Остальные государства

В обоих Мекленбургах, Ангальт-Дессау-Кетене, Нассау, Бремене и Ангальте-Бернбурге адвокатура была организована в сущности одинаково. Всюду дисциплинарная власть принадлежала судам, были изданы таксы, а общесословные учреждения, если и существовали кое-где, то не оказывали сколько-нибудь значительного влияния на состояние сословия.

В Мекленбурге число адвокатов было слишком велико, и так как, кроме того, в низших судах обязанности поверенного могло исполнять каждое уполномоченное стороной лицо, то практика адвокатов стала настолько мизерной, что, по словам Венерта, ни один адвокат не мог ею содержать своей семьи. Вследствие этого, адвокаты принуждены были заниматься разными посторонними работами *(830). Определение гонорара судьями вызывало здесь такие же нарекания, как и в Саксонии *(831). Вообще звание адвоката считалось не особенно почетным, и мекленбургское дворянство избегало его *(832).

В Ангальте-Дессау-Кетене, по словам Лециуса, законодательство смотрело на адвокатуру скорее как на зло, чем как на необходимый элемент правовой жизни *(833). Образованный адвокатами по собственной инициативе союз не обнаруживал никаких признаков своего существования *(834). Устарелое процессуальное законодательство, зависимость от судов, материальная необеспеченность вследствие несоответствующей таксы, а потому отсутствие самостоятельности и энергии, все это не могло не сказаться вредно на нравственности сословия. Появилось кляузничество, искусственное создание процессов из-за пустяков и затягивание их, ловля клиентов и тому подобные нарушения профессиональных обязанностей, унизившие сословие в глазах публики и судов *(835).

В герцогстве Нассау существовала оригинальная система адвокатуры. При судах второй и третьей инстанции (OberAppellationsgericht и Hofgericht), где производство было исключительно письменным, состояли поверенные (Proenratoren). Их организация была подобна организации адвокатов в других немецких государствах. При судах первой инстанции каждое, даже не получившее юридического образования лицо могло вести устную защиту дел, но составление бумаг представлялось только прокураторам и юристам. Притом, письменное производство могло происходить в судах 1 инстанции только с разрешения апелляционного суда, который обыкновенно, давая такое разрешение, требовал, чтобы тяжущиеся избирали себе представителями прокураторов *(836). Таким образом, прокураторы представляли собой скорее поверенных, чем адвокатов. Настоящими же адвокатами являлись лица, уполномоченные сторонами для устной защиты дел в низших судах. Подобное положение вещей не могло быть удовлетворительным. С одной стороны, организация прокураторов страдала теми же недостатками, как и организация адвокатуры в других немецких землях *(837), а, с другой стороны, совершенное неустройство адвокатуры в низших судах представляло широкое поле для всякого рода злоупотреблений.

В Бремене, при низкой таксе и незначительном количестве процессов, адвокаты не могли жить одной практикой. Адвокатская профессия обыкновенно была переходной ступенью к судебным и административным должностям, и ею занимались молодые юристы до получения какогонибудь места *(838).

