Идеальная бывшая

Это самое страшное ощущение в мире. Я точно помню, как увидел кровать, помню, как снял кеды. Потом ничего не помню, кроме сейчас. А сейчас плохо. Как с перепоя. Только хуже.

Я попытался разлепить правый глаз. Вокруг много белого. Слишком много. Мой мозг не может столько сейчас обработать. У него сейчас анализатор даёт помехи, соизмеримые с входным сигналом, поэтому, что-то, чуть светлее чёрного, вызывает невероятный “Overdrive”, он же наш родной «Перегруз». Гуманитарии, даже не пытайтесь понять. Хотя нет. Вас нельзя обделять — это негуманно. Это как, если бы у тебя в ушах гудело, а тебе на голову одели здоровенную кастрюлю и били бы по ней большой ложкой. Причём, били так часто, что даже нельзя было различить паузы между ударами.

Хорошо, что у меня всего один глаз. Если б было два, я бы, наверное, умер от шока.

Сильнее головы болела шея. Так бывает, когда спишь в спальнике и не можешь пошевелиться. Но сегодня я не мог пошевелиться, потому что вчера совершенно обессилил. Мышцы просто не могли шевелиться. Хорошо, что сердце не остановилось. Ещё и эта акклиматизация.

Послышались мягкие аккуратные шаги. Наверное, они не хотели меня тревожить. Они знали, что мне вчера пришлось пережить и что теперь мне полагается Орден Мужества и пожизненная пенсия. И прекрасная девственница. Ну и да — губозакаточная машинка.

— Коль, ты живой? — тихонько спросили шаги, голосом человека, из-за которого я сейчас похож на протухший холодец.

— Нет. — Совершенно честно признался я.

— Коль, может, ты поешь? Ты со вчерашнего ничего не ел. Уже сутки прошли.

Мысли о еде помогали мне выжить в самых сложных ситуациях. Когда, казалось бы, всё пропало, все надежды рухнули и китайцы захватили мир, я представлял себе курочку, в мыслях гладил её золотистую поджаренную грудку, вставал и делал очередные подвиги. Но сейчас даже попытка подумать о курочке, была неприемлемой. Это было бы очень, как бы это сказать, эмоционально накладно.

— Я тебя ненавижу. — Попытался повысить себе настроение я, но такая сложная для моего состояния словесная конструкция, сразу ударила гонгом в голове.

— У тебя, правда, какой-то нездоровый вид, — с опаской сообщили шаги. — Тебе, правда, плохо? Может, врача вызвать?

Шаги тёплой ладонью дотронулись до моего лба и тут же резко отпрянули.

— Да ты горишь! У тебя температура!

У себя в голове я издал истошный крик, которым кричат коты, когда им прищемили яйки, но в реальном мире смог родить только робкое:

— Тише. Не кричи. Шёпотом.

— Я сейчас врача вызову. — Сообщили шаги всё ещё на неприятно громких тонах.

— Не надо. Так всегда. Бывает. Через пару часов отпустит. И не шуми…

Видимо, моя речь была такой несчастной, что шаги испустили столько флюидов жалости, сколько не позволила себе Мать Тереза за всю жизнь. Мне даже легче стало.

Но шаги не остановились на достигнутом. Подсев рядышком, они взяли мою несчастную голову в руки и аккуратно прижали к тёплой груди, накрытой чем-то мягким, шёлковым и, судя по всему, чёрным.

— Аааа! — застонал я. — Сердце!

— Что такое?! Что-то с сердцем? — вздрогнули шаги.

— Нет. У тебя сердце. Громко. Сильно. Сделай тише.

Удары, доносившиеся из груди, действительно мучительно били по ушам.

Шаги немного подумали, а потом загыгыкали. И только потом положили мою несчастную голову на уютную, немного мокрую подушку.

Я тоже загыгыкал, хотя и понимал, чем это грозило. Но это действительно забавно. А если тебе смешно, то и жить скоро захочется.

Я разлепил левый глаз. Тот, который пластмассовый. Как бы убеждая мозг в том, что это не смертельно. Потом правый. Чуть-чуть. Прикрыв рукой на всякий случай.

— Почему у тебя такая светлая квартира? — раздражённо спросил я.

Шаги ничего не ответили, но почему-то ехидно улыбнулись. Я не видел самой улыбки, просто я знал, что так и есть.

— Может, кофе хоть выпьешь?

— Я не пью кофе. Ты знаешь.

— Но ты изменился. Может, и кофе полюбил. Тебе сейчас поможет.

Я немного поскрежетал мозгами.

— Ну, давай. Только сахара побольше. И кофе поменьше. И кружку большую. Но не сильно горячий.

Если бы шаги не ушли, то в скором времени я бы обрисовал жаренную курицу. Но шаги ушли. Шаги знали, что должны мне «как земля колхозу», поэтому теперь будут выполнять все мои требования, пока я сильно не оборзею и не окажусь у разбитого корыта.

Через некоторое время, показавшееся мне вечностью, громыхания в моей голове сменились тихим мирным гулом вроде того, с каким работает старенькая стиральная машина. Можно было слышать и видеть. Были проделаны попытки ходить, и, хочу заметить, весьма успешные! Ну, а потом проснулся аппетит. У нас с ним похожие характеры. Он тоже может спать, как бревно, сколько потребуется, а потом резко так встать, удариться головой о люстру и «ЖРАТЬ ДАВАЙ!».

Я находился квартире с довольно странной планировкой. По сути, это была одна большая комната, разделённая на зоны парой несущих перегородок и колонн. Я раньше бывал здесь. Но в трусах ни разу.

— А я сам разделся? — робко спросил я.

— Нет, — из столовой донёсся приятный звук дорогого быстрозакипающего чайника. — Ты извини, я тебе немного помогла.

— А секс был? — в столовой захихикали. — Как всегда. Вам, женщинам лишь бы в постель затащить и раздеть. А что дальше — не знаете.

— Дорогой мой, я тебя, когда увидела, сразу захотела раздеть. Как поросёнок! Кстати, вещи уже должны высохнуть. Глянь на балконе.

Морозный воздух улицы приятно пощекотал ноздри и снизил гул в голове до современной стиральной машинки.

