Глава 33. – Когда только эта старая упрямая женщина уступит?

– Когда только эта старая упрямая женщина уступит? Как она не понимает, что неприлично цепляться за мужчину, которому ужасно надоела за столько лет, – ворчала Анна, глядя на дождь, наводящий уныние.

Она жила в Хэмптоне и занимала комнаты, некогда принадлежавшие королеве Екатерине. Анна и Генрих завладели замком, о котором всегда мечтали, и, как только они возвратились из Франции, рабочие начали делать там ремонт.

– Новый посол Испании Чапус, думаю, окрылил ее надеждами, – заметил Уилл Бриртон, который зашел в покои Анны, чтобы поиграть на лютне и скрасить часы уныния.

– Король слишком лоялен с Чапусом, – вздохнула Анна.

– У него нет другого выхода, – напомнил Джордж, оторвавшись от нот, которые попросил посмотреть его друг. – Не забывай, сколько лет мы жили в вечном страхе, что Испания начнет войну.

– А я слышал, как сокрушался Чапус. Когда он отправился в Бакден, король послал секретные распоряжения, в которых запрещал устраивать для Чапуса или кого-либо из его испанской свиты приемы. Послу все стало известно, – не утерпел Фрэнсис Уэстон – непревзойденный мастер подслушивать.

– Мой пасынок от Блаунт рассказывал, что Екатерина и ее придворные дамы высыпали на зубчатые стены замка, подобно гарпиям, страждущим любви, в надежде услышать серенады на родном языке и увидеть, как испанские кавалеры машут шляпами с перьями, – со злорадством заметила Анна.

– А молодой Фицрой, когда услышал за ужином этот рассказ, от смеха согнулся пополам, позабыв о надменной Мэри, кузине Говарда, которой он всегда строит глазки, – добавил Джордж.

– Но во второй раз уже не удалось провести королеву, – выпалил Бриртон.

Анна недовольно топнула ногой, собираясь выгнать всех из комнаты. Нервные срывы все чаще и чаще случались с ней.

– Неужели вам все время нужно называть ее королевой, – закричала она.

Широкоплечий красавец Бриртон молча переглянулся с Джорджем и покорно вздохнул. Он уже хотел было начать играть на лютне, но Анна подскочила к нему и поцеловала в знак примирения.

– Дорогой Уилл, простите меня! Последнее время меня все раздражает, – поспешно извинилась она. – Я знаю, причиной всему горожане: на улицах мое имя топчут в грязи, а девицы Грей без конца только и говорят, что меня никогда не примут во Франции ненавистные французские дамы.

– Но, Нэн, твое положение прочнее прежнего. Отец говорит, что дядя Томас, да и все остальные – на нашей стороне, – возразил Джордж. – Причина в том, что тебе просто завидуют все женщины.

Он осмотрелся вокруг – обстановка комнат, которые Уолси всегда предоставлял для королевы Екатерины, поражала и своей скромностью, и великолепием.

– Ты забыла, как выглядели покои леди Анны, – мы считали их прелестными. А дом в Вестминстере! В конце концов, посмотри на себя: ты живешь во дворце, о котором мечтала! Во дворце кардинала Уолси. И Его Величество почти заново отстроил его для тебя!

Анна подошла к брату. Он стоял у окна рядом с лестницей, которой пользовался только король. Вместе они посмотрели на новый позолоченный фонтан во внутреннем дворике; на каменщиков, работающих под промокшей мешковиной, натянутой над лесами, за которыми поднимались стены парадного зала; на чернорабочих, которые за двойную плату трудились всю ночь, сменяя друг друга, чтобы выложить пол изразцами и возвести стройные остроконечные шпили с позолоченными флюгерами на спицах. На своде, который нависал над парадным входом, высекали ее инициалы, которые должны были переплетаться с инициалами Генриха. Ни одна женщина Англии не могла похвастаться такими весомыми доказательствами глубокой привязанности мужчины!

При виде этого Анна вновь обрела уверенность, горделивая улыбка скрасила резкие очертания ее губ.

– Я очень устала, – проговорила Анна, зевнула и отвернулась от залитого дождем окна. – Король преподнес мне столько дворцов, но совсем лишил сна! И он имеет на это право!

Она состроила непристойную смешную гримасу, чем развеселила всех, а затем подошла к Маргарэт, которая тихо сидела у камина и вышивала.

