Седьмой Вселенский Собор, как первообраз старообрядческой Церкви 2 страница

Преемственность иерархии во времена VII вселенскаго собора представляется в следующем историческом виде. Православный патриарх Герман в 730 г. был удален с престола еретиками. Следующие четыре патриарха, управлявшие Церковью с 730 г. по 784 г. были еретики. При Анастасии (с 730 г. по 754 г.) православные епископы постепенно выбывают из Церкви, все кафедры замещаются еретиками. При Константине II и Никите I, с 754 г. по 780 г., еретическое направление господствует, православные почти окончательно истребляются и лишь только втайне исповедуют истинную веру, сохраняют святые иконы в потайных местах, не имеют не только епископов, но и почти священников. Павел IV еретик (780 г. – 784 г.), проклявший иконы, как идолов, испытывает угрызение совести за свое еретичество; при нем постепенно появляются епископы, тайно исповедующие православие, сам он добровольно сходит с престола, чтобы уступить его лицу с неповрежденным православием. Преемником ему является святой Тарасий (784-806 гг.), он принимает рукоположение от еретиков, объявляет себя православным и созывает VII вселенский собор. Ему наследует Никифор I (806-815 гг.); при нем ересь снова приобретает господствующее положение; за преданность православию он насильственно свергается с престола и заключается в монастырь. На патриаршем престоле снова появляются иконоборцы и управляют Церковью с 815 г. по 842 г.: Феодот I (815-821 гг.), Антоний I (821-831 гг.) и Iоанн VII Грамматик (831-842 гг.). При них православная Церковь снова ввергается в прежнее бедствие: православные лишаются епископов и тайно получают священников из Италии. При Грамматике православные снова укрепляются; на епископских кафедрах снова появляются тайные православные; наконец, он свергается православными, и на патриарший престол возводится инок Мефодий, перенесший гонения от еретиков. Он созывает собор, возстановляет православие и учреждает праздник недели православия».

Таков исторический ход преемственности во времена иконоборчества. Православный епископский чин два раза обрывался и снова возсозидался; возстановлялся он от еретической иерархии, без всяких обращений к епископам других церквей, не причастным к еретическому образу мыслей. Эти перерывы в ряде православных епископов и эти возстановления высшаго церковнаго чина, так сказать, на почве еретической, устраняют всякую целесообразность в указании, что православные епископы во времена этих падений сохранялись в других церквах; какая цель в этом указании, когда это православное епископство не имело никакого значения в деле возстановления павших епископов на истинный путь, возвращения их в лоно Церкви православной.

XI.

Наряду с указанным падением епископства, как бы в прямой укор епископскому чину, истинная вера и Церковь неизменно сияла в малом останке людей простых, в самом народе, в мирянах и не имеющих священнаго сана монахах. Наверху горы, в лице епископов Церковь затемневалась, омрачалась ересью, нравственным падением, а в толще народной, в простых мирянах, она сияла, украшалась мучениками, подвижниками благочестия, сознанием истины, ея внедрением в дух народный и чисто богословским развитием. И Дух Святый, действуя в этой народной толще, подготовлял торжество и славу Церкви.

Падение епископов, уклонение их от истинной веры и от христианской жизни и торжество веры в народе, укрепление в нем истинно-церковной жизни, – вот какия две картины развертываются пред нашим взором при изучении истории иконоборчества после лжевселенскаго собора 754 г.

XII.

Тотчас, по окончании лжевселенскаго собора, император Константин Копроним издал указ об удалении из храмов всех икон и о присоединении всех к иконоборчеству.

В Константинополе и его окрестностях была назначена всеобщая присяга для проклятия икон. Люди обоих полов и всякаго возраста, звания и состояния толпами сгонялись в лишенные икон храмы и здесь перед крестом, евангелием и Телом Христовым (евхаристией) должны были давать клятвенное обещание, что они никогда не будут поклоняться иконам, хранить их и всегда будут именовать их диавольским образом. Императорские чиновники строго наблюдали за точным исполнением этого указа, переписывали дававших эту присягу и немедленно же подвергали аресту и бичеваниям отказывавшихся дать ее. Первый пример этой сверх-кощунственной присяги подал только лишь возведенный на престол патр. Константин. Он, при блестящем собрании всех высших государственных чинов, явился в храм. Св. Софии и здесь на амвоне, с крестом в руке, торжественно произнес требующуюся присягу с наименованием икон диавольским образом. За ним последовала аристократия и затем все слабые в православии. Вскоре клятва против иконопочитания была потребована от всех жителей империи.

