Неизбежность борьбы

Итоги этих рассуждений таковы:

Для русских наивыгоднейшая форма общежития есть Вожачество. К такому вожачеству (в форме ли монархии, диктатуры или иной) русские, понявшие свою истинную природу, будут стремиться. Будут стремиться по той простой причине, что изведают сладость всяких иных прочих построений. Это ничуть не задевает вопроса о народном представительстве, парламентаризме и прочих «формах». Все сие есть именно форма, а не существо правления. Парламент прекрасно существует при Муссолини, как Государственная Дума очень производительно работала при Столыпине. Важно для русских не то, будет ли у них парламент, «Земский Собор», Вече или еще что-нибудь в этом роде. Важно, чтобы у нации был духовно-политический центр. Важно, чтобы был вожак, который ослаблял бы неистовое взаимотрение русского народа; направлял бы его усилия к одной цели; складывал бы русские энергии, а не вычитал бы их одну из другой, как это неизменно делается, когда воцаряется хаос, именуемый некоторыми «русской общественностью», а другими «российской демократией».

Разумеется, я не считаю, что так будет на вечные времена. По мере того, как русская стихия (еще, собственно говоря, не ставшая нацией) будет «нивелироваться»; по мере того, как русские будут становиться друг другу родственниками в более близких степенях, чем сейчас, — надо думать, разнобой их мыслей, чувств и стремлений будет уменьшаться. Появится большая духовная близость; и, может быть, создастся ясно выраженная коллективная душа; при наличии ее объединяющая и умиротворяющая роль вожака станет менее важной. Но до этого времени много воды утечет.

* * *

Для евреев такой духовный русский центр, безмерно усиливающий русский народ, невыгоден. Некоторые из них это прекрасно сознают, большинство не имеет об этом представления. Но это последнее обстоятельство, то есть что еврейская масса не может этой идеи осознать, не имеет почти никакого значения.

Говорят, что когда из народившейся полудюжины породистых щенят хотят отобрать самую лучшую собаку, то всех щенков наваливают один на другого, так, чтобы образовалась копошащаяся, попискивающая груда. Через некоторое время один какой-нибудь щенок выбивается наверх и держится на хребте у всех других. Заметивши оного, их опять перемешивают и так делают несколько раз. Если какой-нибудь щенок упорно выбивается наверх, то этого выбирают: он будет лучший.

Не то же ли самое происходит в груде народностей, копошащихся в пределах какого-нибудь государства? Бессознательно, неведомо для самой себя, каждая из них стремится выбраться «на поверхность». Россия, бывшая и будущая, разумеется, не представляла и не представит исключения. Сто народностей будут барахтаться в общей каше, инстинктивно борясь за гегемонию. При этом главная борьба будет идти между наиболее сильными народностями. В числе сильнейших будут русские и евреи.

Борясь, народности будут строить каждая такую организацию, которая делала бы ее наиболее сильной. Русские, как мы видели, заинтересованы построить организацию вожаческого типа, ибо при наличии таковой русские меньше грызут друг друга и дружно везут государственные сани. Известно, что для того, чтобы безнадежно остановить на целые часы гренландскую запряжку, стоит только поссорить собак. Они не только перестают везти сани, занявшись дракой, но еще так перепутают упряжь, что потом ее часами не распутаешь. Задача умелого русского вожака — прежде всего не дать россам перегрызться: остальное прилагается само собой.

Естественно, что евреи, которым тоже хочется «наверх», будут стремиться не только самим быть как можно сильнее, но и по возможности ослаблять других. На этом пути они, евреи, инстинктивно будут применять все способы разрушения русской вожаческой организации. Распыленное русское стадо для них выгодно: оно не может представить сопротивления их всегда дружному напору. Они будут делать это дело разрушения даже помимо своей воли, даже — до обреченности.