Вещи аккуратно висели на большом балконе, сияя чистотой и порицая меня за то, что в таком состоянии они были всего один раз. Когда покупались.

На соседнем балконе курили и нескромно пялились две девушки чуть старше меня. Именно такие, каких селят в такие дома. Выхоленные маргиналки в махровых халатах.

— Доброе утро! — попытался поприветствовать дам я, но они, ничего не ответив, бросили окурки на улицу и вернулись в дом. Свиньи. Нужно будет им на балконе насрать.

Сняв вещи, я вернулся в излишне тёплую, я бы даже сказал жаркую квартиру. Моя комната в Артеке не отапливается, поэтому со временем пришлось привыкнуть к постоянному холоду. Правда, я предпочитаю говорить «свежести». Да и вообще, я больше холод люблю, чем жару.

На стене висел термостат. На отметке «27 С». Сдуреть.

Убедившись, что меня не видят, я повернул ручку на «20». А то это ж невозможно.

— Твой кофе уже готов и ждёт тебя, — послышалось из-за стены.

— А там покушать есть?

Из-за стены показался удивлённый взгляд. В чёрном шёлковом халате.

— Нет. Всё закончилось. Хочешь, я сбегаю в супермаркет?

— Я сам сбегаю. Нужно проветриться.

— Так у тебя вещи ещё не высохли.

— Это вместо контрастного душа, — улыбнулся я, натягивая джинсы с ледяным экзо-скелетом.

Современное общество делает всё для того, чтоб ничего не делать. Даже прогуляться в магазин у этих ребят значит не пройтись метров пятьсот до ближайшего сельпо, а спуститься в лифте на первый этаж и почти сразу очутиться в круглосуточном супермаркете. Хотя владельцы были людьми неглупыми и за комфорт взымали свою комиссию. Я не знаю, какие сейчас цены на материке, но тут всё было ещё дороже, чем у нас. Не очень сильно, но всё равно. Мне, как потомственному жлобу, было очень некомфортно в компании таких агрессивных ценников.

— Слушай, ну у тебя и жарища! — резкий контраст с температурой даже в подъезде сразу дал о себе знать. — Сено сушишь? Гумно устроила?

Мне ехидно улыбнулись, но ответили всё в том же сдержанном уважительном тоне.

— Согласна, жарковато. Но сейчас очень важный месяц. Сейчас болеть нельзя. Это просто меры предосторожности.

Вообще да. У них сейчас конец года, важные заказы — работают на износ. Не то, что мы. У нас зимой только штаны изнашиваются. В области седалища.

Я помахал целым батоном колбасы.

— Есть будешь?

— Опять самую дешёвую купил?

— Не. Там ещё одна была дешевле. Для котов.

На самом деле, колбаса была довольно дорогой. Я себе такую дома никогда не позволяю.

— Ну ладно, была не была. Давай.

— Ничего, если я в трусах? У тебя тут просто невозможно жарко.

— Когда я была против? — наконец-то мне искренне улыбнулись. — Ты уж прости, я тоже не очень при параде.

— Не-не-не! Тебе так очень идёт. Если сильно жарко, можешь и это снять. Я не стесняюсь. — У плиты опять захихикали. — А ты вообще гуляешь по квартире голой?

— Есть давай, клоун. Ты так своей колбасой машешь, мне самой что-то захотелось.

Я разделся и подсел к столу.

Даже если учесть то, что вчера я пережил один из самых страшных дней в своей жизни, а утром чуть не помер, настроение у меня было просто отменное! Завтрак в такой компании того стоил. Есть дорогую колбасу, сыр, пить дорогой кофе и смотреть на неё. И, заметьте, я не сплю! Это всё по-настоящему.

— Ну, давай, рассказывай, как дела, чем живёшь.

Я немного засмотрелся на глубокое декольте чёрного халатика, но всё же ответил:

— Да что. Скучаю. Сейчас делать нечего, в основном читаю и на клавишах учусь играть.

— Пишешь?

— Что именно?

— Ну что… рассказы.

— Ааа. Завязал.

Аня растянулась в улыбке:

— Прям завязал? — я несколько раз кивнул, проверяя на всякий случай свою устойчивость к перегрузкам такого рода. — И что, даже не напишешь про вчера?

— Неа.

Колбаса таки была очень вкусной, поэтому приходилось отвечать коротко и с набитым ртом.

— И что ж теперь для тебя самое главное? Может девочку себе наконец нашёл?

— Не.

— До сих пор не нашёл?

— Не девочку.

— А что, — улыбнулась Аня. — Мальчика?

Я кивнул, не обращая внимания на все эти тленные разговоры. Колбаса исцеляла мой несчастный организм и душу.

Аня сначала улыбнулась, а потом опять вернулась в прежнее состояние. Не дождавшись завершения шутки, она всё же переспросила:

— Шутка-минутка! …?

Я недовольно поднял глаза на Аню, всем своим видом показывая, что подобные дебаты мне абсолютно не интересны. Она меня хорошо знала, и знала, как я юморю. И что сам я никогда не упущу возможности посмеяться с собственной шутки. Особенно, когда больше никому не смешно.

— Хорошо пошутил. Я даже на какое-то время поверила. — Ей стало немного не по себе. — А что? Из тебя бы вышел отличный гей. Ты очень такой «натурал», у них в кругах такое ценится.

— Я знаю, — ответил я, доедая последний бутерброд. — Где у тебя нож? Два бутерброда — это не серьёзно. Жлобяра.

— Эээ… вот там. — Аня выдержала небольшую паузу. — Скажи, что ты пошутил про гея.

Я довольно поднял глаза.

— Нет, не пошутил.

Аня выждала паузу.

— Нет. Просто ты хочешь меня так подколоть. Ты издеваешься.

— Если я скажу, что «да», ты от меня отстанешь?

Аня пробежала по комнате взглядом.

— Хорошо. Тогда скажи, как вы познакомились? Только давай, сразу, не придумывай.

— Он мне на сейте знакомств написал. Сказал, что я ему очень нравлюсь, и что он мне хочет сделать… кое-что.

— А что ты делал на сайте знакомств для геев?

— Почему для геев? На самом обычном сайте знакомств. — Я иронично улыбнулся. — Искал вторую половинку как раз.

— И ты вот так сразу согласился?

