Читайте также:
|
|
В первой части нашего сочинения (см. введ. _ 1) мы уже дали предварительное определение адвокатуры. Мы видели, что под адвокатурой в тесном, научном смысле слова понимается правозаступничество, т. е. юридическая помощь, оказываемая специалистами-правоведами своим согражданам, и что адвокатурой в обширном смысле обозначается правозаступничество вместе с судебным представительством. В виду того, что правозаступничество и судебное представительство - два особые института, могущие существовать и существующие в некоторых странах независимо друг от друга, мы будем рассматривать их порознь и понимать слово "адвокатура" исключительно в тесном смысле.
И так, адвокатура есть правозаступничество, т. е. оказание гражданам юридической помощи подобно тому, как врачебное искусство - оказывание медицинское помощи. Но давая такое определение адвокатуры, мы обозначили только ее бытовую природу, житейскую роль и не коснулись ее юридического характера, так как не сказали, к какой отрасли права,- публичного или частного,относится эта деятельность. Теперь нам нужно рассмотреть ее специально с юридической точки зрения.
С первого же взгляда ясно, что такая либеральная профессия, как врачебное искусство, педагогия, литература и т. д., не имеют юридического характера. Их деятельность относится к тем сферам жизни, которые стоять совершенно особняком от правовой и только в немногих пунктах соприкасаются с нею. Медик, оказывающий помощь больным, литератор, обсуждающий явления жизни, педагог, воспитывающий детей, архитектор, возводящий строение, действуют в пределах своих специальных сфер и лишь тогда затрагивают область права, когда нарушают уголовный закон. Совсем в ином положении находится адвокатура. В качестве правозаступника, адвокат не только постоянно и исключительно вращается в сфере права, но и защищая права граждан на суде, происходит в соприкосновении с органами государственной власти. Другими словами, правозаступничество - институт юридический. А если это так, то спрашивается, к какой именно области права он должен быть отнесен? Чтобы дать ответ на этот вопрос, необходимо рассмотреть роль адвокатуры на суде. Начнем с уголовного процесса. "История, - говорит г. Муравьев, - указывает на две основные формы уголовного преследования: частную, когда преследование это производится частным лицом, реально пострадавшим от преступления и преследующим его единственно в личном своем интересе, для возмещения своей обиды или восстановления своего нарушенного права, и публичную, когда отвлеченным, идеальным субъектом преследования выступает общество или государство, действующее во имя общего блага и общих, страдающих от преступления интересов, носителем которых оно является по самой природе своей. Это последнее, публичное преследование, смотря по непосредственному своему субъекту, может быть народное, когда каждый гражданин, как таковой, пользуется юридическим правом и несет нравственную обязанность преследовать в общем интересе всякое преступление, совершенно независимо от личного к нему отношения, или же официальное, должностное, когда преследование преступлений делается правом и юридической обязанностью назначенных государством должностных лиц. Наконец, официальное преследование, в свою очередь, может быть отправляемо через различных органов или субъектов и различными способами: так, оно вверяется тому же судье-инквиренту, который в своем лице совмещает все функции уголовного процесса, т. е. следователя, обвинителя, защитника и судьи, произносящего приговор; или же уголовное преследование возлагается на особое, призванное к тому государственное учреждение, отдельное от судебной власти в тесном смысле и носящее название прокуратуры, в качестве представителя и поборника репрессивных интересов государства перед этой, ни от кого, кроме закона и судейской совести, независящей властью" *(1140). Последняя форма организации признана наукой наиболее правильной и господствует во всех цивилизованных государствах Европы. Таким образом, в настоящее время преследование за преступления возбуждается почти во всех случаях не потерпевшим, а органом публичного обвинения - прокуратурой, деятельность которой совершенно поглощает деятельность частного обвинителя. Другими словами, государство взяло под свою опеку и покровительство терпящих от преступлений частных лиц и само сделалось истцом в лице прокурора, являющегося его уполномоченным или, как говорят в Германии, поверенным (Staatsanwalt).
Ответчиком в уголовном процессе служит обвиняемый или подсудимый.
