Когда наступит праведное возмездие злым и воздаяние добрым

По существу, по этому вопросу не следовало бы тратить слов, потому что Писание относит окончательное возмездие как добрым, так и злым ко времени воссоединения тела с душою, то есть к воскресению тела из мертвых. Только официальные верующие (верующие по катехизису) признают, что со смертью тела идет или полная вечная слава, или вечное проклятие. Писание же говорит, что все это последует после суда. Оно ясно и отчетливо доказывает, что есть два места, куда уходят души, разлученные с телом, и об этом в следующей главе.

Доказательством того, что никто из умерших, живших здесь верою, не идет на небо, Эдгар берет пример Давида и спрашивает: "На небе ли Давид?" И чтобы прийти к отрицанию этого, он приводит Деяния 2:34, где сказано: "ибо Давид не восшел на небеса" - и заключает далее, что "проще этого ничего не могло быть". Вопрос только в том, поверит ли читатель этим словам. Некоторые из вас могут сказать: "Странно. Мне думалось, что Давид будет на небесах, но, очевидно, я заблуждался, и он, наверное, не был таким праведным, как я полагал".

Мы спрашиваем: не будет ли абсурдом доказывать при наличности этих слов Божиих, что Давид вошел на небеса? Судя по приведенному утверждению, вообще никто не мог бы иначе войти на небеса, как путем вознесения, ибо если Давид только потому не находился там, что он не вознесся на небо, то никто из сонма святых апостолов и пророков Господних, почивших в Иисусе, не находится на небесах, потому что никто из них не возносился туда. Но что ж тогда говорил апостол Петр в тот славный день Пятидесятницы своим слушателям о Давиде? Хотел ли он им разъяснить, что Давид не находится на небесах? Ни в коем случае! Апостол Петр хотел лишь им пояснить возможно отчетливее, что в приведенном месте Давид говорит не о себе, но о Христе. Ко Христу были обращены слова: "седи одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих" (Пс. 109:1). Если бы эти слова относились к Давиду, то тело Давида, пробужденное от смерти, восстало бы из гроба и соединилось бы с духом его и душою, чтобы вознестись на небо. Однако ж этого, мы видим, не случилось. Гробница Давида с того дня (Пятидесятницы) находилась в Иерусалиме. Там покоился его прах, а душа пребывала у Господа.

Совсем иное произошло со Христом. Он умер, душа Его вошла в царство смерти, а тело же положили в гроб, но Бог не допустил, чтобы душа Христа оставалась в царстве смерти, а тело увидело тление. Нет, Он был пробужден от смерти и занял место одесную Бога посредством предсказанного для Него вознесения на небо. Если бы Давид путем вознесения восшел на небо, то предсказанное относилось бы к нему. Но этого не могло быть, так как предсказанное вполне согласовывалось только с подлинным вознесением Христа. Это апостол Петр и хотел сказать и доказать своим слушателям.

Что понимает Писание под вознесением? Присмотревшись внимательно, мы отмечаем, что оно называет вознесением тот факт, когда человек из этого мира всем своим существом, то есть телом, душою и духом, живым возносится на небо, так что другие не могут видеть его. Возьми, читатель, в образец тех, о которых Писание свидетельствует, что они вознеслись на небо. Именно: нашего Господа, Илию и двух свидетелей откровения (Лк. 24:50-51; Деян. 1:9-11; 4 Цар. 2:10-12; Отк. 11:11-12). Прочти знакомые места, и ты увидишь что это так. И нигде Писание не говорит о вознесении человека, который умирает обыкновенной смертью. Дух и душа его принимается Богом. Вспомни, например, смерть Моисея, Стефана, апостола Павла и других.

Бог называет даже взятие Еноха вознесением, точно как и взятие тех, которые с пришествием Христа будут пробуждены и вместе с оставшимися живущими, но изменившимися восхищены. Если бы на небе должны были быть только те, которые вошли туда через вознесение, то оно, надо думать, было бы совсем пустым.

Насколько мало доказывает несовершившееся вознесение Давида то, что он будто бы не находился на небе, настолько же и даже более того бездоказательны приведенные Эдгаром цитаты из Иоанна 3:13: "Никто не восходил на небо, как только сшедший с небес Сын Человеческий, сущий на небесах". Но послушаем здесь самого д-ра Эдгара: "Никто! - торжествующе восклицает он, - ни одного исключения, только Иисус, Который сошел с небес и жил среди людей. Найдутся ли более убедительные слова, чем эти?" Затем следует серьезное увещевание с его стороны: "будем же на страже, чтобы не увлечься человеческими измышлениями и не отвергнуть кровь Христа".