Аккуратно положив колбасу на хлеб, я выждал театральную паузу, подсаживаясь к столу.

— Нет, не сразу. Но я ж любопытный. И до этого никогда с геями не общался. Не мог же я упустить такую возможность? Мы встретились, попили чайку в кофейне на набережной, поболтали. Он, кстати, за меня заплатил. Хотя я был против.

— И…?

Если бы я сейчас сфотографировал Аню, её портрет можно было смело поместить в психиатрические учебники в описании какой-нибудь отсталости.

— Что «и»?

— Ну, дальше что было? Он тебя убедил сделать…

— Ты что! Боже упаси! Хотя он мне наговорил кучу комплементов. Сказал, что я очень симпатичный.

Я опять начал есть.

— Коль, ну не издевайся. Ты знаешь, что я хочу услышать.

— Я не хочу тебя расстраивать.

— Чем?

— Ну, если я тебе скажу, я ж тебя расстрою?

Аня немного подумала.

— Что-то вроде «ты из-за меня стал геем»?

— Ну, можно считать, что да.

Аня сделала глаза-блюдца.

— Только не говори мне, что из-за меня разочаровался во всех женщинах?

От смеха я выплюнул всё, что не успел проглотить. А тем, что успел проглотить, подавился.

— Кхе-кхе. Наоборот. После тебя мне все девушки кажутся не такими какими-то.

Аня сначала офигела, а потом сделала лицо, которое делают девушки, когда видят спящего пушистого котёнка. А потом заулыбалась самым обычным образом.

— Ты меня клеишь!

— Я бы никогда не посмел.

— Почему?

Я с сожалением понял, что доел вторую порцию хлебоколбасы. Но с радостью понял, что голод немного отступил.

— А как у вас дела с Вадиком?

— С Вадиком? Ва… А! Вадиком! Это тот, с которым мы встречались, когда ты приезжал?

— Как ты мило о нём-то.

— Ну… Мы разошлись. Где-то, через неделю.

Я немного удивился. Я знал, что у них не надолго, просто не думал, что настолько. Они были очень милой парой.

— Почему?

— Ну, он, как бы сказать, не мой тип. Слишком хороший. Благородный сильно. Меня просто совесть мучила за то, что я вредничаю, а он всё стоически переносит и улыбается. И «взаимностью» не отвечает. А ты меня знаешь. Мне вот это всё нужно.

— Знаешь, Ань, я почему-то уверен, что он тоже станет геем. — Улыбнулся я. — Вот он именно из-за того, что разочаруется во всех бабах.

— Я тебя умоляю, Коля! Он уже через неделю подкатывал к Ленке. Ну, из труппы. Она давно на него глаз положила. Так что я просто дала им возможность быть счастливыми. Вот так вот. Правда, она тоже его через месяц бросила. Хотя потом опять сходились. Вроде бы. Я не знаю точно.

— Мда. Жалко поцана. А ты сейчас с кем-то встречаешься?

— Неа, — почему-то довольно сказала Аня.

— То есть, если бы я не был верным, у меня бы были все шансы на секс с самой красивой девушкой Харькова?

Аня заулыбалась и немного покраснела.

— Что значит «верным»?

— Ань, ты знаешь, что я тебе ни с кем не изменял? Разве что, флиртовал с читательницами, но не больше. За три года ты была моей единственной девушкой. Даже не так. Ты вообще была моей единственной именно «девушкой».

— Коля, не шути так.

— А зачем мне шутить?

— Ну, не знаю. — Аня задумчиво улыбнулась. — Чтоб во мне проснулось чувство вины и желание вернуть тебя на истинный путь.

— Ты думаешь, что если бы я хотел так сделать, я бы сделал всё именно так? Чтоб ты меня сразу раскусила?

— Не знаю. Это выглядит именно так.

— Поясню. За вчерашнее, я тебя просто ненавижу. Даже если бы у меня был глубочайший недоебит, я бы всё равно даже не подумал бы о чём-то подобном. У меня, как бы это сказать, просто не получилось бы. Физически. И не только с тобой, а вообще.

Аня немного переменилась в лице.

— А что тут такого? Почему ты так не любишь свадьбы?

— А что, их можно любить?

— Коль, ну я же серьёзно.

— Так и я серьёзно. Это не моё. Я репортёр. Я могу снимать час. Два. Ну, три — это максимум. И всегда на пределе. Причём на мероприятиях, которые я снимаю, основной очаг действий, сосредоточен в одном месте. А у тебя вчера было сто… Сколько там?

— Сто двадцать гостей.

— Во. Плюс жених с невестой. И нужно постоянно следить за всеми, чтоб получить не кадры с пьяной жрущей рожей, а что-то, на что приятно потом посмотреть. Плюс недостаток света и все вытекающие. Каждый кадр я должен решать в голове сложное уравнение за секунду. И так шестнадцать часов! — Я понял, что сейчас расплачусь. — Шестнадцать, блин, часов! Это офигенный стресс. Тем более, у меня мало опыта, и техника не для этого заточена. Ещё и такой уровень. Ты видела, какие у них тачки были? Там самой убогой была твоя «Тойота». Если бы им не понравилось, они б меня нашли, потом и съели бы. Или в жертву своему еврейскому богу принесли.

Аня раздражённо покачал головой.

— Да я ж тебе сказала, что их фотограф в больницу попал. Они сами меня попросили хоть кого-нибудь найти. За сутки. Где я тебе за сутки фотографа найду? Нормальный специалист сразу откажется, поймёт, что дело несерьёзное. Только ты согласился. И вообще, чего ты ноешь? Им же фотки понравились! Ты молодец, что придумал их на планшете показывать.

— Угу, «понравились». Они пьяные были, нихрена не соображали! Им хоть жопу покажи голую, тоже понравится. Скажут «Глубоко!». Но это ещё ладно. Они ж потом все со мной решили выпить за искусство. И что ты сказала? — Аня покраснела. — «Таким гостям отказывать нельзя»! Я уже год вообще не пил. Последнее время не могу просто. А тут все прям решили. Но по отдельности. Я каждые пять минут бегал блевать в туалет.

— Год не пил? — забухтела Аня. — А кто в прошлый раз нажрался так, что еле ходил? Ааа?

