Организация сиамского феодального государства во второй половине XIV—xv В.

Организация государственной власти в королевстве Аютия (Сиам) в первый век ее существования, так же как и в Суко-таи, была довольно примитивна. В центре государства находился королевский домен (земли, окружающие столицу). Вокруг него были расположены четыре так называемые внутренние провин­ции: Лопбури (Лаво) — на севере, Пра Патом — на юге, Супан-бури — на западе, Након Найок — на востоке, где правили принцы — дети или внуки короля. За ними лежала полоса внеш­них провинций, где правили обычно представители местной знати, а на периферии государства лежали вассальные княжества, прочность связей которых с центром зависела в каждый данный момент от личного авторитета и военной силы правяще­го короля. В этот период один сильный удар извне или сколько-нибудь серьезное внутреннее потрясение легко могли превра­тить Аютию (как перед этим Сукотаи) в конгломерат мелких независимых друг от друга владений.

Но развитие феодального государства в Сиаме не останови­лось на этом этапе. Уже во второй половине XIV в. в Аютии-стали действовать четыре министерства, во главе которых стоя­ли чиновники с чисто тайскими титулами: кун на — министерст­во земледелия; кун кланг — министерство финансов; кун ванг — министерство Двора, выполнявшее также судебные функций; кун мыанг — министерство внутренних дел, ведавшее охраной порядка, по-видимому, лишь в пределах королевского домена.

В XV в. централизация власти в Сиаме получила дальнейшее развитие и увенчалась в середине столетия реформами ко­роля Боромограйлоканата (1448—1488), которые законодатель­но оформили систему сиамской феодальной государственности. Законы Боромотрайлоканата действовали в Сиаме до конца XIX в.

Среди западных историков существует практически едино­душное мнение, что прелюдией к реформам Боромотрайлокана­та, резко изменившим облик сиамского общества, были захват сиамскими войсками в 1431 г. Ангкора — столицы пришедшей в упадок Кхмерской империи и последовавший затем массовый угон в Сиам представителей кхмерской верхушки (брахманов, чиновников, юристов, идеологов и т. п.).

Действительно, в законах Боромотрайлоканата богато пред­ставлена санскритская терминология, несомненно заимствован­ная через Кампучию. Очевидно также, что курс на обожествление короля, начавшийся в середине XV в., был принят не без влияния культа девараджи (бога-царя), существовавшего в Ангкорской Кампучии. Не случайно, конечно, что в такой чисто буддийской стране, как Сиам, крайне сложную и торжествен­ную церемонию коронации (превращающей простого смертного в некое божественное существо, отделенное от всех своих под­данных, включая ближайших родственников, неизмеримой ди­станцией), эту важнейшую политическую акцию с XV в. до на­ших дней выполняют придворные брахманы, прямые наследники придворных брахманов Кхмерской империи.

Наконец, идеологические обоснования права на власть ко­роля и феодального класса также во многом восходят к индий­ским юридическим теориям, перенятым главным образом через Кампучию.

Но если сравнить в целом сиамскую государственную систе­му с кхмерской, то станет ясно, чго они были совершенно различны[47]. Отдельные черты сиамского феодализма, имеющие аналогии в средневековых Индии и Китае, также не меняют то­го факта, что сиамская государственная система, сложившая­ся во всех основных чертах в середине XV в. и функциониро­вавшая до второй половины XIX в., отличалась глубокой само­бытностью и прекрасной приспособленностью к конкретным местным условиям.

Формально аютийская монархия отнюдь не была самодер­жавной деспотией, и король отнюдь не был волен поступать как ему вздумается.