Пока роль истца исполняется, как это бывает на первых ступенях юридического развития у каждого народа и как практиковалось в большинстве случаев в Англии вплоть до 1879 года, самим потерпевшим с помощью его родных, друзей и наемных юристов, до тех пор обвиняемый находится в разных условиях борьбы с обвинителем и может довольствоваться такими же средствами защиты. Но когда потерпевший приобретает себе союзника в лице государства, то является вопрос: можно ли предоставить обвиняемого, слабого, робкого и неопытного индивидуума, собственным силам в борьбе с всемогущим, обладающим всеми средствами преследования и обвинения государством? В состоянии ли он сам предотвратить возможность ошибки, противодействовать злоупотреблениям, воспользоваться всеми предоставленными ему законом способами защиты?
"Даже люди, могущие защищать других", справедливо заметил Фейербах: "не всегда годны отстаивать самих себя по той же причине, как искуснейший врач поручает иногда свое лечение собрату". "По-видимому. - говорит проф. Фойницкий, - подсудимый, зная лучше других обстоятельства дела и будучи наиболее заинтересован в оправдательном исходе его, вполне способен вести свою защиту. Действительность далеко не подтверждает этого предположения. Знают обстоятельства дела те подсудимые, которые виновны; невинным они неизвестны. Страх наказания и позор преследования, а нередко самая обстановка суда и присутствие посторонних, волнуют и расстраивают их до такой степени, что они теряют хладнокровие и самообладание; незнание существа и форм производства побуждает их ссылаться на обстоятельства, не имеющие никакого отношения к делу, и умалчивать об обстоятельствах, которые они считают неважными, но которые имеют для дела существенное значение. Незнание законов лишает их возможности ограждать свои права и бороться против тонких юридических построений. К этому присоединяется, что подсудимый, даже невинный, нередко желает наказания,- для того ли, чтобы, приняв на себя вину, освободить от ответственности другое лицо, или же от отчаяния, от несчастий или душевного расстройства. Приняв во внимание все эти обстоятельства, легко видеть, что подсудимый одними своими силами не может на направленный против него обвинительный тезис предъявить суду всех возражений, необходимых для правильного решения дела; притом, чем менее он подготовлен к обвинению, т. е. чем более он невинен, тем менее способен бороться с ним. Без преувеличения, поэтому можно сказать, что процесс, где обвиняемый поставлен лицом к лицу против обвинителя, вооруженного всесильной помощью государства, недостоин имени судебного разбирательства; он превращается в травлю" *(1141).
Но кто же должен оказать защиту обвиняемому, кто обязан взять его под свое покровительство? Быть может, само государство? Оно является в данном случае его противником и врагом. Частные лица: родные, друзья, наемные помощники? Никто из них не в состоянии представить собой надлежащего противовеса всемогущему государству, так как каждый из них такая же ничтожная единица, как сам обвиняемый. Остается одно: взять его под охрану должно общество, понимая под обществом всю совокупность граждан, составляющих население данного государства *(1142). И в самом деле, хотя государство охраняя правовой порядок, действует в интересах общественного блага, хотя оно вместе со своим правом постановляет, по блестящему выражению Иеринга, "прочный скелет и железную обшивку" для целей, достигаемых обществом, тем не менее, с другой стороны, оно преследует в лице обвиняемого одного из членов этого самого общества. Если права обвиняемого будут несправедливо нарушены, если он пострадает невинно или понесет несоразмерное наказание, то для всего общества, в лице всех его членов, возникнет опасность очутиться в таком же положении и подвергнуться столь же несправедливому нарушения прав. "Если,- говорит Беррье,- важно, чтобы бдительность магистратов предохраняла силой закона общество от проступков, угрожающих его спокойствию, и чтобы справедливое наказание постигало виновников злодеяний и преступлений, то не менее важно для безопасности всех, чтобы несправедливые обвинения отвергались, чтобы человека не признавали виновным только потому, что он обвиняем, чтобы он был энергично защищаем против ошибок, увлечений, незнания и пристрастия этих судей магистратов или присяжных" *(1143). В силу этого, общество для собственного своего блага, для охраны своих прав, должно брать под свою защиту обвиняемых, как государство берет потерпевших, и отрядит для участия в процессе особого уполномоченного, подобного уполномоченному государства - прокурору. Таким уполномоченным представителем общества на суде уголовном является правозаступник или адвокат.
