Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Органическая структура живых существ

ЧУДОВИЩА И ВЫМЕРШИЕ ЖИВОТНЫЕ | РЕЧЬ ПРИРОДЫ | АНАЛИЗ БОГАТСТВ | ДЕНЬГИ И ЦЕНА | МЕРКАНТИЛИЗМ | ЗАЛОГ И ЦЕНА | ОБРАЗОВАНИЕ СТОИМОСТИ | ПОЛЕЗНОСТЬ | ЖЕЛАНИЕ И ПРЕДСТАВЛЕНИЕ | ВЕК ИСТОРИИ |


Читайте также:
  1. C) Работа над когнитивными структурами и неправильной атрибуцией
  2. I. БОГ СУЩЕСТВУЕТ ВНЕ ВРЕМЕНИ
  3. I. Состояние энергосбережения в Украине и существующая проблема в сфере ЖКХ.
  4. II. ВРЕМЯ СУЩЕСТВУЕТ В МАТЕРИАЛЬНОЙ ВСЕЛЕННОЙ
  5. III. ДАЛЬНЕЙШЕЕ СУЩЕСТВОВАНИЕ РЫЦАРСКОГО ДУХА
  6. III.ЧЕРТЫ ХАРАКТЕРА. СТРУКТУРА ХАРАКТЕРА.
  7. IV. Структура слога

 

В области естественной истории между 1775 и 1795 годами

можно констатировать подобные же изменения. Основной принцип

классификаций сомнению не подвергается: по-прежнему их цель

-- определение "признака", который группирует индивидов и

виду в более обширные единства, отличает эти единства друг

от друга и таким образом образовывать таблицу, в которой все

индивиды и все группы, известные или неизвестные, могут

найти свое место. Признаки эти выводятся из целостного

представления индивидов; они расчленяют его и позволяют,

представляя эти представления, создать какой-то порядок.

Общие принципы таксономии, управлявшие системами Турнефора и

Линнея, методом Адансона, сохраняют силу и для А.-Л.Жюсье,

Вик д'Азира, Ламарка, Кандолля. Однако приемы, позволяющие

установить признак, отношение между видимой структурой и

критериями тождества, стали иными, подобно тому, как у Адама

Смита стали иными отношения между потребностью и ценой. В

течение всего XVIII века составители классификаций

устанавливали признаки сравнением видимых структур, то есть

выявлением отношений между однородными элементами, каждый из

которых мог в соответствии с выбранным принципом организации

послужить представлению всех остальных; единственное

различие заключалось в том, что у систематиков элементы

представления фиксировались заранее и сразу, а у методистов

они вычленялись постепенно, в результате последовательного

сопоставления. Однако переход от описываемой структуры к

признаку-классификатору происходил целиком на уровне

репрезентативных функций, в которых видимое выражалось через

видимое. Начиная с Жюсье, Ламарка и Вик д'Азира, признак

или, точнее, преобразование структуры в признак стало

обосновываться на принципе, лежащем вне области видимого, --

на внутреннем принципе, не сводимом к игре представлений.

Этот принцип (в области экономики ему соответствует труд) --

органическая структура. В качестве основы таксономий она

проявляется четырьмя различными способами.

1. Прежде всего -- в форме иерархии признаков. В самом

деле, если, не располагая в ряд все великое разнообразие

видов, взять, чтобы ограничить сразу же поле исследования,

обширные бросающиеся в глаза группы -- такие, например, как

злаки, сложноцветные, крестоцветные, бобовые, -- среди

растений; или черви, рыбы, птицы, четвероногие -- среди

животных, то можно заметить, что некоторые признаки обладают

абсолютным постоянством и наличествуют во всех возможных

родах и видах; например, способ приклепления тычинок, их

расположение по отношению к пестику, способ приклепления

венчика, несущего тычинки, число долей, которыми обладает

зародыш в семени. Другие признаки, хотя и часто встречаются

в том или ином семействе растений, не достигают, однако,

такой же степени постоянства; они образованы менее важными

органами (число лепестков, наличие или отсутствие венчика,

взаиморасположение чашечки и пестика), это вторичные, "не

вполне единообразные" признаки. И наконец, третичные,

"полуединообразные" признаки могут быть и постоянными, и

переменными (однолистковая или многолистковая структура

чашечки, число долей в плоде, расположение цветов и листьев,

характер стебля); с помощью этих полуединообразных признаков

невозможно определять семейства или порядки -- не потому,

что они неспособны, будучи применены ко всем видам,

образовывать всеобщие единства, но потому, что они не

затрагивают самое существенное в той или иной группе живых

существ. Каждое обширное семейство в природе имеет

необходимые, определяющие его черты, и те признаки, которые

позволяют отличить его среди других, лежат ближе всего к

этим основным условиям: так, поскольку размножение является

важнейшей функцией растения, зародыш -- важнейшая его часть,

и все растения можно распределить на три класса:

бессемянодольные, односемянодольные и двусемянодольные. На

основе этих важнейших "первичных" признаков могут далее

проявиться и другие, входящие уже более тонкие

разграничения. Таким образом6 теперь признак не выходит

непосредственно из видимой структуры сообразно единственному

критерию его наличия или отсутствия: в основе его лежат

важнейшие функции живого существа и значимые отношения,

которые уже более не обнаруживаются в результате простого

описания.

2. Таким образом, признаки связаны с функциями. В

известном смысле мы возращаемся здесь к старой теории

значков или меток, предполагавшей, что живые существа носят

на себе, в наиболее заметных местах, знаки, указывающие на

то, что в них является наиболее важным. В данном случае

значимыми отношениями оказываются отношения функционального

подчинения. Число семядолей, например, является решающим для

классификации растений постольку, поскольку они играют

определяющую роль в функции размножения и тем самым связаны

со всей внутренней организацией растения, указывая на

функцию, которая определяет всю его структуру<$FA.-L. de

Jussieu. Genera plantarum, p. XVIII>. Подобно этому Вик

д'Азир показал, что для животных самыми важными, несомненно,

являются функции питания и что именно по этой причине

"существуют устойчивые соотношения между структурой зубов у

плотоядных и структурой их мышц, пальцев, когтей, языка,

желудка, кишечника"<$FVicq d'Azyr. Systeme anatomique de

quadrupedes, 1792, Discours preminaire, p. LXXXVII.>. Таким

образом, признак нельзя установить на основе отношения

видимого к самому себе; признак, как таковой, является лишь

некоей видимой точкой некоей сложной иерархической

организации, в которой ведущая и определяющая роль

принадлежит функции. В доступных наблюдению структурах

признак важен не потому, что он часто встречается; напротив,

признак часто встречается потому, что он функционально

важен. Как отметил Кювье, обобщая труды последних великих

методистов своего времени, чем выше мы поднимаемся к самым

общим классам, "тем более устойчивыми становятся общие

свойства, причем поскольку самые устойчивые отношения

принадлежат важнейшим частям организма, постольку признаки

разделения на высших уровнях извлекаются из этих важнейших

частей... Именно в этом смысле данный метод можно считать

естественным: он учитывает значимость органов"<$F G.Cuvier.

Tableau elementaire de l'histoire naturelle, Paris, an VI,

p. 20--21.>.

3. В этих условиях ясно, как понятие жизни смогло стать

необходимым для упорядочения живых существ. Произошло это по

двум причинам. Прежде всего потому, что в глубине тела

требовалось уловить отношения, связывающие наружные органы с

теми органами, существование и скрытая форма которых

обеспечивают важнейшие жизненные функции. Так, Шторр

предлагает классифицировать млекопитающих по расположению

копыт, поскольку оно связано со способами передвижения и

вообще двигательными возможностями животного, а эти способы

в свою очередь соотносятся с формой питания и различными

органами пищеварительной системы<$FStorr. Prodromus methodi

mammalium, Tubingen, 1780, p. 7--20.>. Более того, наиболее

важные признаки могут оказаться в то же время и наиболее

скрытыми; уже в растительно царстве можно отметить, что не

цветы и не плоды, эти самые заметные части растения,

являются здесь самыми значимыми элементами, но зародышевый

аппарат и такие органы, как семядоли. У животных это явление

встречается еще чаще. Шторр полагал, что обширные классы

животных следует определять посредством форм кровообращения,

а Ламарк (который, впрочем, сам не занимался вскрытиями)