— Нууу… — по щекам пробежал жар. — Тогда был форсмажор. Тогда я мог расслабиться, по крайней мере. А сейчас? Прикинь, каково это после всего пережитого? Да я тебя ненавижу! Вчера вечером я тебя уже убить был готов, когда ты сказала: «До последнего гостя сидим».

Чтоб хоть как-то ретироваться, Аня решила меня подбодрить.

— Кстати, ребята про тебя спрашивали. Ты им понравился.

— Мне это очень мощно помогло, спасибо.

Ане было не по себе. Очень стыдно. Ещё вчера она меня в конце пилила за то, что я с кислым лицом и не улыбаюсь. И что все гости на меня косятся. Даже вроде как начали переживать, не случилось чего. Один дядька (я его запомнил по крутому «Инфинити») даже галантно выгнал какого-то чувака из-за стола, усадил меня и сказал, чтоб я поел. А там только рыба. А я рыбу не выношу. Конечно, было приятно и неожиданно, и если бы не этот инцидент, я бы точно свалил, никого не спрашивая. Но всё равно, это была большая и неприятная ЖОПА.

Аня встала из-за стола и куда-то ушла. А потом пришла со стопкой сотен.

— Это твой гонорар.

— Убери. Я не возьму у тебя денег. Я тебе сразу сказал.

— Да причём тут «у меня»? Это ж не мои деньги.

— Семьсот гривен за билеты и расходники. Остальное не возьму. Это демпинг.

— Чего?

— Демпинг. Это слишком дёшево за мои усилия.

— Коля, не борзей! — побагровела Аня. — Здесь три тысячи гривен. Это хорошие деньги для харьковского фотографа. Тот, который заболел, хочу заметить, очень крутой специалист, брал за съёмку пять. Так он, извини меня, по всей Украине и России ездит по заказам.

— А мне что с этого? Я ж не харьковский фотограф? И не свадебный фотограф. И вообще я не фотограф. Ты это знаешь. Я просто любитель. Я знаю, что снял хреново. Многое упустил. И всё, что мне нужно было, я получил.

— Что «получил»?

— Опыт. Я теперь точно знаю, что не буду свадебным фотографом. Разве что на пару часов, не больше.

— Коля, — Аня недовольно скривилась. — Вот эта твоя показушность никому не нужна. Ты как ребёнок. Кому ты что хочешь доказать? Тебе дают деньги. Бери. Что с тобой не так? Мне, отнести их обратно? Сказать, что фотограф благотворительностью занимается?

— Да. И скажи, что мне стыдно за то, что я так плохо их снял.

— Вот тупой! — не выдержала Аня. — Ещё раз говорю: нормально всё! Они знали, на что идут. И им фотографии понравились. Они тому фотографу отдадут, он обработает, всё нормально будет. Чего ты устраиваешь истерику, как девочка?

Я опустил глаза и немого подумал.

— Ну ладно, Ань, извини. Просто я, правда, сильный стресс пережил и сейчас туговато соображаю. Давай лучше не будем про это?

Аня смягчилась и тоже почувствовала себя немного виноватой.

— А про что будем? Про то, что ты гей? — я довольно кивнул. — Это ты мне в ответ так решил насолить?

— Ну, в общем-то да, — заулыбался я.

Аня тоже заулыбалась.

— Но я чисто на всякий случай спрошу. Ты же пошутил? Да?

— Нееее. — Ещё больше заулыбался я.

От злости Аня сжала кулаки.

— Хлевицкий, вот я тебя… Откуда в тебе столько садизма? Я же переживаю. По-твоему, это смешно?

— Я тебе говорю: я не шучу. Я сплю с парнем. Серьёзно. И да, это смешно.

Аня обхватила голову и поникла. Но потом, аж подпрыгнув, побежала в сторону кровати, на которой я спал. А вернулась уже с моим телефоном.

— Хорошо! Щас мы проверим твои звонки и смс! Там всё будет сразу видно!

Я раздражённо покачал головой.

— Ну-ну. Вперёд.

— Таааак, — дрожащими пальцами что-то клацала Аня. — «Пупсик, доброе утро!», — она резко перестала улыбаться и округлила глаза. — Товарищу Жукову. Ты что, с Жуковым своим спишь?

Я заржал, как дурак.

— Нет, мы просто так общаемся. Ради прикола. Чтоб ты не переживала — он не в моём вкусе.

Аня выдохнула.

— Ну, хорошо. А как же тогда твоего парня зовут? Где тут его смс?

— С чего ты решила, что мы будем смсками общаться? Мы ж не бабы.

— Ну, допустим, — Аня продолжала что-то искать в телефоне. — А почему у тебя в вызовах одни девочки? Лена, Зоя, Света, Ксюша? Вот, Ерофеич, разве что. Это ж не Ерофеич?

— Нет, Ерофеич — это мой режиссёр. Может, я его специально подписал как девочку, чтоб подозрений не вызывать?

— Ты лентяй, к тому же не такой расчётливый.

— Ладно. Но почему мы должны друг другу звонить? Может, мы работаем через дорогу?

Аня хитро прищурилась.

— А что, вы телепаты? О встречах как-то нужно договариваться? Хотя бы пара смс должна быть! О! Нет! Вы с ним в контакте переписываетесь? Ты точно переписываешься, я тебя знаю. И если он на сайтах знакомств сидит, значит, у него тоже есть контакт или что-то такое. Если покажешь, тогда поверю.

Я довольно засмеялся.

— С чего ты решила, что я тебе буду что-то доказывать?

— У тебя старый пароль? Я сейчас пойду, проверю переписку.

— Нет, пароль уже сто раз менялся.

— Ну, тогда покажи сам!

— Да не буду я тебе ничего показывать. Зачем мне это?

— А зачем ты мне, вот сейчас, нервы трепишь?

— А как же вчера? Забыла? Это тебе кот Шредингера. Говорю тебе: я пошутил. Но, зная меня, ты точно не знаешь, где именно. В конце концов, что плохого в том, что я с парнем сплю? Я ж не учу тебя, с кем спать? Давай лучше прогуляемся, я тут уже не могу. Жара невыносимая, дышать нечем.

Аня немного постояла в смятении.

— Ну тебя в баню, шутник хренов. Настроение с утра испортил. Я в душ. Вспотела вся, разнервничалась. Между прочим, из-за тебя! Ни капли не изменился. Ещё хуже стал.