Вступая на трон, сиамский король приносил присягу из 26 пунктов, которые по глубине своей социальной демагогии, пожалуй, даже превосходили декларации сукотайских королей. Он торжественно обещал: предоставлять блага тем, кто их за­служивает; соблюдать чистоту совести, тела и слова; не жалеть богатств, которые он раздает; быть честным; быть вежливым и не упрямым; исполнять предписания религии, чтобы преодолеть свои недостатки; не впадать в гнев; не причинять зла своему народу; быть терпеливым; всегда идти по пути справедливости; заботиться о, развитии производства; заботиться о нуждах на­рода; добиваться, чтобы его любили; подыскивать кроткие сло­ва, чтобы его любили; заниматься образованием своей жены и детей; поддерживать хорошие отношения с чужеземными стра­нами; поддерживать членов королевской семьи; развивать зем­леделие, распределяя зерно, сельскохозяйственные орудия и скот; заботиться о счастье народа; уважать ученых и поддер­живать их; заботиться о счастье животных; запрещать людям плохо управлять своей жизнью и направлять их на правильный путь; помогать беднякам, не имеющим профессии; советоваться с учеными, чтобы точно знать хороший и плохой путь; с пол­ной ясностью духа изучать науки; подавлять в себе малейшую алчную мысль [13, с. 58—591.

Эта своеобразная «феодальная конституция» отражает страшные потрясения XIII в. и неустойчивое равновесие XIV в., когда новая власть еще не консолидировалась настолько, что­бы диктовать крестьянству свою волю, не вдаваясь ни в какие объяснения.

Но у этой «конституции» с самого начала был один весьма существенный дефект. Она не предусматривала никакого орга­на, который бы контролировал выполнение монархом своих прекрасных обещаний. Король обязывался советоваться во всех важных делах со сведущими (учеными) людьми. Но круг этих советников никак не был очерчен, их право низложить коро­ля — нарушителя присяги не было нигде записано (или по край­ней мере не было отражено в дошедших до нас документах).

В соответствии с неписаным правилом король вплоть до XIX в. часто не просто наследовал корону, а избирался, но круг избирателей не был строго фиксирован, и фактически этот обычай быстро выродился в кровавую борьбу различных феодальных клик за власть. В законодательном порядке была за­фиксирована (буквально по часам) ежедневная программа дея­тельности короля, которую он теоретически обязан был выпол­нять скрупулезнейшим образом. Согласно этой программе, по­мимо государственной деятельности и самообразования, королю отводилось только 5—6 часов на сон и очень небольшое время на личную жизнь.

Но все это было лишь витриной сиамской монархии.

Сущность ее в эпоху расцвета заключалась в тщательно продуманной, жестко иерархизированной всеохватывающей ор­ганизации правящего класса, главной задачей которой было подавление эксплуатируемых масс (крестьян и ремесленников), а вспомогательной задачей — не менее жесткое подавление от­дельных феодалов, которые свои личные интересы противопо­ставляли интересам феодального государства в целом. Вспо­могательная задача в законах Боромотрайлоканата внешне как будто выступает на первый план, однако по всему своему духу это законодательство, резко противопоставляющее титулован­ную знать и чиновников простолюдинам, прежде всего антикре­стьянское.

Законы Боромотрайлоканата фиксируют деление сиамского общества на пять основных сословий — три эксплуататорских (наследственная знать, чиновники, духовенство) и два эксплуа­тируемых (лично свободные простолюдины и «рабы», т. е. лю­ди, лишенные личной свободы). Два последних сословия с те­чением времени все больше сближались по своему социальному положению.

К наследственной знати, в строгом смысле этого слова, за­коны Боромотрайлоканата причисляли только прямых потомков короля, их титул в каждом следующем поколении уменьшался на одну ступень. Так, сын короля от Главной супруги (короле­вы) носил титул Чао фа (что-то вроде герцога или великого князя), его дети, в свою очередь, носили более низкий титул пра онг чао, внуки — титул мои чау, правнуки — мои рача ван-са, праправнуки — мом лыанг. Носители двух последних титу­лов получали от казны весьма скромное пособие, а дети мом лыангов вообще переходили в податное сословие, если они не могли устроиться в чиновничьем аппарате и получать доходы уже как государственные чиновники, а не как наследственная знать.

Наследственные права знати некоролевских родов законами Боромотрайлоканата были попросту отменены. Чиновники со­хранили внешне все отличия и привилегии дворянства, которы­ми это сословие пользовалось в большинстве стран Европы и Западной Азии; но вместе с потерей должности они теряли все.