Но подойди ближе, дорогой читатель, не к "человеческим измышлениям", но к непогрешимому библейскому слову и на нем убедись, чего стоят все слова д-ра Эдгара со всеми его ссылками на Писание. Открой 4 Царств 2:1-11 и прочти, как там, в Священном Писании, дважды сказано, что Илия вознесся на небо. Разве Писание в Ветхом Завете опровергает слова Христа (Ин. 3:13) этим фактом вознесения Илии на небо? Ни в коем случае. По мнению же Эдгара, который опирается на слово "никто", оно погрешно в этом отношении. Разве он ничего не знал о вознесении Илии? Этого не может быть. Не хочется также верить, что д-р Эдгар, с таким торжеством настаивая на слове "никто", мог бы втайне рассчитывать на невежество своих читателей, - скорее, можно допустить здесь, что он в своем рвении позабыл, что Илия тоже вознесся на небо, или же он считает это человеческим измышлением.

Но как же тогда обстоит дело со словами Христа? Неужели Он забыл о вознесении Илии, говоря таким образом, или это тоже человеческие вымыслы? Конечно, далеко не так: заблуждаться Христос не мог. Но тогда мы не можем искать в словах Господа того, что Эдгар насильно вкладывает в них, не считаясь с тем, согласуется оно со всей Библией или нет. Мы находим связь этого слова в целом со всей речью Господа, обращенной к Никодиму. Разве Господь имел намерение дать Никодиму понятие о вознесении как о входе человека в славу? Конечно, нет. Оно вовсе не подошло бы для разъяснения неотложной необходимости возрождения, судя по отрывочной форме тринадцатого стиха. "Ты, и не только ты, но все должны родиться свыше", - такова была тема и основное содержание речи Христа. Мы видим, что Никодим его не понимает, и после слов Господа о чудном воздействии Духа Святого как о веянии ветра (буквальный перевод с греческого) он изумленно спрашивает: "Как это может быть?" Это, конечно, Никодим должен был знать, как богослов, наставляющий других. Однако Господь показывает ему, насколько в этом отношении Никодим еще находился во тьме, и открыто пристыжает его, учителя Израиля, в невежестве (ст. 10). Итак, как последний не обнаруживает безусловной веры в свидетельство Господа, то Он и укоряет его в неверии (ст. 11-12). Это было неприятным, и казалось крайне резким так обратиться к члену Верховного Совета Израиля, но оно было безусловно необходимо. Тогда-то и подходит Господь с упомянутыми выше словами, говоря: "Никто не восходил на небо, кроме... Сына Человеческого".

Чудно звучит это слово в устах нашего небесного Учителя! Им Он смягчает остроту предыдущего смиряющего обвинения, не ослабляя в то же время его истинности. Это есть своего рода извинение для Никодима и всех нас, происшедших от "нижних". Господь как бы хотел этим сказать: "То, о чем Я с тобой говорю (ст. 12), вполне известно только там, на небе, - там знают об этом так, как должно знать, но ведь туда никто из вас не может взойти, чтобы оттуда принести это познание". (Сравните Римлянам 10:6.) "Только Я, Сын Человеческий мог принести вам это, и для этого Я и должен был сойти с неба".

Самая невозможность восхождения на небо побудила Никодима принять просто на веру свидетельство Восходившего (ст. 11), чем он мог исцелиться как от своего незнания, так и от своего неверия. И если возрождение, о котором говорил ему Господь, сначала было нечто такое, что он причислил к земным вещам, так как оно происходит на земле и с живущими на ней людьми, то отдача себя на крест Пришедшего с небес оказывается тем, что Христос причислил к небесным вещам. Он об этом сразу после и говорит в ст. 14-17. Такова связь целого в речи Господа со ст. 13, и приведенная Эдгаром так отрывочно цитата не имеет ничего подобного тому, что он в нее вкладывает и к чему применяет.

О Давиде же, которого Эдгар никак не хочет допустить на небо, мы слышим из собственных уст его, как он говорит о Своем Господе во все время своего пилигримства как "о добром пастыре" (Пс. 22:1-3). Но как только Давид нисходит в долину тени смертной, то говорит уже не о Нем, а о пребывании с Ним: "Ты со мной; Твой жезл и Твой посох - они успокаивают меня" (ст. 4). Смерть для Давида не есть разлучение с Господом, она приводит его к еще более тесному, искреннему общению с Ним, а пастырский жезл приносит ему успокоение. Нет ничего удивительного, что перед Давидом остается только одна тень смерти. Подобно ему, Асаф сказал: "Ты руководишь меня советом Твоим и потом примешь меня в славу". Сравните Псалом 22:3-4 и Псалом 72:24.

Остальное, о чем говорит Эдгар под заглавием "Когда наступит возмездие добрым и злым", мы относим к следующей главе. Мы уже высказались вначале, что окончательное возмездие злым и добрым наступит после воскресения мертвых.

Дата добавления: 2015-08-17