Аня развернулась и пошла в душ. Немного не в духе. Хотя нет. Сильно не в духе. Можно даже сказать чуть-чуть в ярости. А может и не чуть-чуть. Зато она свой бутерброд не доела. И кофе не допила. Как можно пить такой горький кофе?

Известно, что девушки принимают душ ровно столько, сколько нормальному человеку нужно, чтобы заскучать, а потом ещё столько же. Поставив все аккумуляторы на зарядку, заправив постель и убрав со стола, я продолжал думать, чем бы себя занять ещё.

В дверь позвонили.

— Ань, там кто-то пришёл.

— Ну, так открой.

— Я ж в трусах.

— А я без трусов. Давай, открывай. Это, наверное, квитанцию консьержка принесла. Ты её своими хилыми ногами не напугаешь, не бойся.

Молча поехидничав, я отругал строителей за то, что они не догадались в дверь вставить глазок, хотя домофон с камерой был. И аккуратно открыл дверь.

Вадик с огромным букетом красных роз, наверное, удивился больше меня, потому что букет почти оказался на полу. В самый последний момент он его поймал.

— Спасибо, но я люблю лилии, — заулыбался я. — Заходи, чё стал.

Вадик ещё раз оглядел мою мужественную фигуру, немного подумал, но всё же зашёл. Лучше бы он ещё подумал. Прохладный воздух подъезда приятно освежал.

— Ну что, кто там?

— Вадик. В гости пришёл.

Из ванной послышался странный резкий звук. Даже приблизительно не могу описать, на что похож.

— А, может, я лучше пойду? — робко спросил не спешивший разуваться Вадик, почему-то пряча букет за спиной.

— Ну, как хочешь… Ты извини, что я тут не при параде, но тут жара невыносимая.

— Нет, Коль, я, наверное, точно пойду. — Как-то чрезмерно застенчиво сказал Вадик.

— Эээ. Стоп. Ты ж не думаешь, что мы… — Вадик удивлённо вылупился на меня, а я шёпотом продолжил. — Если что, мы тут не спали. Ну, спали, но по отдельности. Я ей по работе помогал на одной свадьбе.

Вадик посмотрел на меня как на идиота, а затем сам стал его напоминать. Как двоечник на экзамене, он пытался что-то сказать, но в самый последний момент срывался, не зная при этом, куда деть букет.

— Нет, я, наверное, пойду. — Наконец-то родил он.

— Чувак, — спросил шёпотом я. — А ты что, мириться к ней пришёл?

Думаю, что тупее выражения лица я ещё не видел. Ясное дело, если всё именно так, то он попал в, прямо скажем, не в самую удобную ситуацию. Но тут же все свои?

Из ванной прям вывалилась Аня, вся взъерошенная и без вот этой штуки из полотенца на голове. То есть явно не доведшая ритуал омывания до конца.

— Ой, Вадик, а чего ты пришёл? — спросила она с таким наигранным удивлением, что любой режиссёр горько всплакнул бы.

— Как зачем? — начал паясничать я. — Это ж мне цветы, наверное? Я ж розы больше всего люблю. В отличие от тебя. Да?

— Коля, прекрати, — уже серьёзно сказала Аня. — Нет смысла врать!

— Врать? — офигел я.

— Врать. Я просто не хотела говорить Вадику, что мы вместе.

— Вместе?

Вадик не совсем понимал, что творится в этом театре абсурда.

— Коля. Имей смелось сказать это в лицо. Я знаю, что вы друзья, и что это не по-дружески. Но мы с Вадимом расстались. Поэтому в твоём поступке ничего постыдного нет.

— В каком это поступке? — уже с идиотским лицом спросил я.

— Ну как же… — Аня посмотрела на предательски заправленную постель, а затем на окаменевшего и покрасневшего Вадика. — Вадик, наверное, тебе придётся уйти. Извини, что так получилось. Розы можешь оставить.

— Не-не-не, чувак, — я схватил уже Вадика за рукав. — Ты остаёшься и никуда не уходишь. Либо мы уходим вместе.

— Коленька, а ты не обнаглел? — разозлилась Аня. — У себя дома будешь командовать. А это моя квартира!

— Чувак, — посмотрел на Вадика я. — Вот видишь, как она злится? Ты зачем пришёл? Мириться? Так давай, вперёд. Я тебе говорю, я просто остался у неё переночевать и всё. А ты, дорогуша, мне потом ещё спасибо скажешь.

— Коля! — аж закричала Аня. — Имей совесть! И смелость. Признайся. Не бойся Вадима, он ничего тебе не сделает за это!

Я офигел. Но не от наглости моей дорогой Аннушки, а от того, что Вадик ей верил. Точно такое же ощущение, когда ты смотришь про нашу какую-нибудь революцию на «Майдане» и думаешь: «Ну вы что, действительно не понимаете?». А они не понимают. Творят безумство и радуются. Только Вадик не радовался. Аня, вся мокрая и в полотенце чисто как драматургическая единица больше располагала к себе, чем я, взывая к самым низменным эмоциональным ниточкам несчастного зрителя. У меня просто не было шансов. Кроме одного.

— Чувак, я голубой. Щас докажу.

Быстренько сбегав к портфелю с техникой, я достал оттуда второй телефон, выбрал раздел смсок и протянул Вадику.

— Читай! — скомандовал я.

Машинально взяв то, что дают, Вадик уставился на телефон, пытаясь что-то понять. Наверное, он забыл, как читать. Через минуту, не выдержав, Аня забрала телефон и начала читать вслух.

— Колечка, доброе утро. Как настроение у моего котика? Почему не отвечаешь, я соскучился? — Аня выпучила глаза и уставилась на меня. — Так это что, правда?

Больше не обращая никакого внимания на Вадика, Аня присела на полку для обуви и начала читать. С каждой смской её руки тряслись сильнее, а глаза, как бы это сказать, дальше выходили из орбит.

— Я уже соскучился за Николаичем. — Прочитала Аня, выронив телефон прям в свой сапог и уставившись на меня, с видом круглой отличницы, которая только что получила за диплом трояк. — Ты ему про Николаича рассказывал? Ты что, реально, гей?

Я посмотрел на Аню, потом на Вадика, а потом заржал.