Иконы прежде всего были удалены из знаменитой церкви Влахернской Божией Матери. Стенная живопись здесь была тщательно уничтожена; на месте священных изображений были нарисованы птицы, дикие звери, деревья, плоды, сцены из охоты, театра и цирка, так что об императоре пошла в народе молва, что он обратил церковь в овощный погреб и птичник. С изумительною быстротою и отвратительною жестокостью подобное уничтожение священных предметов распространилось на все церкви во всей империи. Не щадились даже книги Священного Писания с лицевыми изображениями. Листы с такими изображениями вырезывались, или самыя изображения выжигались. Мощи святых тоже предавались поруганию и уничтожению. Оне выбрасывались в море или в выгребные ямы; раки подвергались осквернению.

Никто из епископов не уклонился от клятвы и от уничтожения икон в своих епархиях. Возстали лишь монахи и многие из простого народа. Монахи так энергично стали защищать иконопочитание, что император решился всех их истребить и уничтожить самое монашеское звание. Патр. Константин подал первый пример в отрицании от монашеской жизни. Он торжественно отрекся от всех монашеских обетов; присутствовал на банкетах во дворце, свободно ел и пил, как актер, носил на своей голове гирлянды из цветов, появлялся в театре и цирке, участвовал в пирушках и непристойных забавах развратного императора. – Это был для своего времени Феофан Прокопович.

XIII.

Монастыри подверглись разрушению, обращались в казармы и в другие гражданские учреждения. Монахов приводили в цирк и здесь принуждали их ходить под руку с женщинами развратнаго поведения; они подвергались издевательству и оплеванию со стороны развращеннаго народа.

Выметая монашество, Копроним желал в самом народе уничтожить благочестивое настроение и всякое стремление к молитвенной и подвижнической жизни. Вместо прежних священных песнопений, в церквах, по воле императора и по благословлению епископов, стали играть на свирелях, лирах и прочих музыкальных инструментах. Было запрещено частое посещение храмов, служение всенощных; никому и ни при каких обстоятельствах не разрешалось произношение краткой молитвы: «Пресвятая Богородице, спаси нас!» Ведущие безбрачную жизнь и все готовящиеся к монашеству были объявлены политическими преступниками, и многие за свое благочестие платились истязаниями, тюремным заключением и даже самою жизнью.

В некоторых областях, как, например, во Фракийской, монахов принуждали вступать в брак; отказывавшиеся изменить своим обетам лишались зрения и ссылались на о. Кипр. Правитель этой области Михаил Лаханодракон многих монахов подверг смерти; и м обмазывали бороды смесью масла и воска и затем они поджигались. Монастыри предавались сожжению; церковная утварь, книги, скот и другая монастырская собственность продавались, и вырученные деньги представлялись императору. За все это бесчиние и варварство император публично благодарил Лаханодракона и ставил его в пример другим правителям.

В это время были замучены иноки Стефан Новый и Петр Каливит. Оба они, хотя и не одновременно, являлись лично к императору. Петр назвал его Юлианом, гонителем Христа, и за это был подвергнут бичеванию в цирке и задушен.

Стефан 60 лет прожил в монастыре, за преданность иконопочитанию был сослан и бичеван и остался непоколебимым. Его возвратили из ссылки и представили императору. В его присутствии он бросил на пол монету с изображением императора и топтал ее, восклицая: «Не так ли император поступает с Христом и святыми?» Его ввергли в темницу; в народе проявилось столь большое сочувствие к исповеднику, что император, узнав об этом, воскликнул: «Я ли или этот монах – император мира?» Царедворцы вывели Стефана из темницы, привязали веревкой за одну ногу и волочили его по улицам города, пока он не предал дух свой Богу; тело его было разорвано на куски и брошено в скверное место.

Сам Бог покарал еретиков патриарха и императора.