* * *

Я вполне представляю себе еврея, который совершенно проникся русской культурой; подобно Айхенвальду, бредит русской литературой; подобно Левитану, влюблен в русский пейзаж; подобно Антокольскому, заворожен русской историей. И все же этот еврей, вся душа которого наполнена русской культурой, будет разрушать действенную русскую силу, эту культуру создавшую и создающую. Будет разрушать, ибо эта сила стоит ему поперек дороги; той дороги, которая в его самых сокровенных мыслях русская, а на самом деле еврейская.

Поясню сие примером. Возьмем, например, газетное дело, столь важное в нынешней жизни; такое важное, что кто владеет печатью, в значительной мере является властителем умов читающего, то есть мыслящего, то есть руководящего жизнью населения. Можно себе представить (потому что это уже было), что евреи, при их способности к газетному делу, завладеют и в будущем русской печатью. Значит ли это, что печать после сего останется русской? Можно ли утверждать, что такая печать, находящаяся в еврейских руках, — русская, потому только, что она пользуется русским языком? Не думаю.

Можно допустить, что евреи — газетные работники обрусели и лучше самих русских понимают, что русским нужно. Но из того, что они так будут добросовестно думать, вовсе не следует, что именно так и есть. Евреи не варяги. В них страшно сильна их еврейская кровь, которая диктует им их еврейские устремления. Они могут по видимости совершенно впитать в себя чужую культуру (в данном случае русскую), но сидящая внутри их сильнейшая еврейская воля, тем более сильная, что она коллективная, массовая, — повлечет их «бессознательно для их сознательности» по еврейскому пути. И такие евреи, газетные работники, будучи совершенно искренне убеждены, что такая-то форма общежития нужна не им, евреям, а всему русскому народу, будут с необычайным упорством проводить именно сию форму, которая в действительности выгодна не русскому народу, а им, евреям.

Поэтому-то надо ожидать, что даже те евреи, которые искренне в своих мыслях прониклись интересами России, будут хронически, и при всяких комбинациях, разрушать организацию, пока что для русских самую выгодную, а именно организацию вожаческую. Они будут всеми способами твердить при этом, что они действуют единственно в интересах самих русских, и многие, действительно, так и будут думать. Но на самом деле хаос, который водворяется в русском народе, когда у него отнимают вожаков, выгоден только тем, кто в этом хаосе остается организованным. Такой забронированной организованностью обладают именно евреи.

* * *

История последних лет, та история, которая у всех нас еще перед глазами, дала этому потрясающее доказательство. Совершилось падение вожаков русского народа, Романовых, уставших за триста лет своей царственной вахты; никто не пришел им на смену; воцарился кровавый кабак на пространстве шестой части суши. И этим безмерным государством легко овладели евреи, находившиеся в состоянии постоянной организованности благодаря природным качествам своим.

Да, — этим государством овладели евреи. Таково по крайней мере убеждение русского народа. В этом-то и причина «советского антисемитизма». И мне кажется, в данном случае сей русский народ не ошибается. Почему?

Да потому, что бывшей Россией правит коммунистическая партия, а коммунистической партией правят евреи. На это последнее утверждение отвечают обычно: «А Ленин?»

Ленин ничуть не опровергает сего положения. Отымите у Ленина еврейскую помощь, и он потонул бы в волнах хаоса, как всякий другой. Впрочем, он и сам так Думал. Максим Горький оставил нам по этому поводу ценное признание.

- Владимир Ильич, вы жалеете людей?

- Это смотря каких, умных жалею. Но только... только среди русских мало умных. Если найдешь какого-нибудь годного человека, то непременно или еврей, или с еврейской кровью.

К этому красноречивому признанию прибавить нечего. Гениальность Ленина и состояла в том, что он в водворившемся хаосе увидел еврейского кита, который плыл среди урагана; уселся ему на спину и поехал к своей цели. Впрочем, куда и как держать путь, было Ленину целиком продиктовано евреем же: Карлом Марксом. По этой-то причине народная молва, чувствующая истинное положение дела, но расцвечивающая его в легендарные краски, утверждает, что Ленин в конце концов возмутился, когда понял, что он только еврейская пешка. И тогда будто бы евреи убили его утонченным и тайным ядом.