отвергал даже для низших животных принцип классификации,

который опирался бы лишь на видимую форму: "Рассмотрение

тела и членов ракообразных заставляло всех

естествоиспытателей видеть в них настоящих насекомых; я и

сам долго придерживался общего мнения на этот счет. Однако

поскольку известно, что именно органическая структура важнее

всего как для классификации животных согласно методу и

природе, так и для выявления подлинных отношений между

животными, то отсюда следует, что ракообразных, которые,

подобно моллюскам, дышат исключительно жабрами и тоже имею

мышечное сердце, следует поместить непосредственно за

моллюсками до паукообразных и насекомых, которые

организованы иначе"<$FLemarck. Systeme des animaux sans

vertebtes, Paris, 1801, p. 143--144.>. Таким образом,

классифицировать уже не значит соотносить видимое с самим

собою, заставляя один из его элементов представлять другие,

-- это значит уже в исходном побуждении к анализу связывать

видимое с невидимым как с его скрытой причиной, а затем

восходить от этой скрытой архитектоники к тем ее видимым

знакам, которые даны на поверхности тел. Как говорил Пинель

в своих естественнонаучных работах: "ограничиться внешними

признаками, определяющими названия, не значит ли это закрыть

для себя самый плодотворный источник знаний и тем самым, так

сказать, лишить себя возможности раскрыть великую книгу

природы, на познание которой мы, однако,

притязаем?"<$FPH.Pinel. Noubell methode de classification

des quadrumanes (Actes de la Societe d'histoire naturelle,

t. I, p. 52, цит. по: Daudin. Les Calsses zoologiques, p.

18.)>. Теперь признак вновь приобретает свою былую роль

видимого знака, указывающего на скрытую глубину; однако

указывает он не на некий скрытый текст, не на таящееся под

покровом слово или же какое-нибудь сходство -- слишком

тонкое, чтобы быть заметным, -- но лишь на связный ансамбль

органической структуры, которая вбирает в единую ткань своей

суверенности и видимое, и невидимое.

4. Таким образом, параллеилизм между классификацией и

номенклатурой нарушается. Когда классификация представляла

собой все более детализирующееся расчленение видимого

пространства, тогда вполне можно было помыслить, что

разграничение и называние этих ансамблей может

осуществляться одновременно и параллельно. Проблема имени и

проблема рода были изоморфными. Однако теперь, когда признак

способен служить классификации, лишь соотносясь прежде с

целостной органической структурой индивидов, "разграничение"

и "называние" осуществляются уже не сообразно одним и тем же

критериям и операциям. Для того, чтобы обнаружить основные

совокупности, в которых перегруппировываются живые существа,

следует преодолеть глубину этого пространства, отделяющего

наружные органы от наиболее скрытых, а эти последние от тех

основных функций, которые они обеспечивают. Напротив,

совершенная номенклатура по-прежнему будет развертываться в

плоском пространстве таблицы: на основе видимых признаков

индивида надлежит безошибочно найти клетку с именем рода и

вида. Между пространством организации и пространством

номенклатуры обнаруживается теперь принципиальное

несоответствие: или, скорее, всего того чтобы точно

совпадать, они оказываются ныне взаимноперпендикулярными, и

в месте их пересечения находится видимый признак, который в

глубине указывает на некоторую функцию, а на поверхности

позволяет найти нужное имя. Этим разграничением, которое за

какие-нибудь несколько лет покончило с естественной историей

и ее культом таксономии, мы обязаны гению Ламарка; во

вступительном слове к "Французской флоре" он противопоставил

как совершенно различные две задачи ботаники: "определение",

которое применяет правила анализа и позволяет обнаружить имя

простыми приемами бинарного метода (или такой-то признак

присутствует в исследуемом индивиде, и нужно попытаться

найти ему место в правой половине таблицы, или же он

отсутствует, и нужно найти его место в левой половине, и так

далее, вплоть до окончательного определения); и обнаружение

реальных отношений сходства, предполагающее уже рассмотрение

целостной организации видов<$FLamarck. La Flore francaise,

Paris, 1778, Discours preliminaire. р. XC--CII.>. Имя и род,

обозначение и классификация, язык и природа теперь уже не

пересекаются с полным правом. Порядок слов и порядок существ

разграничиваются теперь весьма условно определенной линией.

Их бывая сопринадлежность, на которой в классический век

держалась естественная история и которая единым движением

вела от структуры к признаку, от представления к имени, от

видимого индивида к абстрактному роду, начинает разрушать.

Теперь говорят о вещах, место которых в ином пространстве,

нежели пространство слов. Осуществив это разграничение уже в

ранних своих работах, Ламарк замкнул эпоху естественной

истории и отрыл дорогу эпохе биологии гораздо решительней и

уверенней, нежели двадцать лет спустя, вернувшись к уже

известной теме -- единого ряда видов и их постепенных

преобразований.