Переходим к роли адвокатуры в гражданском процессе, построенном, как требует наука, на состязательных началах. Истцом и ответчиком являются здесь частные лица; государство же в лице своих органов, судебных учреждений, исполняет обязанности третейского судьи. Каждая из состязающихся сторон преследует свои частные интересы; поэтому, их усмотрению предоставляется начинать процесс, прекращать его в любой стадии производства, мириться с противником и отказываться от своих требований. Государство не имеет основания вмешиваться в их деятельность, оно должно только гарантировать им возможность добиться признания своих прав путем суда, если они того захотят. Другими словами, для государства, как для третейского судьи, безразлично, которая из двух спорящих сторон одержит верх, и победит ли она вследствие того, что действительно права, или потому, что противная сторона не хотела или не умела защищаться. Государству важно только,- как заметил проф. Малинин,- восстановить спокойное правоотношение, а заботиться о том, в чью пользу послужить такое правоотношение, это дело не государства, а тяжущихся" *(1144).
Иначе относится к этому общество. Гражданский процесс, как мастерски показано Иерингом, представляет собой ничто иное, как легальную борьбу за право, в которой заинтересованы не только тяжущиеся стороны, но и все общество, в лице всех своих членов. В самом деле, весь правовой порядок держится на нормах объективного или абстрактного права. Эти нормы служат основанием для конкретных, субъективных прав частных лиц. "Однако",справедливо замечает Иеринг: "конкретное право не только получает силу и жизнь от абстрактного, но и возвышает их ему. Сущность права заключается в его применении на практике. Правовая норма, которая никогда не применяется, не имеет права на такое название; она - недействующая пружина, которая не работает в машине права, и которую можно вынуть, не произведя никакой перемены. Это положение имеет полную силу для всех отраслей права, для государственного права так же, как для уголовного и гражданского. И в то время, как применение публичного и уголовного права возложено в форме обязанности на орган государственной власти, осуществление гражданского права предоставлено в виде права всецело свободной инициативы и самодеятельности частных лиц. Но как в первом случае оно зависит от того, что государственные учреждения и чиновники исполняют свою обязанность, так во втором случае оттого, что частные лица осуществляют свои права". Отсюда понятно, что, добиваясь признания своего права, частное лицо тем самым поддерживает весь правовой порядок и содействует применению закона. Наоборот, отказываясь от восстановления своего нарушенного права, оно уподобляется воину, убегающему с поля битвы. "Если",продолжает тот же автор: - "сражается тысяча человек, то удаление одного может быть незаметным, но если сотня, если даже целые сотни покидают знамена, то положение тех, которые остались, становится все сомнительнее, вся тяжесть защиты падает на них одних. В этой картине я, как мне кажется, представил наглядным образом истинную сущность дела. И в области частного права идет такая борьба права против неправа, общая борьба, в которой все должны стойко держаться друг друга,- национальная работа,- и каждый, кто бежит, совершает измену общему делу, так как он придает силу врагу, увеличивая его отвагу и дерзость". На этом основании Иеринг приходит к выводу, что "защита подвергнувшегося нападению права представляет собой для частного лица долг не только относительно самого себя, но и относительно всего общества" *(1145).
А если это так, если для общества важно, чтобы каждый его член энергично защищал свои права, если даже добровольное уклонение от борьбы за право вредно отражается на нем, то тем более заинтересовано оно в том, чтобы правая сторона одержала верх в процессе, и чтобы никакие посторонние обстоятельства не мешали торжеству ее. Поэтому, если правый тяжущийся проигрывает дело только потому, что его противник опытнее, способнее, богаче или влиятельнее, то вместе с побежденной стороной поражается все общество. Всеми членами его овладевает опасение, что и они могут попасть в такое же положение, и что правам их грозит необеспеченность и незащитимость в случае нарушения. "Свобода в оборотах, нравственность народа и мир в семействах",- как верно заметил Миттермайер,- "зависят от убеждения частных лиц в справедливом и быстром окончании процессов", а это убеждение подрывается всякий раз, когда первая сторона проигрывает дело.