Патр. Константин был заподозрен в сношениях с Римом против императора и, несмотря на всю свою угодливость, был обвинен в политическом преступлении, низложен и сослан. Через два года его возвратили в столицу, привели в церковь, поставили в полном патриаршем облачении на кафедру, произнесли отлучение и сорвали священные одежды. При перечислении вин чиновник ударил его по лицу. На другой день его привели в цирк, вырвали волоса на бороде и бровях, посадили на осла лицом к хвосту, заставив держаться за хвост. Его племянник, с отрезанным носом, водил осла кругом на грубую потеху зрителей, плевавших и всячески издевавшихся над бывшим патриархом. Затем его повалили на пол и чернь до самого вечера проходила по нем. Чрез несколько дней его обезглавили, голову выставили на кол, а тело выбросили.

Копроним во время военнаго похода в 775 г. подвергся необыкновенно жгучей боли в ногах, испытывал жесточайшия мучения, кричал, стонал и в этих страданиях умер.

XIV.

Омерзительныя гонения на православных продолжались безпрерывно в течение 21 года.

Во все это время ни один епископ не подал своего голоса в защиту православия; все они лишь потворствовали гонениям и издевались над православными, как над идолопоклонниками. За епископами шло приходское духовенство; только очень немногие священники остались верными истине; они скрылись и, по свидетельству Феодора Студита, тайно совершали для православных христианские требы.

Иноки, за небольшими исключениями, явили себя неустрашимыми исповедниками православия. Многим из них удалось спастись из сожженных и разоренных монастырей, избежать смертной казни и тюремнаго заключения. Они разсеялись по всей обширной стране, вели жизнь нищих, скрывались в потайных местах, основывали тайныя обители; имеющие священный сан совершали все требы, а простецы одно крещение. Всюду они поддерживали в народе веру и подготовляли будущее величие Церкви.

Многие миряне тайно исповедывали православие; они держали иконы в самых секретных местах. Таковые были из людей сановных и даже из ближайших к императору вельмож, но особенно много их было среди простого народа. Народ не мог примириться с порабощением его в делах веры и в общей своей массе оказывал глубокое сочувствие иконопочитанию.

В житии Стефана Новаго рассказывается, что когда его заключили в темницу, жена тюремщика пришла к нему, бросилась к его ногам, прося молитв и благословения и поставила пред ним икону Божией Матери и свв. апостолов Петра и Павла; умоляла его простить ее за то, что она не в силах открыто исповедывать истину.

Несмотря на все видимые успехи иконоборчества и его блестящее торжество, тайные иконопочитатели были по всей стране от императорскаго дворца до самой убогой хижины. И иконоборчество сломилось об эту народную твердыню, истина возросла и возсияла в самом народе, оставленном пастырями и, в конце-концов, возвратила к народу и этих пастырей.

XV.

После продолжительнаго и жестокаго царствования Константина Копронима, когда, казалось, православие совсем погибло, в константинопольской церкви, при его сыне и преемнике, императоре Льве IV, ревнители иконопочитания получили значительное облегчение. Лев IV не унаследовал отцовской жестокости и отличался мягким, изнеженным характером. Хотя он не отменил ни одного иконоборческаго закона и в душе был предан ереси, но он мало интересовался общим состоянием веры в его государстве и на этот предмет смотрел сквозь пальцы. Он отменил преследование монахов за иконопочитание и многим сосланным позволил вернуться.

Через это православные не получили полной или только половинной свободы и права созидать храмы и учреждать обители. Они были освобождены от личных преследований, истязаний за веру, но их религиозной быт не был узаконен и даже признаваем. Это было то же, что свобода для старообрядцев в первые годы царствования Александра II. Возвратившиеся из изгнания иноки-исповедники разсеялись по всей стране, каждый в знакомое ему место. Нашли приют у тайных православных, назидали и укрепляли их в вере, деятельнейшим образом занялись проповедью истиннаго учения, собирали разсеянных православных в одно целое стадо. Во всем народе произошло великое религиозное возбуждение. Тайные иконопочитатели явно и громко заговорили о возстановлении икон, о возвращении храмам прежней их красоты.

Многие из иноков прибыли в столицу и здесь вызвали более сильное, чем в провинциях, народное движение против иконоборчества, против жестокостей прежняго времени. Некоторые из них получили доступ в императорский дворец, к супруге Льва IV, императрице Ирине.