Статус чиновника внутри феодального государственного ап­парата определялся четырьмя показателями. Первым и глав­нейшим был показатель «знака достоинства», так называемый сакди на — цифра, определяющая размер земельной площади, которая ему полагалась за несение службы. Так, министр выс­шего ранга имел «сакди на» — 10 тыс. единиц, что соответство­вало земельной площади 10 тыс. рай (1600 га) [13, с. 61]. Чи­новники самого низкого ранга, из тех, кто назначался непосред­ственно королем, имели «сакди на» — 400, что соответствовало 64 га.

Система «сакди на» иерархически охватывала не только со­словие чиновников, но и все сиамское общество начиная от на­следника престола (вице-короля) — упарата (100 тыс. «сакди на») до последнего нищего, имевшего символическое «сакди на» в 5 единиц, хотя он, естественно, не обладал никакими земель­ными владениями. Система «сакди на» четко выражала систе­му не столько служебного, сколько социального старшинства. Хотя теоретически все подданные монарха были равны, как его рабы, все судебные тяжбы решались со строгим учетом «сакди на» тяжущихся. Наказание или штраф за преступление против какого-либо лица возрастало строго пропорционально размеру «сакди на» потерпевшего [13, с. 61].

Система «сакди на» имела также и другой аспект. Устано­вив максимальный участок сиамского крестьянина в 4 га (25 «сакди на»), она препятствовала концентрации земли в сиам­ской деревне без разрешения властей.

Между официальными чиновниками-феодалами и крестьян­ством находился промежуточный слой деревенской верхушки — мелкие чиновники, «сакди на» которых (от 25 до 400 единиц) устанавливался министрами или местными властями. В отличие от «настоящих» королевских чиновников эта социальная груп­па, так же как и крестьяне, несла повинности, но имела возмож­ности, продвигаясь по службе, попасть в разряд полноправных феодалов (с «сакди на» от 400 единиц и выше).

Практически «сакди на» не всегда совпадала с реальными земельными владениями его владельцев, поскольку в Сиаме по­мещичье землевладение было, как правило, очень слабо разви­то. Крупные поместья имели только представители самых выс­ших рангов. Обычно же «сакди на» означало пожалование зем-Я,и вместе с сидевшими на ней крестьянами из расчета 25 рай на одно крестьянское хозяйство. Таким образом, чиновник с «сакди на» в 400 единиц мог пользоваться трудом 16 крестьян­ских семей.

Со статусом «сакди на» сочетались еще другие показатели, определявшие иерархическое значение чиновника:

титул («яса») (который не следует смешивать с титулами наследственной знати) — сомдет чао прайя (самый высший), чао прайя, прайя, пра, лыанг, кун, мын (десятитысячник), пан (тысячник);

звание (тамнен) — например, сенабоди — министр высокого ранга, чао кром — начальник министерства или департамента, палат кром — заместитель министра; к этому званию присоеди­нялось название того ведомства, в котором работал чиновник;

так называемые королевские имена (рачатиннама), не имею­щие точных аналогий в западном феодализме (пожалуй, их можно сравнивать с системой орденов, которые жаловались не за заслуги, а полагались к занимаемой должности).

Все эти показатели строго коррелировались между собой. Например, один из двух самых высших чиновников Сиама, ру­ководитель всех гражданских министерств, имел звание аргама-хасенабоди (крома Махаттаи), титул — чао прайя, рачатина-ма — Чакри и «сакди на» — 10 тыс., а заведующий королевски­ми амбарами имел звание чао (крома Чан), титул — лыанг, рачатинама — пипитхасал и «сакди на»—1400 [13, с. 62].

Полное наименование чиновника достигало иногда несколь­ких десятков слов, но взамен он терял свое личное имя, кото­рое носил до того, как получил первый чин. Кроме того, чинов­ник, произведенный в следующий чин или перемещенный на другое место, получал вместе с этим новое наименование. Это создавало затруднения не только для будущих историков (сиамские летописи пестрят упоминаниями о бесчисленных ка; лахомах, чакри и праклангах, но не указывают, что под этими именами даже на протяжении одного царствования подразуме­вались разные люди). Главной целью этой системы была ано­нимность феодальных родов, скрывавшихся за этими чинами и титулами. Простолюдин приучался чтить не своего конкретного начальника как личность, а его должность. По мысли идеологов, сиамской феодальной монархии личность — ничто, а должность — все. Теряя должность, чиновник терял вместе с ней всё свои права, землю и имущество.