Ввиду таких обстоятельств общество должно для собственного своего блага оказывать с своей стороны поддержку правым тяжущимся и помогать им в процессуальной борьбе за право. Достигнув этого, оно может тем же способом, как и в уголовном процессе, именно дав правому тяжущемуся помощника в лице своего уполномоченного, которым опять-таки является адвокат. В тех же случаях, когда до судебного разбирательства нельзя наверное решить, которая из сторон права, общество должно дать своих уполномоченных каждой из них с тем, чтобы они следили за справедливым решением дела и не допускали нарушения прав тяжущихся.
Итак, и в уголовном, и в гражданском процессе правозаступник действует в качестве уполномоченного общества и в интересах его. Поэтому, адвокатура представляет собой не заместительницу тяжущихся, как субъектов процесса, а фактор правосудия и элемент судебной организации, являясь, таким образом, институтом той ветви публичного права, которая носит название судебного или процессуального.
Мысль об общественном значении и публично-правовом характере адвокатуры не нова. Во многих сочинениях, посвященных адвокатуре, говорится, что адвокат - "общественный деятель" *(1146), что его профессия - "общественная должность" *(1147) (offentliches Amt, fonction publique) и "институт публичного права" *(1148). Некоторые авторы даже доходили до признания ее представительницей общества. Так, Пришль говорит: "ничего нет более подходящего и глубже продуманного относительно того положения, на какое должен претендовать адвокат, чем знаменитые слова Каррэ (Les lois de l'organisation de la competence, Paris, 1826, I, 391): "если судья на своем трибунале кажется мне облеченным королевской властью, воздающим правосудие народу, адвокат при исполнении своих обязанностей представляется мне, в свою очередь,- уполномоченным всего этого народа, требующим правосудия для одного из его членов. Что такое судья? Голос государя. Что такое адвокат? Голос народа" *(1149).
Однако все эти замечания высказывались мимоходом, в отрывочной форме, не получая должного развития и почти не влияя на соображения авторов относительно организации адвокатуры. Впрочем, этому нельзя особенно удивляться, так как самое понятие "общества" получило определенный смысл только в недавнее время.
Впервые Фридман обстоятельно и последовательно развил мысль, что адвокат ведет защиту в уголовном процессе - не в качестве частного лица, помогающего тяжущемуся в силу договора с ним, а в качестве уполномоченного общества (Gesellschaftsanwalt), отправляющего как бы служебную обязанность. К этому сочинению мы и отсылаем читателей, которые не удовлетворились бы нашим изложением *(1150). На русском языке имеется по данному вопросу интересная монография проф. Фойницкого, не раз уже цитированная нами. Но и Фридман и проф. Фойницкий ограничиваются рассмотрением одного уголовного процесса. Что же касается гражданского, то, сколько нам известно, никто еще не высказывал мнения, что и здесь адвокаты действуют в качестве уполномоченных общества.