– Хорошо, рассказывай о королеве, Фрэнсис Уэстон, – разрешила Анна, расправляя широкую юбку с видом почтенной матроны.

Как большинство тщеславных людей, Уэстон любил покрасоваться, как только появлялась хоть малейшая возможность. Он не заставил себя долго упрашивать.

– Я узнал обо всем от Саффолка, он недавно вернулся из Бакдена, – начал Уэстон рассказ, стараясь подчеркнуть свое особое положение и благосклонность, которой пользуется. – Из-за болезни жены и приема, который ему оказали в Хантингдоншире, бедный герцог выглядел сильно измотанным. Норфолк и милорд из Уилтшира пытались привести его в чувство хорошей крепкой мальвазией.

– Они, конечно, уговорили вас остаться, – нетерпеливо заметил Джордж.

Мало кто знал о благосклонности короля к Уэстонам. Началось все с того, что король сначала предусмотрительно выкупил у Уэстонов право на аренду земли в Хэмптоне, а потом вложил деньги в эту землю.

– Король послал Чарльза Брендона с указанием распустить придворных дам королевы и попытаться вразумить ее. Почему они думают, что Генрих согласится содержать три королевских резиденции? – вспылила Анна, при этом предпочитая не упоминать о том, что именно она заставила короля держать королеву и ее дочь отдельно.

Кроме этого, она боялась сравнения расточительного Хэмптона с убогими домами в Хэтфилде и Бакдене.

– У нас много общего с Чарльзом: он так же, как и я сам, завоевывал себе положение при дворе. Сводный брат – родство, которое может со временем пригодиться! – заметил Джордж.

– Так получилось, что я был свидетелем их отъезда из Лондона. Король послал пятьсот солдат с Саффолком – и все для того, чтобы запугать одну-единственную женщину, – пробормотал Бриртон и наклонился над вышивкой Маргарэт.

– Однако ему это не помогло! – усмехнулся Уэстон.

– Вы хотите сказать, что она не подчинилась воле короля? – спросила Маргарэт, оторвавшись от вышивания; иголка с ниткой так и застыли в воздухе.

– Да, она непреклонна, даже если он призовет на помощь всю местную знать, вооруженную до зубов, как во времена Босуорта.

– Так что же произошло? Говорите! – воскликнула Анна, сгорая от нетерпения.

Ее интересовали малейшие подробности о жизни соперницы, хотя знание их не приносило ей особого наслаждения.

Уэстон так умело вошел в роль – восседал на столе и красочно описывал события, о которых знал понаслышке, – что ни у кого не возникло даже мысли о том, что он не присутствовал там лично.

– Дело было так: герцог Саффолк встретился с леди и прямо заявил, что она обязана подчиниться решению архиепископа Кранмера и перестать слать бесконечные призывы о помощи в Рим. В ближайшее время ей следует вместе со своими приближенными присягнуть на верность королю.

– А это все равно, что признать меня законной женой, – обрадовалась Анна.

– И признать его главой церкви, – добавил Джордж.

– В противном случае, припугнул он, она лишится преданных слуг и отправится в Фотерингей или какое-либо другое не менее губительное место, – продолжал Уэстон. – Мне поручили до отъезда Саффолка подыскать на карте замок в самом болотистом округе.

– И что? – потребовала Анна, гордо подняв голову, чтобы ни у кого не возникло подозрений об ее участии в этом деле.

– Герцог, вы знаете, не из тех людей, кто станет возиться долго с разной мелочью. В мгновение ока он разогнал англичан из ее свиты, не обращая внимания на потоки слез. Правда, на самом деле это их госпожа приказала им покинуть ее, но не присягать королю.

– Я думала, она сдастся из жалости к ним, – начала было Маргарэт.

– Мне кажется, Саффолк тоже надеялся на это и посчитал свое гнусное поручение выполненным. Но леди знала, что делала: прямо у него на глазах во время снегопада жены местных дворян прибыли с лошадьми и теплыми вещами и развезли придворных дам по домам.

– А что же испанцы? – спросил Бриртон.