Всем этим я хочу сказать только одно. Антисемитизм в России будет. Он не может не быть. Евреи слишком сильны благодаря своим природным качествам, из коих самое важное «Божьей милостью организованность», чтобы противостоять искушению лезть «наверх». Русский же народ, несмотря на свои бездонные падения, способен высоко взлетать при талантливых вожаках. И поэтому он так, без борьбы, тоже не дастся. Между этими двумя существами (из которых одно напоминает | Паука, вечно и неустанно ткущего свою паутину, а другое — беспомощную Муху... иногда, однако, превращающуюся в Орла) будет идти бой с переменным успехом. То Паук будет сосать обессиленную бестолковыми и противоречивыми движениями крыльев своих муховид-ность, то сия последняя, вдруг заделавшись Двуглавым Орлом, вдребезги будет рвать паучью пряжу. И это будет длиться долго.

Russia Minor *

* Малая Россия (лат.).

Впрочем, для предчувствования будущего полезно обратиться к прошлому. Антисемитизм, как сказано выше, есть новое явление для Великороссии. Но для Малой России сие направление умов есть дело привычное и давнишнее. Откуда? Почему?

Кто во время оно внимательно путешествовал по местечкам нашего края, тому не могло не броситься в глаза одно обстоятельство. Все эти средоточия городской жизни как бы построены по одному фасону: в середине еврейский торговый центр, на периферии — русское население, занимающееся хлебопашеством. А где же русские торговцы, русское третье сословие?

Его нет. Что же, его никогда не было?

Нет, оно было. Исторические документы дают нам неопровержимые свидетельства, что в былое время у нас было сильное русское мещанство. При этом нужно иметь в виду, что слово «мещанство» не имело того нелепого значения, которое оно приобрело позднее и имеет ныне. Мещанство — обозначало жителей «места», то есть города, то есть значило горожане, буржуа. Куда же девались русские горожане, которые, как и все горожане, занимались торговлей, ремеслами и прочими городскими занятиями?

Их вытеснило еврейство. Тот русский пояс, который залег вокруг еврейского центра, в каждом местечке Малороссии, пояс в наше время занимавшийся почти исключительно хлебопашеством, образовался из потомков русских горожан, торговцев и ремесленников, которых еврейство отстранило от их занятий; выселило из центра на окраины; перевело в низший социальный класс; омужичило.

Этого одного достаточно, чтобы объяснить явление антисемитизма в Малой России. Правда, с течением времени русское городское население, оттертое на задворки, забыло, что когда-то оно знало иные ступени социальной иерархии. Но оно сохранило, так сказать, в крови нерасположение к виновнику сей своей деградации. Оно явственно чувствуется в слове «жид», которое из национального имени стало ругательством.

Несколько иной, но имевший те же результаты, процесс произошел в малорусской деревне. Евреи, покровительствуемые польским королем Казимиром Великим, быстро растеклись по всей Польше, Литве и «Руси», то есть Малой России. В деревнях они стали прослойкой между «панами» (часто ляхами или ополячившимися русскими дворянами) и низшим русским населением. Они арендовали очень много имений у «панов» и в качестве таких арендаторов стали неким средним сословием. Малорусские исторические песни наполнены горькими жалобами на «жидив-орендарив», угнетавших население: ведь к ним в руки, вместе с арендой, переходили все права помещиков, то есть весьма суровое крепостное право. Особенно возмущало население, что евреи распоряжались даже православными храмами (считавшимися личной собственностью католиков-помещиков). В качестве арендаторов евреи считали себя вправе взимать деньги с посещающих храм и с совершающих требы. Чтобы окрестить, обвенчаться или похоронить, надо было получить разрешение «жида» за соответственную мзду. Самолюбие русского народа страдало не менее, чем его скромный карман. Неудивительно, что при таких условиях, когда вспыхнули казацкие восстания, они направлены были столько же против «панов», сколько и против «жидов». Тогдашний антисемитизм имел под собой очень реальную подкладку: евреи, сильные своими способностями и организацией, уничтожили русское среднее сословие и причинили достаточно обид низшему. Под эгидой казачества русское население свело с еврейским счеты: свело, как умело; долго зажимаемая «низовая» пружина, освободившись, бьет больно, грубо и «почем зря».