Весьма близок к такому пониманию был г. Пальховский. "Мы сказали, - говорит он, - что адвокатура не составляет, подобно суду, органа государственного права, и что она не принадлежит также к институтам частного (гражданского) права". Г. Пальховскому следовало бы остановиться на этом и сказать: "значит она должна быть органом общества и институтом общественного права". Но вместо этого он продолжает: "адвокат может быть только представителем науки на суде, органом, связующим эти две категории прав, служа в то же время лишь высшим научным интересам" *(1151). Но разве наука связывает частное лицо с государством, гражданское право с государственным? Вовсе нет, таким посредствующим звеном является общество. Помимо того, хотя адвокат, действительно, представитель науки, специалист в правоведении, тем не менее, не в этом его отличительная черта, так как судьи и прокуроры тоже специалистыправоведы. Ошибка г. Пальховского заключается в том, что он принял бытовую природу адвокатуры за юридическую и сопоставил между собой, выражаясь математическим языком, несоизмеримые величины. Именно государство, право, суд понятия юридические, а наука (в общем смысле) не имеет никакого юридического характера. Сравнивать и противопоставлять их друг другу все равно, что отыскивать отношение между геометрической фигурой шара и запахом апельсина. Хотя адвокат - человек науки, но это обстоятельство также мало определяет юридический характер адвокатуры, как шарообразная форма апельсина - его запах. Будучи последовательно проведено, мнение г. Пальховского привело бы к совершенно несообразным выводам. Так напр., если адвокат - представитель науки, знания, а прокурор - представитель государства, то уголовный процесс является состязанием между наукой и государством, или иначе, если адвокат служит органом знания, то прокурор, в качестве его противника, олицетворяет собой невежество.
Тем не менее за г. Пальховским остается та заслуга, что он отверг коренное заблуждение авторов, которые рассматривают адвокатуру с частно-правной точки зрения, и указал на необходимость другого взгляда. Правда, сам он не разрешил этой задачи и впал в ошибку. Но ошибка, как сказал Мильтон,- вырабатывающаяся истина.
Воззрение на адвокатуру, как на представительницу общества, вытекает, как мы только что показали, из самой сущности уголовного и гражданского процессов, рассматриваемых в отвлеченной форме, и из характера отношений к ним государства и общества. Однако некоторым читателям наше изложение, быть может, покажется недостаточно убедительным. "К чему", могут заметить они: "эти юридические тонкости? Чьим бы уполномоченным ни был адвокат, во всяком случае он защищает на суде права частных лиц. Следовательно, будем ли мы смотреть на него, как на представителя общества или просто как на наемного помощника тяжущегося, его роль на суде от этого нисколько не изменится".
Это возражение, кажущееся на первый взгляд довольно веским, основывается на предположении, что интерес частного лица всегда совпадает с интересами общества, и что поэтому, адвокат, отстаивая право отдельного лица, тем самым служит всему обществу. Во многих случаях это совершенно справедливо. Но принципиально между общественным интересом и частным существует целая пропасть.
Начнем с уголовного процесса. Каждый подсудимый заинтересован в том, чтобы быть оправданным и избежать наказания. Но для общества важно, с одной стороны, чтобы невинный не понес незаслуженно кары, а с другой, чтобы виновный не избег ее, так как и то и другое одинаково опасно для общественного порядка. Следовательно, интересы подсудимого и общества в данном случае не совпадают, а значит, и задача адвоката будет изменяться, смотря по тому, в чьем интересе он будет действовать: если он помощник подсудимого, то он должен употребить все средства, чтобы оправдать его, хотя бы он этого не заслуживал; если же он уполномоченный общества, то его обязанность защищать преступника лишь постольку, поскольку этого требуют интересы общества, т. е. поскольку представляется опасность, чтобы он не пострадал невинно или несоразмерно вине. Другими словами, в первом случае адвокат наемный "обелитель", продажный "bravo" предлагающий оружие своего знания и таланта в защиту нарушителей общественного порядка, пособник и укрыватель преступника, враг правосудия, государства и общества. Во втором случае он орган общества, блюститель общественного интереса, слуга правосудия, союзник и помощник суда.
То же самое может быть сказано и относительно гражданского процесса. Каждая из тянущихся сторон стремится выиграть дело. Но для общества важно, чтобы восторжествовала та из них, которая права. Признав адвокатуру служением частным лицам, мы обратим адвоката в наемного софиста, готового защищать правого и неправого, смотря по тому, кто больше даст, имеющего в виду торжество своего клиента, а не истины, играющего роль попеременно то союзника, то врага правосудия, а потому деятеля, опасного для государства и общества. наоборот, если считать его уполномоченным общества, то он приобретает характер служителя правосудия, "советника стороны, помощника тех, кто нуждается в помощи, контролера над судьями, вечно бодрствующего защитника угнетенных, истолкователя закона" (Миттермайер).