Понятие органической структуры существовало уже в

естественной истории XVIII века, как в анализе богатства --

понятие труда, которое также не было изобретением конца

классического века, однако в XVIII веке это понятие служило

лишь для определения способа образования сложных индивидов

из более простых элементов. Так, Линней разграничивал

"соположение частей", посредством которого растут минералы,

и "внутренюю приимчивость", посредством которой питается и

развивается растение<$FLinne. Systeme sexuel des vegetaux,

Paris, an VI, p. 1.>. Бонне противопоставлял "агрегат"

"грубых тел" и "композицию организованных тел"", которые

"пересекаются бесконечным множеством своих частиц, как

жидких, так и твердых"<$FBonnet. Contemplation de la nature

(OEuvres completes, t. IV, p. 40).>. Таким образом, вплоть

до конца XVII века это понятие органической структуры

никогда не использовалось для обоснования порядка природы,

для ограничения ее пространства, для разграничения ее

обликов. Лишь в работах Жюсье, Вик д'Азира и Ламарка оно

впервые начинает функционировать в качестве метода

определения признаков -- оно подчиняет одни признаки другим,

связывает их с функциями, располагает их согласно

архитектонике не только внутренней, но и внешней, столь же

невидимой, сколь и видимой, оно распределяет эти признаки в

ином пространстве, нежели пространство имен, речи и языка.

Таким образом, теперь оно уже не обозначает только одну

категорию среди многих; оно не только указывает на разрыв в

таксономическом пространстве, но определяет для некоторого

рода существ их внутренний закон, позволяющий тем или иным

их структурам приобретать значимость признака. Таким

образом, органическая структура вклинивается между

структурами, которые расчленяют, и признаками, которые

обозначают, -- вводя между ними, глубинное, внутренее,

существенное пространство.

Это важное изменение осуществляется пока еще в стихии

естественной истории; изменяя методы и приемы таксономии,

оно, однако, не отвергает основополагающих условий ее

возможности, не затрагивает еще самого способа бытия

естественного порядка. Правда, оно влечет за собой одно

важное следствие: углубление разрыва между органическим и

неорганическим. В той таблице существ, которую развертывала

естественная история, организованное и неорганизованное были

всего лишь двумя рядоположными категориями; они

пересекались, хотя и не обязательно совпадая, с

противопоставлением живого и неживого. С того момента, как

органическая структура становится в системе естественных

признаков основным понятием, позволяющим переходить от

видимой структуры к обозначению она перестает быть рядовым

признаком; она охватывает теперь все таксономическое

пространство, в котором она ранее помещалась, и именно она в

свою очередь дает основание для всякой возможной

классификации. Тем самым противопоставление органического и

неорганического становится основополагающим. Фактически

начиная с 1775 -- 1795 годов старое деление на три или

четыре царства природы исчезает; новое противопоставление

двух царств -- органического и неорганического -- не

замещает его в точности; Скорее, оно делает его невозможным,

навязывая иное разделение, на ином уровне и в ином

пространстве. Эту важную дихотомию, с которой совпадает

противопоставление живого и неживого, впервые формулируют

Паллас и Ламарк<$FLamarck, La Flore francaise, p. 1--2.>.

"Есть лишь два царства природы, -- пишет Вик д'Азир в 1768

году. -- Одно обладает жизнью, другое лишено ее"<$FVecq

d'Azyr. Premiers discours anatomiques, 1786, p. 17--18.)>.

Органическое становится живым, а живое -- тем, что

производит себя, возрастая и воспроизводясь; неорганическое,

неживое, есть то, что не развивается и не воспроизводится;

инертное и неплодотворное, оно находится на границах жизни,

оно смерть. И если оно тесно связано с жизнью, то лишь как

то, что изнутри стремится ее разрушить и погубить. "Во всех

живых существах действуют две мощные силы, четко различные и

всегда противоборствующие, так что каждая из них постоянно

разрушает то, что производит другая"<$FLamarck. Memoires de

physique et d'histoire naturell, 1797, p. 248.>. Мы видим,

как, разрушая до основания великую таблицу естественной

истории, становится возможной такая наука, как биология, а

также как исследованиях Биша выявляется возможность

основополагающего противопоставления жизни и смерти. Дело

тут вовсе не в торжестве, не столь уж бесспорном, витализма

над механизмом; ведь сам витализм с его стремлением

определить специфику жизни является лишь внешним проявлением

этих археологических событий.

 


Дата добавления: 2015-08-20; просмотров: 51 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
МЕРА ТРУДА| ФЛЕКСИЯ СЛОВ

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.034 сек.)