Ирина происходила из одного афинскаго семейства, преданного иконам, благочестиваго. Пред ея замужеством, Константин Копроним потребовал, чтобы она принесла установленную им, и для всех обязательную, присягу против икон, торжественно отреклась от них и назвала диавольским образом. Зная мягкосердечие наследника престола, своего жениха, царевича Льва и питая надежду со временем возвратить его к истине, Ирина дала требуемую клятву. Эту клятву она не считала для себя обязательною и втайне имела иконы у себя во дворце и покланялась им. Однажды, уже в царствование ея мужа, сам император нашел иконы у нея под подушкою. Лев пришел в ярость, Ирина сказала, что она об этом ничего не знает. Было произведено строгое разследование, отысканы важные сановники, которые внесли эти иконы во дворец. Они были бичеваны и сосланы, а один из них был даже казнен. Император в гневе разлучился с императрицей.

Действуя очень осторожно, Ирина старалась окружить себя иконопочитателями и вошла в непосредственное сношение с возвратившимися из изгнания иноками и верными православию общественными деятелями. По ея ходатайству, некоторые ревнители истины возведены были на епископския кафедры; по общему совету они скрывали свои убеждения, на время открыто притворялись иконоборцами и тайно в своих епархиях подготовляли великое и святое дело возстановления Церкви в ея прежней чистоте и красоте.

ХVI.

Мало по малу императрице Ирине удалось создать около себя, в самом императорском дворце, довольно большое братство из знатных людей, глубоко преданных свв. иконам, великих духом, самоотверженных. Это было братство святых: тут, между многими другими, были блестящие сенаторы Тарасий и Никифор, впоследствие патриархи, племянник Копронима Феофан (память 12 марта), близкий друг Тарасия Феофилакт (8 марта), после епископ никомидийский и многие другие вельможи императорского двора, воеводы, князья, виднейшие общественные деятели. Эти люди задумали великое и святое дело возстановить иконопочитание, возвратить народу права на свободное выражение веры, признать главною действующею в Церкви силою мысль, чувства и веру народную. Они смело и бодро шли к церковному обновлению не только в смысле догматическом, но и нравственном. Они видели, что нужно возстановить попранный догмат и оживить всю церковную жизнь с верху до низу, чтобы пастыри не были чиновниками и безпечно-богатыми людьми, а стали действительными защитниками и способниками народа; чтобы народ видел в Церкви не одни внешние храмы и гражданское учреждение, а свое благо и смысл своей жизни.

Поставив эту высокую цель, братство исхлопотало у императора Льва IV разрешение на возвращение изгнанных и заточенных монахов. Само оно постоянно разсылало инокам и мирянам приглашения явиться в столицу. В этих приглашениях не было места сколько-нибудь подозрительным или безразличным в вере и жизни лицам; созывались только известные ревностью к истине, высотою нравственной жизни, действительные народолюбцы. И в столице стали появляться благочестивые мужи и жены из мирян, иноки и инокини. Все они знали, что им предстоит большой подвиг, быть может, даже мучения, но ничего не страшились; многие из них пред этим путешествием раздавали свои богатства бедным, отпускали на волю рабов.

В это время прибыл в столицу и сделался другом сенатора Тарасия названный выше св. Феофилакт. В Константинополе же появился Филарет Милостивый, приблизился ко двору, а впоследствии и породнился с императорским домом: из уважения к святому императрица Ирина женила своего сына на внучке Филарета, Марии. Был освобожден из заключения св. Стефан, архиепископ сурожский; за верность православию он был посажен в темницу еще при Льве Исаврянине и томился в ней несколько десятков лет; на некоторое время он тоже был в столице и, несомненно, принимал участие в тайных совещаниях о возстановлении православия. Из прибывших тогда в столицу иноков самое высокое место занимает св. Платон, основатель знаменитой студийской обители, дядя св. Феодора Студита. Платона сопровождала целая святая семья – его племянник Феодор Студит с братьями Иосифом, после архиепископ солунский, и Евфимием, после епископ сардийский. Платон с племянниками оказал великому делу необыкновенно большую пользу: все они были допущены ко двору и среди аристократии и простого народа проповедывали истину; возсозидали благочестие в жизни и подготовляли народные умы в пользу возстановления иконопочитания.