Из этого сопоставления видно, как велика разница между обоими взглядами на адвокатуру, и как важно определение юридической природы. Но не останавливаясь на этом, мы пойдем еще дальше и скажем, что только признание адвокатов уполномоченными представителями общества, а не наемными пособниками частных лиц, дает адвокатуре право на существование, и что только с этой точки зрения может быть доказана ее необходимость. В самом деле, всегда находились и находятся теперь писатели, утверждающие, что адвокатура не только излишний, но даже прямо вредный продукт, и что было бы лучше, если бы ее вовсе не существовало. Так, например, известно, что Платон в своем идеальном обществе не отвел места адвокатам *(1152). Точно также Томас Мор изгнал их из Утопии. "Они не имеют адвокатов", говорит он о жителях Утопии: "так как считают их классом таких людей, которые придают ложный вид делам и извращают законы; поэтому, они считают лучшим, чтобы каждый защищал свое дело лично и доверял его судье, подобно тому, как в других странах клиент доверяет его адвокату. Таким способом они вместе и устраняют много проволочек и с большей достоверностью находят истину" *(1153). Равным образом и Бентам писал, что "счастлив был бы тот народ, который имел бы законы, доступные для всех по простоте своей, когда бы каждый из граждан сам мог бы вести тяжбу на суде так же, как ведет и другие свои дела" *(1154). В первой части нашего сочинения мы не раз встречали осуществление этих мыслей в разные эпохи и у разных народов. Мы видели, что такими же точно соображениями руководствовались, по свидетельству Диодора Сицилийского, древние египтяне, запретив участие адвокатов в процессе, и что во многих государствах Европы при господстве тайного инквизиционного производства роль адвокатуры была до крайности стеснена, в особенности в уголовных делах и, притом, в силу опасений, подобных тем, которые писал Томас Мор. Хотя такие ограничения уже отвергнуты и осуждены наукой, тем не менее до настоящего времени можно встретить многих лиц, держащихся отрицательного взгляда на адвокатуру. Так, один немецкий автор говорит: "обыкновенно сопоставляют судью, прокурора и адвоката, как однородные понятия. Ничего не может быть ошибочнее этого воззрения: судья и прокурор стремятся к праву, адвокат же к деньгам". Подобное мнение высказано в нашей литературе гг. И. С-вым и Е. Марковым. "Самый возвышенный идеал гражданской адвокатуры", восклицает первый из них: "есть ее уничтожение". "Адвокатура есть своего рода организованное пособничество неправде", утверждает другой: "она служит только как бы отводным каналом для позывов беспринципной корысти, бродящих в каждом обществе" *(1155). Оба указанные автора основываются на одних и тех же соображениях. По словам г. С-ва, в каждом гражданском деле одна из тяжущихся сторон не права и находится в заблуждении вследствие "незнания законов, или говоря общее, недостаточности юридического развития или ослепления личными интересами". Такое заблуждение вполне извинительно. Но если тяжущиеся избирают себе адвокатов, то у последних "не может уже существовать ни той, ни другой причины к заблуждению; в огромном большинстве случаев, следовательно, один из них непременно будет сознательно защищать неправое дело". Далее, "положение бедного лишает его возможности предоставить адвокату значительное вознаграждение, тогда как богатый в силах хорошо заплатить ему". Вследствие этого, права богатого пользуются при существовании адвокатуры лучшей охраной. Эти же мысли только в более резкой форме высказаны и г. Марковым: "адвокат - циник по необходимости и потому, что стоит за все, он не стоит ни за что, ни во что не верит и, поэтому, готов верить, во что угодно... Каждая сторона имеет своего адвоката, и каждый адвокат старается изо всех сил оправдать своего клиента и обвинить противника. Стало быть, во всяком деле, в числе адвокатов, есть уже непременно и несомненно, по крайней мере, один сознательный пособник неправде... Адвокатура дает собою пример цинического прелюбодеяния мысли... Адвокатура помогает богатому притеснять бедного. Тут нет никакого парадокса, и как ни вертите вопрос, вы его не выкинете из этого определения. О судьях, как учреждении, этого, например, сказать невозможно. Судьи применяют законы ко всем и чаще защищают обиженного, чем