и скомбинировать новую операцию? Ведь в случае неудачи штурма отступить нам едва ли удастся.

- Вы выведете...».^[22] Эта последняя фраза генерала оказалась пророческой. Утром 31 марта разрывом большевистского снаряда Лавр Георгиевич был убит.

После этого последовало распоряжение Алексеева по которому в командование Добровольческой армии вступил генерал-лейтенант А.И. Деникин. Интересно заметить, что Добровольческая армия, которая во чтобы то ни стало старалась сохранить традиции армии царской России, особенно такую цементирующую, как единоначалие, неожиданно для себя поддалась системе дуализма власти. Между Алексеевым и Деникиным было разграничение полномочий: Алексеев сохранял за собой общее политическое руководство, внешние политику и финансы, а Антон Иванович унаследовал от погибшего Лавра Георгиевича верховное управление армией и командование. Новоиспеченный командующий армией знал что нужно делать дальше. Несмотря на то, что в его руках было пятитысячное войско, даже очень сильное духом, он понимал, что этого мало для установления власти во всей России. Все необходимые ресурсы для поддержания жизни армии были у большевиков, да и рассчитывать на все поступления по итогам захватнических боев было нельзя. Учитывая это все, генерал Деникин избрал политику непредрешенчества в вопросе будущей формы правления в России. Он взял курс на Задонье, где сразу же вступил в бои с красными отрядами и одержал победу. Это способствовало наведению порядка внутри своей армии, где «основу составили жестокая дисциплина, единоначалие, сильные офицерские кадр, имевшие опыт командования в мировой войне»^[23] и постановлению под свой контроль восставших к тому времени против большевиков донские станицы.

Деникин также не упускал из вида и внешнеполитическую программу, которая могла способствовать получению некоторой иностранной помощи. Не смотря на то, что западные державы не могли оказать немедленной помощи, на западе находились в непосредственной близости отряды враждебной Германии, которые вторглись в начале мая 1918 года на правобережье Дона и в Ростов. «Это событие, словно удар грома среди прояснившегося было для нас неба, поразило своей неожиданностью и грозным значением. Малочисленная Добровольческая армия, почти лишенная боевых припасов, становилась лицом к лицу одновременно с двумя враждебными факторами - советской властью и немецким нашествием, многочисленной красной гвардией и корпусами первоклассной европейской армии».^[24] Необходимо было срочно принимать важное решение, так как конечный путь был уже давно намечен. Это была Москва, свержение советской власти и освобождение России от большевизма. Добровольцы очень рисковали таким походом через Кубань, ведь на севере и юге находились красные, а на западе немцы, на востоке и вовсе протекла Волга. В данной обстановке Деникин принял решение проводить мягкий курс по отношению к Германии. Ему пришлось заменить непримиримость к немецко-большевистскому нашествию более мягкую формулу - никаких сношений с немцами.

Германской же стороне симпатизировала слабая армия Деникина, которая в самые отчаянные дни старалась не падать духом, была пропитана патриотизмом, честью и рыцарством, то на чем воспитывалось поколениями офицерство европейской армии. Так, немцы не препятствовали вербовке добровольцев на Украине и не обращали внимания на то, что патроны и снаряды, выданные атаману Краснову из украинских складов, частично переправлялись затем из Донской области в Добровольческую армию.^[25] Но позже все эти послабления вскоре были аннулированы.

Помимо всех внешних событий, которые коснулись Добровольческую армию необходимо было определиться в последующих целях и задачах движения. Наступило самое подходящее время для выработки политических документов. Первым программным политическим документом добровольчества стоит считать Декларацию Добровольческой армии, которая вышла в свет 30 апреля (13 мая) 1918 года. Затрагивая внешнеполитическую установку, то здесь оглашалось полное отрицание «сношений ни с немцами, ни с большевиками. Единственно приемлемые положения: уход из пределов России первых и разоружение и сдача вторых».^[26] из этого ясно, что принималось только союзное сношение со славянами Восточной Европы не в ущерб России. Суть же программы впоследствии была четко сформулирована: «Уничтожение большевизма, восстановление могущества, единой и неделимой России».^[27]

Данные настроения дали свои плоды. С трудом консолидировав армию Алексеев и Деникин отправились во второй кубанский поход 9 июня 1918 года. Вскоре добровольческая армия, после разгрома большевистских сил овладела Екатеринодаром, а позже и вовсе захватила почти всю Кубань. Такие положительные продвижения способствовали пополнению рядов Добровольческой армии. За это время она возросла до 40 тысяч человек, что способствовало превращению ее в боеспособную силу, что не могло не привлечь к себе западные державы, начавших искать союза с Деникиным.

Совершенно неожиданно 25 сентября 1918 года скончался М.В. Алексеев. После смерти верховного руководителя Добровольческой армии генерал Деникин принял звание Главнокомандующего. Антон Иванович был убежден, как и генерал Алексеев, что в условиях того времени только единоличная диктатура могла рассчитывать на успех в борьбе с диктатурой Кремля.^[28] Несмотря на эти важные убеждения, Деникин считал, что не обладает тем политическим авторитетом Алексеева и не сможет никак сблизиться с так необходимыми силами Колчака и Польши. Все эти помехи оставляли ему только одну надежду, надежду на сближение с интервентами - Англией и Францией.

Дата добавления: 2015-08-20