Административный аппарат при Боромотрайлоканате приобрел сложную, но четкую конструкцию. Администрация, так же как и все население страны, была разделена на две части — гражданскую и военную. Во главе гражданской части стоял махаттаи (или чакри), который одновременно являлся председа­телем в Королевском совете (Лук кун сала), куда входили гла­вы всех важнейших ведомств, имевшие совещательные функций при короле. Военную часть возглавлял калахом, выполнявший функции главнокомандующего.

Это разделение было в значительной мере условно. Во вре­мя войны все взрослые мужчины страны должны были высту­пать под знаменами короля. В мирное время даже приписанные к военной части, за небольшим исключением, занимались про­изводительным трудом. Постоянными военными формирования-' ми были только численно небольшая, но хорошо вооруженная наемная гвардия из иностранцев и личная охрана короля. Остальные, причисленные к военной части, например, «инже­нерный корпус» (плотники, каменщики и др.), лаосские кавале­ристы, монская пехота (потомки угнанных из Чиангмая, Лаоса и Бирмы) призывались для несения службы только во время ежегодных воинских сборов.

Гражданская часть состояла из пяти министерств (кромов), из которых одним (кром Махаттаи, соответствующий министер­ству внутренних дел) заведовал сам начальник Гражданской части Махаттаи. Ему же (вплоть до XVII в.) были подчинены четыре других крома, преобразованные из старых министерств (кун).

Кром На (министерство земледелия) заботился об иррига­ции, расчистке джунглей и других общественных работах, не­обходимых для поддержания сельского хозяйства. Глава кро­ма На ежегодно лично выполнял церемонию проведения первой борозды, служившую сигналом к началу сельскохозяйственных работ по всей стране (в прежние времена эта функция принад­лежала самому королю). Кром На также ведал распределени­ем земель среди феодалов, сбором налогов на рис и государ­ственными заготовками зерна и скота.

Кром Пракланг представлял собой королевское казначейст­во, управлявшее сбором большинства налогов и контролировав­шее доходы и расходы всех остальных кромов. В числе цен­ностей, находившихся в ведении главы крома Пракланга, были не только золото и драгоценности, но и все склады различных продуктов, которые король получал в виде натурального нало­га (кроме риса). Впоследствии, в XVI—XVII вв. кром Пракланг стал заниматься вопросами сначала внешней, а потом и внут­ренней торговли Сиама. Вместе с тем в его компетенцию пере­шли вопросы, касающиеся иностранных купцов, прибывающих в Сиам, а потом и вообще всех иностранных подданных на тер­ритории королевства. Дальнейшее развитие этой функции при­вело к тому, что глава крома Пракланг превратился фактически в министра иностранных дел, вел обширную дипломатическую переписку с соответствующими министрами других стран и да­же непосредственно с правителями, если последние по рангу стояли ниже сиамского короля.

Кром Мыанг (или Нагарапала) был первоначально управ­лением столичного округа — ядра королевского домена. Позд­нее к этому ведомству перешли также функции полицейского корпуса и высшего уголовного суда. Кром Мыанг имел право направлять своих представителей для контроля во все провин­ции, а также право собирать некоторые местные налоги.

Военная часть была построена по образцу гражданской — калахом (военный министр) и четыре подчиненных ему марша­ла, командовавших (в военное время) соответственно четырьмя родами войск: пехотой, кавалерией и слоновым корпусом, ар­тиллерией, саперами.

Одновременно с центральным аппаратом была реорганизова­на и местная администрация. Четыре внутренние провинции слились со столичным округом в единый королевский домен — Ван Рачатани. Правившие раньше в них сыновья короля, прин­цы первого ранга получили в управление пограничные провин­ции севера, такие, как Питсанулок, Саванкалок, Кампенгпёт, которым было присвоено звание провинций первого ранга (мыанг эк). Первый ранг был присвоен также пограничным провинциям юга, востока и запада — Након-Сри-Дхаммарат (где правили потомки местной династии), Након Рачасима, Те-насерим, Тавой (эти три последние провинции управлялись высшими чиновниками. Провинции внутреннего Сиама, смотря по значимости, имели второй или третий ранг (мыанг до и мы­анг три) и управлялись принцами низших рангов или чиновни­ками. Провинции четвертого ранга или уезды входили в состав провинций высшего ранга или королевского домена.