— Видели бы вы друг друга! От жалко, аккумуляторы заряжаются.

Кроме меня весёлого настроения никто не разделял. Разум покинул моих собеседников, поэтому я чувствовал себя умным, но непонятым. А так не интересно.

— Так. — Я взял у Вадика цветы. — Их нужно в ведро. Аня, у тебя есть ведро?

— А?

— Ведро — это такая ёмкость, большая. Из пластика. С ручкой.

Аня смотрела на меня, как будто я умер, а потом воскрес.

— Коля. Этого не может быть.

— Чего? — гыгыкнул я.

— Ты не можешь быть голубым.

— Хорошо, не могу. Ведро где? — ноль реакции. — Ааа, ладно.

Я пошёл в ванную, и нашёл там небольшую корзину для белья.

Не самый лучший вариант, но сойдёт.

— Я, наверное… — к Вадику начал возвращаться разум. — Мне по работе нужно.

Типичный пример неумышленного вранья для человека, который находится в изменённом состоянии вроде гипноза. Это происходит не специально. Это всё проделки подсознания, поэтому на такое не следует обижаться. Но и резко обламывать нельзя.

— Ты только что пришёл. А «по работе» тебе аж через два часа нужно. Давай, раздевайся. А то сейчас потный весь будешь.

Вадик в виду своего не очень худощавого телосложения и слабых нервов уже успел взмокнуть. Но тут такая жара, что он скоро будет как после ливня. А потом выйдет на мороз и заболеет. Оно мне надо?

Великих усилий мне стоило усадить этих двоих за стол.

— Так. Вадик, ты зачем пришёл?

— Я?

— Ты.

— Я…

— Я тебе помогу. Ты пришёл к своей бывшей девушке, которая тебя бросила. С огромным букетом цветов. Знатоки, вопрос: зачем?

— Хотел попросить прощения.

Аня покраснела.

— За что?

— Не знаю. Просто попросить прощения. Соскучился.

— Просто соскучился или что-то ещё?

— Просто… — Вадик как будто стряхнул с себя пыль. — Просто проезжал мимо, заехал в цветочный внизу, ну и зашёл в гости поздороваться.

— Поздороваться, — повторил я, и Вадик кивнул. — С букетом роз?

— Ну а почему нет? Это был просто знак уважения. Пусть, мы больше не спим вместе, это ж не значит, что мы не можем делать друг другу приятные мелочи?

Нихрена себе «мелочи»! Хотя Вадик говорил довольно убедительно.

— А чего она тебя тогда так рада видеть? Ещё и меня впутывает? Шо, любушка, молчишь?

К Ане тоже вернулся рассудок.

— А ты, красавчик, будешь жить на балконе, если будешь себя так вести. Я точно так же подумала, как и ты, что Вадим мне опять будет в любви признаваться. Оно мне…

У Вадика завибрировало в куртке и он жестом попросил тишины.

— Алё, Лен? Да, задержался. Тут просто с лифтом проблемы. Уже еду. — Телефон вернулся на прежнее место. — Извините, Лена в машине ждёт. Всё, я побежал. Всем пока.

Вадик ушёл, а я остался наедине со взглядом, который даже не сверлил, а долбил как перфоратор.

— Коля. Я, честно говоря, в шоке. Ты меня этой новостью просто убил.

— Почему?

— «Почему». Ты голубой! Представь, приходит к тебе твой брат и говорит, что он голубой. Твоя реакция?

— Ну… Жалко, что племянничков не будет. А в остальном мне какая разница?

— Да как «КАКАЯ РАЗНИЦА»? Ты понимаешь, что это не нормально?

— Почему тебе можно с мужиками, а мне нет?

— У меня до сих пор чувство, что ты меня разводишь. — Аня вздохнула. — В голове не укладывается.

— Мне вот, например, интересно, почему Вадик с цветами пришёл, если ехал с Леной. По-твоему нормально то, что он при своей девушке покупает букет «бывшей»? Или, может, это другая Лена?

— Это «та» Лена. Я голос узнала.

— Ну вот! Вот это действительно интересно. А ты пристала ко мне со своими гомофобскими вопросами. Ты гомофоб, да?

Ничего не ответив, Аня спокойно размотала полотенце и показала мне всю свою влажную распаренную наготу.

— А вот там что поднялось, ааа? — спросила она с претензией и снова замоталась.

Мне понадобилось некоторое время, чтоб вернуть мысли обратно в мозг.

— Если я сплю с мужчиной, это не значит, что мне не нравятся женщины. Вот как раз ему, — я посмотрел вниз на своего маленького предателя. — Ему нравятся девушки. Очень даже. Видишь, как рвётся? Тоже хочет посмотреть. А не покажу, расплачется, поганец. Но я не какой-нибудь кабель. Я руководствуюсь только здравым смыслом.

— Коля. Тебе нравятся девушки до сих пор. Я вижу. А то, что ты из-за своих неудач решил с мужиками спать — это плохо. Это неправильно. И нездорово.

— Спасибо за твоё мнение драгоценное, но я хочу быть счастливым. И чувствовать, что кому-то нужен. И что кому-то радость приношу. Настоящую. Искреннюю. Как детям. Вот говорят, что мужики не взрослеют. Они всегда остаются детьми. Я сейчас понимаю ещё один смысл этого выражения. Только мужики и дети могут любить совершенно искренне. Как собаки. Так, что ты совершенно не понимаешь, почему, но любишь. Да тебе и неважно особо. Ты просто наслаждаешься процессом.

Взглядом Аня кольнула самое сердце.

— По-твоему, я неискренне любила?

По спине пронеслись мурашки.

— Настолько искренне, насколько это вообще возможно. Но таких, как ты больше нету. А я упустил. — Я усмехнулся. — Только мужики и дети остались. За последних сажают, вот и приходится… хотя я и детей очень люблю.

Аня не посмеялась над шуткой. Она смотрела сквозь меня и что-то вспоминала.

Так мы просидели почти полчаса, думая о своём. Скорее всего об одном и том же.

— Чёт я замёрзла, — поёжилась Аня. — Пойду, что-то накину. Не замёрз?

— Да вроде жарко.

Я и не заметил, как в квартире температура стала нормальной. Хотя всё равно было немного душно.