В самой столице создалось огромное движение к возобновлению Церкви, к ниспровержению иконоборчества и всего порожденнаго ересью обмирщения Церкви. Постепенно это движение захватило и высшие, и низшие слои населения. Об этом очень мало было известно только самому императору Льву IV и главнейшим представителям иконоборческой партии. По всей вероятности, эта партия была усыплена видимым блестящим положением своей еретической церкви, упоена недавними, очень долгое время продолжавшимися, кровавыми жестокостями над ревнителями истины и не подозревала надвигающейся, сильной для себя, опасности. Руководители же истинно-церковнаго движения, во главе с императрицей Ириной, принимали все меры к тому, чтобы до поры до времени ничто не было открыто для лиц непосвященных. Некоторые из них, например, в деле нахождения икон под подушкой императрицы понесли тяжкие наказания, один даже смертную казнь, но не открыли настоящую суть дела.

ХVII.

Действуя с такою осторожностью, тайные поборники православия добились того, что на епископския кафедры стали назначаться приверженцы иконопочитания, ревнители истины, высокие подвижники веры и благочестия. Так в это время, еще при жизни Льва IV, при полном господстве иконоборчества, на никомидийскую митрополию был избран св. Платон. Но он, исключительно по своей любви к затворнической жизни, отклонил от себя эту честь, хотя и оказывал большое влияние на замещение свободных кафедр иноками и другими ревнителями православия. Из них епископский сан в это время получили: племянники Платона, братья Феодора Студита, Иосиф, архиепископ солунский (память 26 янв.), и Евсевий, епископ сардийский (6 дек.), Георгий, митрополит митиленский (7 апр.), Михаил, епископ синадский (23 мая), Георгий, епископ писидийский (19 апр.), Арсений, епископ керкирский (19 янв.).

Замещение кафедр поборниками православия шло довольно успешно и закончилось тем, что на высокий патриарший престол возведен был муж благочестивый в вере, милостивый к бедным, защитник народный. Это св. Павел (30 авг.), предшественник св. Тарасия. Он получил патриаршество 20 февраля 780 г. еще при жизни иконоборца Льва IV и, конечно, с его утверждения.

Все эти возстановители православия волею-неволею посвящались от иконоборческих епископов, в храмах без святых икон, и в таких же храмах служили в своих епархиях: никто из них не имел пока права открыто исповедывать иконопочитание и все они скрывали свои истинные убеждения. Этого мало, – при самом принятии епископскаго сана, они должны были приносить присягу с проклятием святых икон. Некоторые, конечно, избежали этой кощунственной клятвы, но сам патриарх Павел не мог освободиться от нея. Пред вступлением на престол от него потребовали торжественно принести эту клятву и дать клятвенное обещание противодействовать возстановлению иконопочитания. Ради будущаго блага Церкви и народа, ради того, чтобы на патриарший престол не был возведен убежденный иконоборец, Павел принял на себя этот грех и дал требующуюся от него клятву. В течение своей жизни он три раза собственноручно подписывал иконоборческия еретическия постановления и имел с еретиками полное общение. Несомненно, что только при выполнении подобных требований и другие православные могли получить епископский сан.

С таким трудом, таким путем и ценою таких жертв возсозидалось в константинопольской церкви православное епископство. Иных средств для этого не было. Защитники православия ставили перед собою не маленькую, сравнительно, задачу, удержаться небольшою общиной, одною кучкою верных истине; они смело и бодро шли к очищению всей Церкви от ереси, к общему церковному возобновлению. Имея такую огромную задачу, они не могли обратиться за посвящением епископов на сторону, к другим церквам, к римскому папе или к восточным патриархам. Такое обращение подрезало бы в самом корне существовавшие права церкви константинопольской, канонически свободной и ни от кого независимой, самостоятельной. Посвящение епископов в Риме или в каком-либо восточном патриархате естественно поставило бы православную константинопольскую церковь в полную зависимость от этой церкви; это посвящение само по себе без всяких других обстоятельств означало бы, что прежняя константинопольская церковь погибла и теперь возсозидается новая, уже не самостоятельная, а зависимая. Кроме того, получение иерархии от другой церкви невозможно было осуществить практически. Посвященнаго на стороне епископа императорская власть никогда не допустила бы в государство и уже одно появление его неминуемо вызвало бы самыя жестокие гонения на православных и необыкновенно сильныя и сложныя политическия осложнения. Епископы других православных стран могли настаивать пред Константинопольским патриархатом о прекращении ереси, и возвращении к чистой вере, но никто из них не имел права вмешиваться собственно во внутренния дела его и тем более возстановить православную иерархию, чрез посвящение новых епископов: подобных примеров в древности вовсе не было.