Казачество отстаивало права русского народа и мстило угнетателям — «с гаком», но бессистемно, штормовыми порывами. Ему на помощь пришла сначала Москва, а потом Петербург. Другими словами, на помощь утерявшему политическую самостоятельность южнорусскому народу пришла государственная русская сила, собранная и упорядоченная «наследственными вожаками». С этого времени русский народ, соединенными усилиями Севера и Юга, систематически стал ослаблять давление наседавших на него народностей. В том числе было ликвидировано ярмо поляков и евреев в Малой Руси. На этом пути, как это часто бывает, русский народ, что называется, «переборщил». Он сам навалился на тех и других. Эта реакция, быть может, была не так жестока (синагоги в аренду русским помещикам не отдавались), но все же, как всякий «сюпер-флюй», — это была ошибка. Надо было, по истечении времен и сроков, постепенно ослаблять вожжи.

Это, между прочим, чувствовалось некоторыми вдумчивыми наблюдателями края. Конечно, я говорю не о тех беспардонных наших либералах, которые вообще ничего не «наблюдали»; они, как канарейки, трещали с чужого голоса подхваченную волынку на слова pereat Russia, fiat *... равноправие.

*Да погибнет Россия, да будет... (лат.).

Я говорю о тех, кто хорошо знал историю своей родины и причины «придерживательной» в отношении евреев политики, но кто находил, так сказать, «на осязание», что можно и должно «потравить шкот». Очевидно, у них было смутное ощущение надвигающейся бури. Да и самый антисемитизм в Малой России в эпоху, о которой я говорю (то есть перед Японской войной), начинал делаться «добродушным». Это понятно. Реальные его причины (угнетение со стороны евреев) уходили в прошлое; оставалось только неприятное, но смутное воспоминание.

Евреи нашего края в эту эпоху ничем не напоминали грозных и жестоких арендаторов времен Ляхистана. Это были люди, зарабатывавшие свой кусок хлеба, как и все остальные; они чаще вызывали жалость, чем возмущение. «Местечковые евреи» были мне достаточно знакомы. У нашей семьи в Малороссии было несколько имений, в которых мы вели довольно большое перемольное дело. По этим мукомольным делам приходилось иметь постоянное сотрудничество с евреями; в наших краях хлебная и мучная торговля — в еврейских руках. Общее впечатление у меня осталось, что с этими людьми можно иметь дело: люди как люди, — со своими недостатками, но и с несомненными достоинствами. Разумеется, нежелательно быть от них зависимыми. Мы и не давали им «верховодить». И достигали этого самым простым способом. Во всем свете почему-то так повелось, что «христиане» берут деньги у «Шейлоков» и затем вследствие сего попадают в «ужасное положение»; тогда с них вырезывают «фунт мяса», если их не спасают какими-то чудесными приемами хорошенькие женщины в штанах или какие-нибудь иные, но столь же маловероятные, комбинации. У нас было наоборот: мы сами были Шейлоками; не нам евреи, а мы евреям давали деньги «на дело». Таким образом, если кто от кого зависел, то они от нас; и все шло прилично: зерно притекало, мука мололась и, превратившись в тонкорунную крупчатку, струилась в разные города, вплоть до столицы — на радость Медному Всаднику, насадителю русской промышленности. И «кушали хлеб» и евреи, и русские; и не слышно было криков ни о еврейском засилье, ни о русском гнете.