— Коль, а сделай мне массаж, а? — предложила Аня, переодеваясь. — Как раньше.

— Раньше ты всегда ругалась на мою криворукость.

— Я постараюсь минимально в этот раз. Давай, не бойся. Мне очень нравились твои худые руки.

— А мне всегда нравилось, как ты издеваешься над моей худобой. А массажное масло есть?

— Неа. Давай насухо.

Ещё давно я приметил такую закономерность: если Аня хотела сделать хороший качественный массаж, после которого встать нельзя, она использовала масло, потому что этого требует процедура. А вот если потом планировался секс, то всё делалось насухую, чтоб не испачкать постельное бельё. А ещё перед сексом она всегда собирала волосы в хвост, чтоб они не лезли в рот. И сейчас собрала. Часть мыслей с криками «И-И-И-Х-А-А!» поехала вниз. Главное держать себя в руках.

— Ну, я долго буду ждать?

Я и не заметил, что Аня в одних трусиках лежит на кровати.

— Ань, я давно уже массаж не делал. Может, не стоит? Сейчас там что-то тебе нарушу.

— Давай уже начинай. Я хочу массаж!

Аня умеет сказать так, что сразу подчиняешься. Из неё бы получилась знатная «Госпожа». Не ту профессию выбрала.

Аккуратно присев на кровать, я начал легонько массировать плечи.

— С поясницы, — недовольно пробурчала Аня. — Ты что, забыл всё?

Ничего я не забыл. Просто прямо под поясницей находится, как бы сказать, попа. А попа у Ани, как бы сказать, обладает чудотворным воздействием. Её хочется пощупать, поцеловать и осуществить другие непристойные действия.

— А что ты с боку сел? Садись сверху. Тебе ж так неудобно.

Я поёжился и покрылся гусиной кожей.

— Где ты это вообще услышала? Почему все профессиональные спецы, когда делают массаж, не сидят на тебе?

— Потому что половина профессиональных массажистов тебя просто расплющит, если сядет. Но даже если и нет — по-твоему, нормально, когда посторонний человек садится на тебя сверху? Они и рады бы, но нельзя. Давай, садись. Я не чувствую подачи вообще.

Иногда, в виду излишней скромности, я не могу обвинить людей во лжи. Хотя точно знаю, что они врут. Только идиот не догадается, к чему она ведёт. Но я боюсь поставить её в неловкое положение, поэтому выполняю все её требования. И должен признаться, она уже близка к цели. Чувствовать под собой тёплое женское тело, касаться её форм, идеально мягких и в то же время, идеально упругих и держать себя в руках просто невозможно. Чувствовать, как она реагирует на все мои ритмичные движения, сладко посапывает и не поцеловать её в шею, легонько сдвинув чёрные как сажа волосы на белую подушку — не каждый выдержит такое испытание. Через некоторое время твоё сознание просто покидает тело, оставляя последнему карт-бланш и просто наблюдает за происходящим. Обычно с наслаждением. Но не сейчас.

Потрусив головой, я в очередной раз структурировал мысли и настроился на частоту, которая ещё со вчера гудела в голове. Это помогло отвлечься. С двойным упорством я принялся за профилактический массаж, представляя, что душу все свои низменные страхи и страсти. Дров в огонь подбрасывали вчерашние события, из-за которых в висках до сих пор чувствуется по гвоздю-двадцатке.

Я вспотел и приятно измотался. Но так и не увеличился в объёме нигде, где это было бы непозволительно. Не говоря уже о других вольностях подобного рода.

— Спишь? — тихонько спросил я, встав с Ани.

С полминуты она молчала.

— Я не могу поверить. Коля, скажи, что это дурацкая шутка, и я сделаю тебе всё, что хочешь. Вообще всё, что хочешь.

— Ну, Аня, блин! Ну, сколько можно?

— Коля, расскажи, как это произошло. Ну, когда ты решил, что хочешь попробовать с мужчиной.

— Тогда обещай, что ты от меня отстанешь.

Ничего не сказав, Аня встала с кровати, показав мне сисечки мельком, накинула на себя шёлковый халат, достала пачку сигарет и закурила. Прямо в постели! Не дом, а какой-то фешенебельный свинюшник.

— Хорошо. Я отстану. Начинай.

— Хух. Даже волнуюсь как-то. — Аня смотрела на меня, как удав. — Ладно. Всё началось после того, как я приезжал за клавишами. И когда мы с тобой виделись в последний раз. Я вернулся в Артек и твёрдо решил, что больше жить мечтами о тебе невозможно и нужно что-то делать. И признался в любви одной своей бывшей студентке. По «Скайпу». Она всегда ко мне относилась с восхищением, всегда делилась со мной своими проблемами, просила советов. А мне всегда нравилось то, что она на голову умнее всех своих сокурсниц, довольно симпатичная и харизматичная. Хотя за последний год раскабанела слегка. Но я думал, что она будет совсем не против переехать в Артек (колледж она давно хотела бросить), поступить здесь на психолога и жить со мной припеваючи. Но она от моего признания, просто офигела и сказала, что не знает, как мне теперь смотреть в глаза. Точнее в глаз. И что всегда считала меня наставником и учителем. Но чтоб парнем — никогда. И что вряд ли у нас что-то получится. И после этого разговора она сильно поменялась. Стала вести себя «по-женски». Ей нужна была работа и я через свои читательские каналы (Борис, ещё раз спасибо) нашёл ей неплохую работёнку, которая ей сразу же понравилась и даже занял денег, чтоб можно было хоть как-то стартовать. Довольно приличную сумму для студентки провинциального города. Ты столько в ресторане оставляешь, когда хочешь нормально поужинать. Но уже через неделю она почему-то перегорела, на работу забила и вообще перестала со мной общаться, поставив меня не в самое приятное положение перед людьми, у которых я просил помощи. А потом вообще самое интересное — сбежала из дома, прихватив у предков денег, за которые я мог бы год жить. Я очень обиделся на то, что она со мной не посоветовалась. Я бы ей сказал, как правильно сбежать. Именно, как друг обиделся. С тех пор я не особо интересуюсь её жизнью.

Я замолчал.

— И после этого ты решил спать с мужиками?

— У тебя пепел на халат падает.