содействуют его обиде. Материальное положение их не зависит от угоды сильному и вообще стоит вне всякой связи с характером их решений. Судья получает одинаковое жалованье и одинаковую долю почета, оправдает ли он или обвинит более состоятельную сторону... Даже прокуратура представляет из себя силу несравненно более нравственную, чем адвокатура... Она действует не из побуждения личной выгоды для себя самой, а в исполнение своей обязанности пред обществом... Ничего подобного нет в адвокатуре. Адвокатура бросается спасать обвиняемого от каторги не потому, что он прав, не потому, что она имеет своим призванием спасать невинных: она бросается на зов силы, на звон рубля... С точки зрения обыкновенной человеческой нравственности и с точки зрения права, лишение последнего достояния одинаково заслуживает нашего заступничества, как в размерах 10 р., так и в размерах 10 миллионов. Судьи и законы наши основаны именно на этом принципе. Поэтому, учреждение, имеющее своим призванием совершенно противоположный образ действий, не может иметь ничего общего ни с судом, ни с законом. По характеру своему, оно должно быть причислено к категории тех общественных явлений, которые являются постоянными нарушителями общественной правды, и против которых именно общество вооружается судом и законом. Адвокатура есть своего рода организованное пособничество неправде".
Произнося столь жестокий приговор над адвокатурой, оба автора, очевидно, исходят из предположения, что адвокаты - наемные пособники частных лиц, помогающие им в борьбе с государством (в уголовном процессе) или с другими частными лицами (в гражданских делах). Хотя их мнение не осталось без возражения и вызвало обстоятельную и во многом справедливую критику со стороны г. Платонова *(1156), тем не менее с принципиальной точки зрения правда на их стороне. Вполне соглашаясь с г. Платоновым, что существование адвокатуры в некоторых отношениях полезно для правосудия и частных лиц, мы тем не менее присоединяемся к мнению гг. С-ва и Маркова и полагаем, что если рассматривать ее, как наемную служительницу интересам частных лиц, то она является институтом противообщественным и безнравственным. Конечно, в действительно многие адвокаты могут быть честными людьми и содействовать правильному отправлению правосудия. Но дело не в том, а в принципиальном вопросе, именно в том, что если видеть в адвокатуре просто наемную помощницу частных лиц, то она приобретает презумпцию "организованного пособничества неправде" на пользу богатых и во вред бедным, презумпцию, которая будет сопровождать каждого представителя профессии, и которую ему придется опровергать своими поступками. Общественное мнение станет относиться к адвокату так же, как, например, наше законодательство относится к движимым вещам. Подобно ст. 534 X тома, гласящей, что "движимые вещи почитаются собственностью того, кто ими владеет, доколе противное не будет доказано", какоенибудь постановление кодекса общественного мнения будет заключать в себе следующее правило: "всякий адвокат почитается софистом, готовым защищать за деньги кого угодно и что угодно, пока своим образом действия не докажет противного". Едва ли кто-нибудь решится отрицать, что подобное воззрение усвоено уже значительной частью русского общества.
Совсем в другом свете представляется вопрос о необходимости адвокатуры, если рассматривать ее, как представительницу общества на суде. При таком взгляде все возражения относительно ее безнравственности, беспринципности и противообщественности падают сами собой. Она приобретает одинаковое значение с судом и прокуратурой и становится наряду с ними жрицей правосудия, служительницей общества и государства, а ее члены получают такую же презумпцию честности и бескорыстия, какую имеют за собой судьи и прокуроры.
Но достаточно признать адвокатов уполномоченными общества; нужно создать такую организацию их профессий, которая бы давала им возможность отправлять свою высокую миссию. В противном случае теория разойдется с практикой, служение обществу и правосудию останется на бумаге, а в жизни будет защита частных интересов и преследование личной наживы.
Дата добавления: 2015-08-20; просмотров: 97 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Том II. Исследование принципов организации адвокатуры | | | Задачи организации адвокатуры |