Но эта идиллия переменилась для меня как. бы по волшебству, когда Японская война подвела истинный баланс тому, что делается в России, то есть когда революционные волны заходили по русскому морю. Гребни этих волн имели несомненно еврейскую физиономию и притом оскаленную до последней степени злобы.

Тогда же стало ясно, насколько захвачена евреями русская мысль и ее выразительница — печать. В столицах русским было «Новое Время». Остальное... остальное было или просто «основано Баком», как «Речь», влиятельная газета освободительного лагеря, или же старалось всячески ладить с сорвавшимся с цепи еврейством — страха ради иудейска*.

* См. в отделе приложений. ПРИЛОЖЕНИЕ № 11.

И откуда взялся этот страх? Мне, с детства привыкшему к нашим перемоль-щикам, евреям не только безобидным, но и полезным в общем деле созидания материальных ценностей, странно было смотреть, как их сынки и братья, окончившие и не окончившие университеты, трясут мощную громаду Русского государства.

Но, увы, это было так. Надо было быть слепым, чтобы этого не заметить. И вот в эту пору, как естественный ответ на выросшую, грозную для русского племени, опасность, снова загорелся антисемитизм в сердце Russia Minor. Он вспыхнул от уголька, таившегося под золой еще со времен батьки Хмельницкого. Он вспыхнул потому, что революционный ветер сдул пепел веков, прикрывший трехсотлетние уголья, и бросил свежую вязанку хвороста на едва тлевший огонь. Это новое топливо для антисемитизма поставили еврейские безобразия, ознаменовавшие Японскую войну и в особенности появление манифеста 17 октября 1905 года.

Русская провинция, доступная моему наблюдению, в ту пору больно восприняла эти проявления еврейской ненависти к Исторической России, то есть к той организации вожаческого типа, которая обусловила рост и могущество русского народа. В ту пору еще не было ясно, что самая эта организация одряхлела, устала, требует какой-то существенной модификации. Казалось, что все еще прекрасно и во всяком случае может действовать. Никому в голову не приходило, что пора чистый монархизм менять на «фашизм», то есть рядом с монархом поставить «вождя», который восполнял бы «случайности рождения» (выражение Ключевского).

Проигранная Японская война не была в глазах наших достаточной причиной, чтобы затевать «великие потрясения»; верилось, что война эта будет только эпизодом, после которого снова воссияет «Великая Россия». Еврейское восстание против Исторической России поэтому вызвало бурное негодование в русском населении Юга. Негодование сие, как известно, в Киеве, Одессе и многих других местах вылилось в форму еврейского погрома.

Погромам будет посвящена отдельная глава, а потому здесь я на них не останавливаюсь.

* * *

Сей краткий очерк возникновения антисемитизма в Малой России; его постепенное угасание параллельно с ослаблением давления еврейства на русский народ; его бурное воскрешение в период первой революции, когда оказалось, что сие давление вновь образовалось, хотя и в другой форме (политического засилья); все это, по-моему, несколько освещает «туманное будущее». Надо думать, что судьбы антисемитизма общерусского, перед которым мы теперь стоим, будут иметь те же фразы. Возникнув из резкого давления, которое евреи произвели на русских с начала революции 1917 года, он, побушевав, будет стихать, если сие еврейское давление уменьшится. Он будет крепчать, если, наоборот, еврейский прижим по тем или иным причинам будет усиливаться.

Но так как евреи добровольно своего давления прекратить не могут, ибо их самих толкает сила, сидящая внутри их, то, надо думать, мы стоим перед неизбежной полосой борьбы русских с евреями. Она свершится во всероссийском масштабе, но по образу и подобию Russiae Minoris.

Дата добавления: 2015-08-20