Аня не заметила, что уже курит вторую и забывает стряхивать пепел в пепельницу.

— Прости. Заслушалась.

— Нет, это было только начало. Потом я написал ещё одной девочке, которая мне тоже очень нравилась. Мы с ней виделись всего несколько раз, но в ней есть что-то такое… короче, как-то я спровоцировал её на откровенную беседу в контактике и тоже признался в любви. Она ничего конкретного не ответила, только сказала, что нельзя просто так взять и влюбиться. Тем более в человека, которого совсем не знаешь. А потом свернула тему куда-то налево. И с тех пор вообще не пишет. Даже на письма не отвечает. Обидно. Ну не любишь ты человека — ну скажи про это, донеси до него эту мысль. Но зачем прекращать общаться вообще? Уверен, она думает, что я буду её добиваться, не смотря ни на что и просто не хочет меня мучить. И думает, что поступает правильно. Но это ж тупо! Ладно, я бы ей нервы вымотал, сказал, что если она не выйдет за меня, то повешусь или начну слушать Киркорова. Но я ж ничего такого не делал. Зачем друга терять? Может быть ей просто пофиг, и она попросту не хочет тратить на такую ерунду время. Для неё ерунду. Не знаю…

— И ты отчаялся и…

—Нет, — я улыбнулся. — Ты как-то меня плохо помнишь совсем. Потом я проанализировал две эти ситуации и понял, что признаваться в любви через инет дело неблагодарное. И решил пробовать на месте. У нас была одна вожатая, с которой я этим летом работал. Очень милая, добрая и симпатичная. И вкус хороший. Почти как у тебя. Очень неплохой вариант. Так вот, она меня давно просила, чтоб я её пофоткал. И очень настырно так просила, я бы даже сказал «навязчиво». Ну, я и решил, что это такой знак. И аж в ноябре, как-то пригласил посниматься на рассвете. У нас очень красивые рассветы осенью. Она страшно обрадовалась, но спросила, можно ли с собой взять «Тёму». Я почему-то думал, что это хомяк. У меня у знакомой был хомяк Тёма. Но ты понимаешь, что получилось в итоге. Очень хорошие снимки влюблённой пары. Причём они так хорошо смотрелись, что я даже не расстроился из-за своей неудачи. И таких историй у меня много. После них всех я, — я улыбнулся, — отчаялся и начал спать с мужиками. Просто написал тому чувачку, в поисках поддержки. Ну и получилось как-то.

Можно было продолжить, но к горлу подкатил ком.

Аня смотрела на меня и было непонятно: она сейчас заплачет или засмеётся.

— Почему ты перестал писать?

Пришлось немного подумать.

— Я не перестал писать. Перестало получаться.

— Почему?

Я пожал плечами.

— Не о ком. И нет кого-то, кто бы вдохновлял. И динамики нет. Когда я писал про тебя, это захватывало дух. Каждый раз новые переживания, новые эмоции, интерес. А сейчас мой «богатый внутренний мир» очень напоминает болото, состоящее из воспоминаний о тебе и осознания будущей неопределённости. Это даже хуже, чем Коэльо. Из этого хорошую кашу не сваришь.

Аня смотрела прямо в душу. Постоянно хотелось отвернуться, но я как будто был на привязи.

— Тебе нельзя останавливаться. Ты должен писать.

— Ты шутишь? Кто меня за это постоянно пилил?

— Я ошибалась. Просто я помню тебя до того, как ты начал писать и после. Ты тогда расцвёл. Мне это немного не нравилось, потому что хотелось под боком иметь что-то попроще и понадёжнее. Ты писатель — это как если бы я была порно-актрисой. Ну, не совсем так, может, но суть ты уловил. Но ты завял. Я тебя совсем не узнаю. Раньше тебя хотелось. Ты был как солнышко. А сейчас ты мутный какой-то. Как желатин. Только не расстраивайся. Я не говорю, что я прямо такая золотая. Я тоже стала циничной стервой. Где-то месяц назад я перечитала твой первый рассказ. И удивилась тому, какой я была наивной девочкой. Хоть ты и пытался подать меня как матёрую тётку. Так смешно было. На самом деле очень здорово, когда кто-то за тебя пишет твой дневник. И спустя годы можно вот так посмотреть на себя со стороны. Я, кстати, завела дневник. Только не знаю, что там писать.

— Напиши, почему мы не можем быть вместе.

— Почему?

Я широко улыбнулся.

— Потому что через три дня мы друг друга возненавидим.

Аня тоже улыбнулась.

— Но у нас же есть три дня?

Ничего не ответив, я закрыл глаза и поцеловал Аню. Стараясь не давать волю рукам. Со стороны моя вытянутая шея выглядела не очень красиво, но я точно знал, что сейчас по-другому быть просто не может. Аня отвечала неуверенной взаимностью. Я боялся открыть глаза и понять, что всё это мне кажется. Что на самом деле, у меня тактильные галлюцинации, вызванные вчерашним переутомлением.

Мягкая ладонь коснулась моей ещё не успевшей обрасти щетиной щеки. А вторая рука скользнула по шее и крепко, почти больно схватила плечо. В голове опять включился перфоратор, который страшно мешал сконцентрироваться. Очень неудобно снимать чёрный шёлковый халат вслепую.

В комментариях к этому рассказу один читатель напишет:

«

Я сразу понял, что меня разводят. Уже много лет я люблю одну девушку (бывшая) и не могу вытравить её из головы. Уже лет пять. Это тот случай, когда время нифига не лечит. И если мужик по настоящему искренне любит женщину, пидоргом он не станет 100%

»

Увы, это так. Если бы у меня была возможность выбросить Аню из головы, но при этом стать «пидоргом», да простят меня секс-меньшинства, я бы скорее всего попробовал. Страшно конечно, но с прогрессирующей опухолью в голове и мыслях жить ещё страшнее. Даже если я каким-то чудесным образом найду себе абсолютно идеальную жену, вряд ли я смогу выбросить Аню из головы. Это самая подлая сторона любви. Ни дай Бог кому-то так влюбиться.

Нужно отдать товарищу Жукову должное — его смски сыграли свою роль, хотя пришлось импровизировать. Осталось придумать, как Ане сказать. Ох, и разозлится, когда узнает.

Дата добавления: 2015-08-03