– С ними бедный герцог хлебнул горя: они делали вид, что совсем не понимают по-английски, ссылались на отсутствие опытного переводчика, без которого присягнуть означало бы для них все равно, что пойти против совести, а это все одно, что клятвопреступление. Затем, в душе ненавидя себя за то, что приходится делать, герцог распорядился удалить ее перепуганных испанских дам, но Екатерина Арагонская даже не пошевелилась и продолжала стоять на сырой лестнице, все больше кутаясь в меховой плащ. Она решила не отступать и твердо заявила, что, если мужу угодно так обходиться с ней, она готова ни есть ни пить и, в чем стоит, в том и останется в своей комнате, пока Всевышний не призовет ее к себе. Саффолк не выдержал, пожалел Екатерину и позволил находиться при ней нескольким дамам, старому священнику и лекарю.

Отчаянный вызов Екатерины заставил благополучных, сытых молодых людей содрогнуться. Они придвинулись к камину, принадлежавшему уже новой королеве, и замолчали. Застывшее одиночество Бакдена бросило тень на их беззаботную, счастливую жизнь, и их невинному взору открылись муки отвергнутой женской души.

– После этого, – вновь зазвучал голос Уэстона, – она заперлась у себя и вела переговоры через щель для стрел, в которую сильно сквозило. Саффолку приходилось громко кричать, чтобы она услышала. Это чрезвычайно нервировало его – такой удар по самолюбию, – а за его спиной раздавались наглые усмешки солдат и местных дворян.

«Вспомните о доброте Его Величества, – увещевал он ее, переходя на уговоры. – Подумайте, сколько хлопот вы доставили ему за последние несколько месяцев, сколько денег вынудили его потратить, перессорили со всеми не только дома, но и за границей».

– Он попытался нарисовать перед ней картины прошлых светлых лет, – прошептал Бриртон, он был старше всех присутствовавших и помнил, какую яркую и веселую жизнь прожили Екатерина и король, а рядом с ними неизменно находились Брендон и золовка Екатерины – Мэри Тюдор. – Что она ответила, Фрэнсис?

– Сурово сжала губы в обычной своей манере и заявила Саффолку, что король страдает из-за неприязни соседей по своей вине, что у соседей хорошо развито чувство справедливости, что лично к ней они всегда относились с почтением и любовью, хоть она и иностранка.

– Боже мой, неужели она не в состоянии придержать язык: ее слова больно ранят его! – воскликнула Анна.

– Но у нее больше смелости, чем у нас всех, вместе взятых, – заявил Джордж Болейн и подумал, хватит ли ему когда-нибудь мужества вот так же смело выступить против короля в свою защиту.

– Затем герцог, не зная, то ли ему сердиться, то ли восхищаться, попробовал нажать с другой стороны. Мне кажется, он не кривил душой, когда с беспокойством говорил о ее безопасности, – продолжал Уэстон. – Если я вернусь ни с чем, Его Величество не успокоится и направит другого человека, и где гарантия, что он отнесется к вам, мадам, с подобающим почтением, – намекнул ей Саффолк. – Вы жаловались на это место, но замок Фотерингей или какой-либо другой, о котором уже велась речь, для вас обернется верной смертью.

– Теперь-то она испугалась? – спросила Анна тихим пристыженным голосом.

Она горячо надеялась, что все уладится. В сердцах она наговорила много жестоких слов, но в душе боялась, что хоть и косвенно явится причиной еще одной смерти, как в случае с Уолси. Почему эта женщина не уступает, не соглашается мирно скоротать свои дни в монастыре!

– Ни капельки! – заявил Уэстон и потянулся через стол, чтобы налить вина.

У всех вытянулись лица, но они терпеливо ждали, пока Уэстон допьет вино: от напряжения у него совсем пересохло в горле.

– При упоминании о соседях ей в голову пришла мысль, – продолжал он, тщательно промокая губы салфеткой, которая лежала под рукой. – Принцесса Уэльская, как Генрих иногда называл ее, вновь спустилась по ступенькам замка под руку с де ла Со, точно не знаю имя ее лекаря. Кивком головы предложила Саффолку и капитану стражи последовать за ней. С трудом она добралась до открытых ворот замка. Екатерина увидела длинные сверкающие пики королевских солдат, расположившихся вдоль рва с водой, но взгляд ее не задержался, а устремился дальше – туда, куда рвалось и сердце ее – к небольшим группам хантингдонширцев. Они собрались вокруг бивуачных костров, которые разожгли во дворе. Среди них находились простые сквайры и фермеры, которые начистили до блеска старые нагрудники у кирас, безобидные пастухи, вооруженные косами и вилами. Их призвали пополнить ряды королевских копейщиков и оказать моральную поддержку Саффолку в его нелегком деле с разбирательством. Но как только королева появилась в воротах замка, раздались громкие возгласы, и все сняли шляпы в знак глубокого уважения и преданности. Королева Екатерина, судя по всему, на это и рассчитывала. Она обернулась к сводному брату мужа и улыбнулась.