Размер «сакди на» губернатора каждой провинции и дру­гих ее чинозников устанавливался соответственно рангу про­винции. Весь этот громоздкий аппарат в первую очередь был направлен на подавление и прикрепление к земле крестьян, ко­торые (при наличии в средние века большого фонда Незанятых земель) были склонны к большой мобильности и ускользанию из-под государственного налогового пресса. Каждый крестьянин и ремесленник, достигший 18 лет, прикреплялся к какому-ни­будь крому, а внутри крома — к определенному начальнику (наю), который руководил его работой на государство. Осво­бождение от повинности давалось мужчинам, достигшим 60 лет или имеющим трех взрослых сыновей на государственной служ­бе. Женщины повинности не несли. Крестьян, уклонившихся от повинности, рассматривали как бродяг и превращали в коро­левских рабов.

Таким образом, государство в средневековом Сиаме соответ­ствовало тому типу феодального восточного государства, кото­рое описывается К. Марксом: «Государство здесь — верховный собственник земли. Суверенитет здесь — земельная собствен­ность, сконцентрированная в национальном масштабе. Но зато в этом случае не существует никакой частной земельной собст­венности, хотя существует как частное, так и общинное владе­ние и пользование землей» [3, т. 25, ч. II, с. 354]. «Если не частные земельные собственники, а государство непосредствен­но противостоит непосредственным производителям, как это на­блюдается в Азии, в качестве земельного собственника и вместе с тем суверена, то рента и налог совпадают, или, вернее, тогда не существует никакого налога, который был бы отличен от этой формы земельной ренты» [3, т. 25, ч. II, с. 354].

Традиционной формой ренты-налога, которую платили фео­дальному государству крестьяне и ремесленники Сиама, была шестимесячная барщина. Со временем к ней прибавился ряд других натуральных и денежных налогов. Фактически же бар­щину в пользу короля несла в основном большая часть кресть­ян собственно королевского домена в центре страны (долина Нижнего Менама). В их обязанность входила работа в коро­левских поместьях, на лесозаготовках, строительстве дорог и каналов, обслуживание нужд огромного королевского двора. Крестьяне, не работавшие на государственной барщине (в окраинных и частично центральных районах страны), должны были платить государству натуральный оброк (рисом, оловом, селитрой, тиком, сапаном, слоновой костью и др., в зависимости от района). Наряду с этим, по-видимому, в XVI в. появляется •и денежный оброк. Помимо государственных, большую катего­рию феодально-зависимого крестьянства составляли крестьяне, пожалованные вместе со своими наделами чиновникам-феода­лам за службу. Число пожалованных крестьян зависело от ран­га этих чиновников, как уже говорилось выше.

Крестьяне, пожалованные феодалам, были обязаны нести в их пользу шестимесячную барщину или платить эквивалентный натуральный либо денежный оброк. Поскольку сиамский фео­дал, как правило, не имел собственного поместья (исключение составляли крупнейшие вельможи, губернаторы провинций и главных городов), то феодальная рента с крестьян данной ка­тегории взималась главным образом в форме оброка. Эти кре­постные крестьяне пользовались (в определенных рамках) сво­бодой перехода от одного владельца к другому и после смерти или отставки чиновника-феодала вновь становились государст­венными крестьянами.

Ремесленники, сосредоточенные в немногочисленных сиам­ских городах, объединялись в цехи с узкой специализацией. Обычно мастера занимались своей профессией наследственно. Во главе каждого цеха стоял специально назначенный прави­тельственный чиновник. Так же как и крестьяне, ремесленники должны были нести государственную барщину и другие повинности. Развитию ремесла в Сиаме мешала необеспеченность частной собственности, характерная для феодального государ­ства. С XVI в. появляются государственные мануфактуры, пре­имущественно военного характера, в которых использовался принудительный труд ремесленников.

Дата добавления: 2015-08-20