БЕЗ ТРОП ПО РЕКЕ

Как просто все в методике. И как сложно в первом же маршруте, который мы предприняли вверх по долине реки Ачипсе, держа такие вопросники в руках.

Мы уже из учебников знали, что террасы могут идти вдоль русла не только параллельно одна другой. Они подчас расходятся, сближаются, то вовсе прерываются, то выклиниваются, по-разному повышаются и понижаются над руслом. Для того чтобы улавливать все эти изменения, необходимо систематически регистрировать характер поперечного сечения речной долины – брать поперечники.

Появилась ли в долине новая терраса, или изменила высоту старая, мы промеряем поперечник и получаем достоверную, документированную картину: не будет пропущен ни один штрих, важный для толкования истории долины. А наберется серия поперечников с промерами, с описанием обнажений – можно будет проследить, как ведет себя вдоль реки та или иная терраса, на какой высоте подводит к древнеледниковой морене. Если терраса будет подниматься над руслом вверх по реке, это расскажет о недавнем сводовом поднятии ее верховьев – местность кренилась: горы в истоке реки подымались в ходе ее новейшего врезания сильнее, чем в устье. Если террасы разошлись между собою по высоте в среднем течении, а к верховьям опять сблизились – значит, выдвигалась какая-то глыба в среднем течении реки. Логично? Очень. Теперь по такой шпаргалке, кажется, только и совершать открытия.

«Взять поперечник» – звучало просто и убедительно. Но на деле это значило лезть от реки на любое плечо отрога, ко всякому перелому склона. И лезть почти всегда без троп, невзирая на дебри: лианная ли мешанина из ежевики и павоя, напоминающая многослойную сеть колючей проволоки; заросли ли «рододы» – так презрительно именуют наблюдатели заповедника любые чащи вечнозеленых кустарников – будь то рододендрон или лавровишня. Преодолеваешь и непролазный молодняк и древолом из рухнувших трехобхватных стволов. Сквозь все это ломиться с анероидом в руках, чтобы взять отметку соответствующего уступа.

Каждый поперечник стоил часа-двух утомительной работы. Иной раз за рабочий день удавалось «взять» всего два-три поперечника, даже в нижней части Ачипсе, где вдоль русла была дорога, а через реку мосты. Выше кордонов заповедника дорога исчезла, мостов и кладок не было, начались несчетные переправы вброд, прыганье по скользким камням, продирание через ежевичники... Только теперь я оценил в полной мере, каково было заблудившимся когда-то туристам, считавшим, что всякая речка выведет к Мзымте, и решившим пробраться руслом Ачипсе по всей его длине.

Сложности нас ожидали не только физического порядка. Получаемые отметки террас далеко не создавали сколько-нибудь стройной системы. Цифры сильно «плясали». Местами уступов оказывалось много, размещены они были беспорядочно, и трудно становилось решить, не оползневые ли это ступени. В условиях дикой лесистости, при сплошном плаще почв было трудно отыскивать древние, когда-то нанесенные рекой галечники. Радовала находка каждой некогда окатанной гальки.

Чем выше, тем грознее становилась долина. Особенно удивлял левый берег – подножия Чугуша и Ассары. На нем почти не сохранились террасы, а большая часть подножий была обрезана крутыми осыпными обрывами. Сначала мы не обратили на это внимания, но потом задумались и сделали важный вывод. Такое обилие круч именно в подножии левого берега означало, что левый склон долины по отношении к правому продолжает несимметрично подниматься.

Вспоминаем геологическую карту. Ведь именно вдоль этих подножий проходит Главный Кавказский надвиг, разлом, по которому древние граниты ядра горной страны вздыблены и надвинуты на значительно более молодые толщи недр южного склона Кавказа. Подвижки земной коры по этому разлому совершались в незапамятной древности. Но крутые, вечно подновляемые осыпи левого склона долины говорили и другое: видимо, и новейшие напряжения, возникающие тут в недрах, особенно легко «разрешаются» в той же древней зоне дробления, омолаживая былой надвиг, наследуя его...