Все эти причины в своей совокупности устраняли самую мысль о посвящении епископов на стороне. Да такая мысль, как можно судить на основании исторических данных, в то время и вовсе не возникала. Она была излишняя. Несмотря на ересь, на глубину падения епископов, падения нравственнаго и догматическаго, иерархия все же была несомненно правильной, и все таинства совершались по установленному чину. В иерархическом достоинстве епископов-еретиков не сомневались даже самые строгие православные. Бывали случаи, когда православные не смешивались с иконоборцами в пище и в питье, но в случаях крайней необходимости принимали таинства и причащались в еретических храмах, если священники не были гонителями свв. икон.

При таких воззрениях не было никакой необходимости избегать посвящения в епископский сан от еретиков-иконоборцев. И православные, без всяких сомнений в правильности иерархии, принимали посвящение от еретиков. Для общаго возобновления Церкви важно было заместить наибольшее число епископских кафедр лицами, глубоко преданными православию, хотя и не открывающим своих мыслей пред вожаками ереси, обновить самый состав епископства людьми веры, благочестия и служения народу.

ХVIII.

Вместо иконоборческих епископов, заботящихся только о личном благе и удовольствиях, безпрекословно подчиняющихся предержащим государственным властям, допускавших в храме всякие непристойности – в виде гуслей и свирелей, на епископских кафедрах появились мужи глубокой веры и изумительных подвигов благочестия. Они пеклись о нищих, сиротах и вдовицах; строили храмы, больницы, странооприимные дома; все свои доходы и имения раздавали неимущим; обходили городские больницы и лично помогали врачам обмывать раны наиболее тяжко больных; ходили по улицам, площадям и жилищам бедных и обвязывали раны больных, покупали одежду и пищу бедным; собирали к себе в дому брошенных родителями детей и сирот. Эти епископы постоянно были в деле благотворения и своим примером привлекали к этому других; около них стали собираться люди самоотверженные, перестраивающие всю жизнь на высших евангельских началах; тут были не желающие никаких имуществ, но сильные духом, и всегда готовые на всякий труд для помощи ближнему; богатые люди, уделяющие свои избытки или даже все средства на благотворение; рабовладельцы, отпустившие на волю рабов.

Без всяких объяснений, без всяких речей все сразу почувствовали, что эти епископы горят верою и несокрушимым духом. Вращаясь в народе, преимущественно среди обездоленных, они не заглядывали в палаты богачей и властителей, чтобы провести с ними время в приятной беседе, в пиршестве, или заискивать у одних, потворствовать другим, прислушиваться к мнению третьих; они в эти палаты шли с призывом к истинно-христианской жизни, к смирению даже и пред бедняками, к сознанию, что вера и истина одинаков для всех доступны, что она может гореть ярким пламенем в сердце последняго убогаго и нищаго и только тлеть в душе богача и знатнаго.

Не видевший долгое время на епископских престолах таких пастырей, народ встрепенулся и ожил духом. Накопившиеся за время господства ереси стремления к улучшению церковной и общественной жизни, к облагорожению человеческих сердец могучими потоками стали вырываться наружу. Униженные и оскорбленные почувствовали, что и для них пришло время сказать свое слово веры и показать чистоту своего сердца, а сильные и могучие стали сознавать, что они должны вдумчиво отнестись к религиозным вопросам и жизни. Религиозному омертвению и государственному господству над верой наступал конец.