«Можете забрать меня сию же минуту, – с вызовом сказала Екатерина, – но клянусь перед лицом этих честных людей, только силой вы заставите меня выйти из ворот замка!»

Непрошенные гости в бывшей приемной Екатерины замолчали. Казалось, она незримо присутствовала рядом, и они невольно устыдились.

– Разве король говорил о применении силы? – вымолвил Бриртон, желая нарушить неловкое молчание.

С опаской поглядывая на хозяйку дома, Уэстон соскользнул со стола. Его способности к красноречивому драматическому описанию событий и на этот раз далеко завели его. Вопреки своим намерениям он слишком сочувственно рассказывал, слишком переживал, а это не совсем безопасно.

– В результате Саффолку и его пятистам вооруженным людям пришлось возвратиться, – заключил Уэстон, стараясь придать голосу как можно более безразличный тон. – «В жизни не встречал более упрямой женщины!» – заявил Саффолк королю.

К всеобщему удивлению, Анна, поступки которой было трудно предсказать, резко поднялась, но вовсе не за тем, чтобы упрекать Уэстона.

– И более храброй! – с горечью признала она.

Ее врожденная честность не позволила покривить душой. Анна встала у камина, закрыла лицо руками и зарыдала. Ее поразила и расстроила необыкновенная храбрость соперницы, храбрость, которая превзошла ее собственную. А может, она просто посочувствовала и пожалела смелую женщину за страдания, выпавшие на ее долю. А может, до слез довело отчаяние и сознание, что, несмотря на весь ум и чары, на то, что под сердцем шевелился ребенок короля, Анна не в состоянии была победить мужественную женщину.

Маргарэт поспешно отложила вышивание и подошла к Анне, чтобы утешить ее.

– Эта женщина… Умру или я, или она! – простонала Анна в теплых объятиях подруги.

– Пойдемте, вам нужно прилечь, – успокаивала Маргарэт. Из-за плеча госпожи она сделала знак удалиться всем, кроме Джорджа. – Вам вредно так расстраиваться, особенно сейчас.

– Но я позабочусь, чтобы ей не долго осталось насмехаться надо мной! – резко выкрикнула она, прежде чем Джордж успел закрыть ей рот.

Роковые слова – слова, которые могли поставить ей в вину.

Присутствующие с испугом выскочили из комнаты… Анна тут же опомнилась и сразу подчинилась уговорам.

– Ты права, дорогая Марго, – сказала она. – Под сердцем я ношу наследника Англии и должна отдохнуть. Я попробую не думать… перестать думать…

Анна мягко высвободилась из объятий подруги и некоторое время неподвижно стояла, прижав пальцы к стучащим вискам, пытаясь успокоиться.

– По-моему, ты говорила о войне с Испанией. Если только Испания собирается послать свои корабли, молю Бога, чтобы она сделала это сейчас, – с непринужденной серьезностью заявила она.

– Вы хотите сказать, пока мы живы? – спросили они одновременно, не сговариваясь.

Анна кивнула, поднимая глаза к тоненькому золотому лучу солнца, пробивающемуся сквозь тяжелые тучи.

– Мы спровоцировали войну, мы и должны пострадать от нее. Не хочу, чтобы мой бедный ребенок…

– Бедный ребенок! – засмеялся Джордж, пытаясь снова развеселить ее.

Но Анна не собиралась шутить, новая мысль заставила ее затрепетать.

– Он не будет наполовину француз или испанец, – напевала она, с восторгом сложив красивые руки на животе. – Он будет чистокровным англичанином.

Джордж хлопнул ее по плечу, как хлопнул бы Норриса или кого-либо из друзей, порадовавших его удачным выпадом.

– Поверь мне, Нэн, – ободрял он, – если он вырастет похожим на тебя, если у него будет хоть половина твоего ума и силы духа, он не станет сомневаться, что делать, когда придут испанцы.

Дата добавления: 2015-08-02