В Ангальте-Бернбурге положение адвокатов было гораздо печальнее, чем во всех других государствах. "Законодательство", жалуется бернбургский адвокат Кольм: "обошлось с нами, как мачеха... До сих пор еще имеют силу законы, которые ковыляют вслед за прогрессирующей культурой, словно хромой инвалид за паровозом. Укажу на некоторые из них. "Адвокаты не должны подходить к канцелярским столам, подслушивать у дверей, так как отсюда происходят нехорошие последствия, и делать что-либо противное ясным предписаниям закона". "Они не должны быть орудиями злобы и кляузничества и подвергаются наказанию за ошибки и незнание". "Они не имеют права сидеть в комнатах судей и могут довольствоваться скамьями для свидетелей" и т. п. При таком способе отношения свыше, при недостатках тайного письменного процесса с бесконечным, глистообразным рядом инстанций и диковинной, извращенной системой доказательств,- можно ли удивляться, что публика приписывает все зло производства кляузничеству и корыстолюбию адвокатов *(839)?" Кроме того адвокаты находились в тягостной и унизительной зависимости от судов. "Кто не переходил на государственную службу, тот, будучи адвокатом, все-таки оставался аускультатором (кандидатом на судебные должности). Пусть 3 часа тому назад он выступал в уголовном деле или опроверг в каком-нибудь процессуальном вопросе целую судебную коллегию, он все-таки обязан записывать в протокол все, что ему будут диктовать судьи, должен заниматься притупляющим ум ведением актов и вообще исполнять, насколько будет позволять ему время, канцелярские обязанности. В этом отношении он оказывается подчиненным того самого судьи, мнения и тенденции которого он победоносно опровергал в самых важных процессах" *(840). Размер гонорара определялся таксой. Суд поверял счеты только в тех случаях, когда этого просил клиент, или когда требовалась уплата судебных издержек с противной стороны. "Но наша такса", продолжает Кольм: "изданная в 1770 г. и измененная в 1824, настоящее глумление над нашим званием и нашими трудами. Помимо того, что удовлетворение житейских потребностей стоит в настоящее время вдвое и втрое больше, что аускультаторы, которым занятие судьи иногда поручают определение гонорара, не имеют никакого представления, как бесконечно трудно порою написать исковое прошение в один лист, и как легко составить возражение на пятидесяти листах, помимо всего этого, определения нашей таксы так неустойчивы, неясны, устарелы и нецелесообразны, что наши прусские коллеги обыкновенно раздражаются громким смехом, когда мы им приводим курьезы нашего закона. Кто едет из Бернбурга в Косвич и обратно, то есть совершает поездку в 14 миль в один день, тот получает один талер путевых издержек, приблизительно столько, сколько торговые дома больших городов платят своим дворникам; за простую консультацию, хотя бы их была дюжина, не платится ничего; за самый трудный арендный договор на дворянское имение или за самое сложное завещание полагается максимум три талера, за продолжающееся от утра до поздней ночи внесудебную работу (составление инвентаря) от 1 до 3 талеров и т. п. Сюда присоединяется еще и то, что объект спора совсем не принимается во внимание. Кто предъявляет вексельный иск, цена которого простирается до нескольких тысяч, или подает прошение о текущем долге в 150 тысяч или в миллион талеров, тот получает десять зильбергрошей за прошение, т. е. такую сумму, которую если бы она была даже удесятерена, каждый не ангальтский адвокат швырнул бы в голову своему клиенту, если бы тот осмелился предложить ее ему. Наоборот, при сложном иске из отношений найма мы можем при объекте в 21 талер получить двойную сумму, так как цена иска у нас не влияет на таксу... К тому же в тяжбах свыше 20 талеров применяются правила о пересылке актов, так что одно дело в 28 талеров 28 зильбергрошей продолжалось семь лет и пять месяцев и стоило свыше 50 талеров. Даже в уголовных делах мы имеем более низкие таксы, чем наши прусские коллеги, хотя наш труд одинаков. Защита одной детоубийцы причинила пишущему эти строки при разногласии судебных врачей и тайного советника д-ра Каспера, при массе возникших сомнений, немало затруднений, заставила его в течение многих недель изучать разные сочинения и много раз советоваться с экспертами,- между тем определенный за защиту гонорар был уменьшен судом от 6 до 4 талеров *(841).

О положении адвокатуры в нескольких немецких государствах, как-то в Вюртемберге, Брауншвейге и н. д., мы не имеем сведений. Но и приведенных свидетельств компетентных лиц вполне достаточно для того, чтобы прийти к заключению, что реформа адвокатуры была для Германии насущной потребностью. Это признал и съезд германских юристов. Берлинский судья Эберти на втором съезде в 1862 предложил на обсуждение собрания три вопроса относительно организации адвокатуры, именно:

1 адвокатура должна быть объявлена свободной;

2 нотариат должен быть отделен от адвокатуры;

3 отделение адвокатуры от института поверенных (Anwaltschaft) желательно *(842).

Предложение Эберти вызвало несколько письменных рефератов (судьи Фабера, адвокатов Копна и Виссеринга и нотариуса Эйлера) и рассматривалось в четвертом отделении 4 съезда 24 августа 1863 г. Докладчиком был член верховного суда барон Штерненфельс. Изложив содержание представленных рефератов, он заметил относительно первого вопроса, предложенного Эберти, что в сущности единственным возражением против свободы адвокатуры служит опасность переполнения сословия. Но, по его мнению, эта опасность зависит не от свободы профессии, а от того, что изучению правоведения предается большее число лиц, чем требуется в жизни. Если адвокатура не будет свободной, то еще большая часть юристов обратится в пролетариев в качестве кандидатов на судебные должности. Ввиду таких соображений, докладчик рекомендовал собранию высказаться за свободу адвокатуры, что и было сделано. По вопросам от отделении правозаступничества от судебного представительства и совмещение адвокатуры с нотариатом докладчик, а за ним и собрание высказались в отрицательном смысле *(843).

Однако несмотря на настоятельную необходимость в реформе адвокатуры, в течение долгого времени дело оставалось в прежнем положении. Только объединение Германии открыло широкое поле для законодательных реформ. Партикулярные кодексы стали заменяться общими имперскими законами. Сначала подверглись коренному переустройству судьи и судопроизводство, причем основными принципами их организации были признаны несменяемость и независимость судей, а также устность, гласность и состязательность процесса. Вслед затем наступила очередь адвокатуры, и закон 1878 г. установил однообразную организацию ее для всех государств, входящих в состав германской империи.

Дата добавления: 2015-08-20