Вот какой переворот произошел в народной религиозной жизни, благодаря появлению на епископских кафедрах православных епископов, действительных пастырей. По Четьим-Минеям можно судить, что время иконоборческих смут дало очень большое количество, сравнительно с предшествующими и последующими временами, мужей и жен, прославившихся своею святостью, необычайно высокою христианскою жизнью. Жизнеописания святых одного этого времени составляют очень значительную часть и в общем равняются не меньше четвертой доли Четьи-Миней.

При общем обилии святых этого времени еще замечательно, что многие из них вышли из очень низкаго звания, напр., Иоаникий Великий (4 ноября), Евстратий чудотворец (9 янв.). Кроме святителей-епископов прославилась простые пресвитеры, напр., Тит (2 апр.), Иоанн (19 апр.). Жены, спасшияся в это время, тоже поражают своим обилием значительно большим, чем в другие времена.

Время иконоборческих смут было расцветом монашеской жизни и выработки монастырскаго устава (Феодор Студит) и временем необыкновеннаго подъема сложения церковных песнопений: патриарх Герман, Иоанн Дамаскин, Козьма Маюмский, Андрей Критский, Феодор Начертанный, Иосиф Песнопевец, – все они действовали во времена иконоборческия.

Реформа, произведенная иконоборцами, имела ту скрытую цель, чтобы лишить народ права голоса в церковной жизни, сокрушить независимое от государства монашество, уничтожить развитие свободнаго церковнаго песнопения. В противовес этим нечестивым замыслам, как бы в серьезную насмешку над ними, народ силою своего духа выдвинул с верхов и с низов непреоборимых защитников веры и изумительно могучих подвижников благочестия, укрепил и развил до недосягаемой высоты монашество и проявил самое из всех времен блестящее творчество в сложении церковных песнопений.

Все эти указанныя сейчас народные силы сосредоточились и объединились вокруг православных епископов, заместивших собою на кафедрах еретиков. В годы испытаний, в годы гонений эти силы как бы скрывались в необитаемых пустынях, в непроходимых горах и вертепах, действовали тайно, в одиночку. С появлением же на кафедрах действительных пастырей, оне выдвинулись вперед, заблестели пред всем народом, слились в один могучий поток и обновили Церковь сверху до низу.

ХIХ.

Храмы были еще лишены свв. икон, об иконопочитании по-прежнему было запрещено гоыорить, верные истине епископы еще не дерзали объявить о своем исповедании. Но рукоположенные еретическими епископами они вытесняли еретиков с кафедр. Разсеянные по всей стране, они собирали около себя поборников истины и своим истинным пастырством привлекали к себе сердца народныя.

Впавшая в ересь церковь в небольшой промежуток времени, так сказать, оправославилась, почти незаметно для иконоборческих властей и руководителей. Оставалось только объявить о совершившемся, провозгласить возстановление православия и падение иконоборчества. Смерть Льва IV быстро приблизила этот важный момент.

После четырех с половиною лет царствования Лев IV умер. Он ежедневно носил корону с золотыми украшениями, взятыми из Софийскаго собора. На его голове образовались злокачественныя язвы, от которых он и умер в жестоких мучениях. После него императором провозглашен был его десятилетний сын Константин VI. За его малолетством управление государством перешло в руки императрицы Ирины.

Императрица стремилась к возстановлению иконопочитания, хорошо знала, что это же самое составляет предмет сердечных желаний всего монашества, многих епископов, втайне преданных православию, и огромнаго большинства населения. Но еретическое направление было сильно среди войск. Войска благоговели перед памятью Льва Исаврянина и Константина Копронима, почитали их, как выдающихся полководцев и готовы были всеми силами защищать их религиозное дело. Иконоборчества же придерживались и многие высшие сановники, особенно областные правители: для них важно было держать церковное дело в своих руках и безконтрольно распоряжаться населением, угнетать его, обирать и т.д. Хотя и не особенно многочисленная иконоборческая партия, как видно, представляла собою военную силу и стояла в самом центре гражданскаго правления. Она опиралась га авторитет Собора 754 г., признаваемаго вселенским. При какой-нибудь неосторожности или оплошности со стороны Ирины, иконоборцы легко могли объединиться в грозную силу, жестоко расправиться с самою императрицей и главнейшими руководителями православнаго движения и на долгое время отсрочить возобновление Церкви.

Дата добавления: 2015-08-17