Какое новое ощущение природоведческой зоркости! Мы застаем горы в какие-то ничтожные мгновения их миллионолетней истории, они кажутся нам недвижными. Но теперь мы воочию видим бесспорные свидетельства продолжающихся движений – кренов... Горы начинают словно шевелиться на наших глазах!

Вдоль ряда лощин к Ачипсе спускались крутейшие желоба лавинных прочесов – тут в русле царствовал несусветный кавардак из огромных камней и исковерканных стволов, сметенных когда-то лавинами. Одна из лощин так и называлась Выломанной балкой. Между двумя отвершками речки Рудовой виден был огромный обрыв, с которого ежеминутно срывались приходящие в движение камешки. Живые, неспокойные недра заставляли всю природу жить напряженной, неуравновешенной жизнью.

С крутых обрывов в русло рушились и более близкие обвалы, река яростно набрасывалась на запруды и прогрызала препятствия. Перед одним из древесных завалов мы нашли следы удивительно высокого стояния воды. Мелкая галька и гравий образовали свежую, видимо, только в этом году намытую террасу высотой до семи метров над руслом. На семь метров поднималась вода перед древоломной плотиной! Здесь на короткий срок возникало озеро, но и в течение считанных дней его существования вода успела намыть эту террасу. Крупные камни в успокоенную воду озерца уже не попадали, и в нем отлагалась мелочь – галька и гравий. А ниже временной плотины были следы ее прорыва: озеро, переполнившись, нащупало брешь и ринуло сквозь нее массу воды под семиметровым напором. Как легко такой паводковый вал от прорыва плотины мог оказаться катастрофическим для обоих кордонов, выстроенных в низовьях Ачипсе на самой пойме!

Чем выше по долине, тем меньше становилось обрывков террас. Никакого моренного вала, за которым вверх по течению простирался бы древнеледниковый трог, мы не обнаружили. Могло ли быть, что тут и не существовало ни ледника ни трога? Вряд ли. Морена была, видимо, размыта, а трог в мягких глинистых сланцах мало отличался от обычного профиля речной долины, какие вырабатываются в этих податливых породах.

А наверное, нередко так разочаровывает природа: исследователь готов встретить все, как в учебных схемах, – террасы, морену, трог, – а природа оказывается сложнее и являет взгляду комбинации, вовсе не предусмотренные учебником. Что ж, изучим ее такою, как она есть, – не подтасовывать же факты под концепцию! А может, новые факты помогут улучшить и самую теорию?

Шесть дней трудного пути. Ночлеги под палаточным пологом, где бы нас ни застала очередная ночь... Кончились взятые с собою продукты, и мы кормимся прошлогодними чинариками – буковыми орешками, еще не успевшими сгнить.

Отметка по высотомеру показывала, что уже близко водопады верховьев Ачипсе. Наш взгляд уловил на стволе бука на левом берегу реки большую зарубку. Прохожу вправо – заросшая, но не вызывающая сомнений тропа методично меченная зарубками. Она ведет косогором правее на подъем к перемычке соединяющей Ачишхо с Чугушом.

Переходим Ачипсе вброд на правый берег. Здесь тоже зарубка и явный след тропы, поднимающейся на Ачишхо. Используем неожиданную возможность и выбираемся к метеостанции по вновь найденной дороге. Она выныривает из маскирующего ее высокотравья на первую из известных мне тропок Ачишхо перед Острым перевалом. Не чудо ли, что еще даже на этом, столько раз посещенном хребте мне суждено делать подобные находки?

Вернувшись в Поляну, спрашиваю у греков, что же это за тропа.

– Старая на Чугуш тропа. Осман строил. По хребту на Османову поляну ведет.

Дата добавления: 2015-08-20