Идёмте, герр оберфюрер! – поторопил его один из сопровождавших его солдат.

- Да, конечно…

Дитрих побежал вперёд, чудом уворачиваясь от выстрелов русских снайперских винтовок, которые вдруг высунулись из пустых окон давно покинутых домов. Пулемётная очередь одного за другим сразила тех, кто сопровождал Дитриха, и едва он запрокинул голову, чтобы понять, откуда стреляют, и наградить врага очередью ответных выстрелов, пуля угодила в него самого. Фон Шварц выронил оружие, его тело медленно изогнулось грациозной дугой, а потом, как в замедленной съёмке, он стал падать спиной на запылённый асфальт Берлина. Его измождённое, некогда столь красивое лицо выражало испуганное изумление, а потом он закрыл свой единственный целый глаз и, словно тряпичная кукла, плашмя упал наземь.

Не сразу он очнулся, и всё же возможность снова увидеть руины третьего Рейха ему представилась. Везде лежали трупы, разрывались снаряды, слышалась неразборчивая русская и немецкая речь. Янтарное марево заката затмила плотная завеса дыма, отчего небо выглядело ещё более угрожающим. Ветер рвал тучи дыма в гранатовые клочья, напоминавшие жилистые крылья Сатаны, они утекали за горизонт, но их сменяли всё новые и новые тучи дыма. Дым проникал везде: он опутывал запылённые волосы Дитриха, впитывался в ткань оборванной формы, едко сочился через носоглотку в самую глубину его души, где остались воспоминания о кожаном кресле в Гестапо, из которого он отдавал распоряжения, а затем, в тайне от подчинённых попивал дорогие напитки, которые хранил в сейфе за портретом Гитлера. Славные были времена. Тогда все боялись даже одного отстукивания его шагов, когда он приближался к кому-либо в своих начищенных сапогах и со сверкающим черепом на фуражке. Теперь же судьба бросила его на самое дно, где гораздо медленнее дыхание, и где слишком громко каркает вороньё, готовое своими криками разорвать сердце на части, даже если оно и стальное, как у Дитриха. Они словно вклиниваются внутрь и кричат, что он не человек. …Точно также, как в далёком детстве мальчишки говорили «ты не человек, ты тряпка», как в Академии сказал Герхард «ты не человек, ты хищник», и как только что прошедший мимо него русский офицер плюнул ему в лицо и изрёк похожую фразу: «ты не человек, ты фашист». На чистом немецком, даже без акцента. А теперь ещё и птицы, напуганные отдаляющимися звуками выстрелов. – Русские войска удалялись. Опустошив этот квартал, они, наверняка, продвинулись ещё больше к сердцу Берлина. Наверное, они уже ближе, чем в километре, от бункера. Впрочем, он не имел ни малейшего представления о передвижениях русских, слишком бередили его душу птицы. «Не человек». Наверное, он сам виноват, что никто его таковым не считает. Но кем его считали его недоброжелатели, когда он был наивным запуганным юношей с внешностью кукольного мальчика? Правильно, совали ему в рот дохлых крыс и запирали в подвале. Потом он стал суровым тираном, выпустил когти для защиты, и это тоже почему-то никому не нравится. Если только Гитлеру, искренне считавшему, что Пример беспощадности – есть наилучший комплимент. Так каким же ему быть? Может это и есть его удел – умирать среди развалин, отчаянно сжимать пальцами ростки пыльной травы, пробивавшейся сквозь трещины в асфальте, и быть бессильным даже для того, чтобы согнать с лица случайно севшую ему на нос муху? «Не человек».

Дитрих скривился от саднящей боли в кровоточащей ране на животе, и едва нашёл в себе сил, чтобы зажать её рукой. Кровь сочилась меж трясущихся в предсмертной агонии пальцев, упорно не желая останавливаться. Он заплакал. Но слёз не было. Только плечи сотрясались в судороге. Чёрт подери, он стал слишком сентиментален. И всё она – приближающаяся смерть, которая может заставить за несколько секунд заново пережить целую жизнь. Смерть давно мечтала забрать его в своё царство, но всякий раз терпела неудачи и вместо страстно желаемой души Дитриха фон Шварца получала лишь души других, кто умирал вместо него или сознательно, как Герхард, отдавал за него свою жизнь. Но на что ей их жизни? Неужели Дитрих не понимает, что это явно бесполезная дань? Завладеть душой, которая не сможет гореть даже в аду – куда интереснее. И вот она неслышно идёт, шелестя ветхими складками своего чёрного облачения; Дитриху казалось, что он даже слышит её голос, наполненный таинственным перешёптыванием северных ветров и сквозняком древних пещер. Он чувствовал, как бешено бьётся о ребра его тяжёлое сердце. Как странно, что под действием смертного страха оно колотится всё сильнее, мужественно поддерживая жизнь. Но всё же ему придётся остановиться, и очень скоро. Его удары сочтены. А оно лупится всё сильнее, подобно мотыльку в плену стеклянного плафона, словно собирается наверстать удары за целую жизнь. Да, смерть, от которой он так часто ускользал, снова вернулась, чтобы найти его. Глупые фантазии, подумал он, и всё-таки замер, чтоб лучше прислушаться.

- Папа! Папа! – и правда слышалось откуда-то неподалёку. Всё ближе и ближе.

Дитрих нашёл в себе сил и повернул голову в ту сторону, откуда доносился крик, и шелестела от шагов выжженная трава.

По улице бежал босоногий мальчишка лет десяти от роду, растрёпанный, в изорванной одежде, явно осиротевший. Он подбегал к каждому солдату, вглядывался в их лица, явно надеясь не узнать ни в ком из них своего отца. Вот он склонился над всё ещё живым Дитрихом и оторопел, когда фон Шварц вдруг пронзил его своим пристальным взглядом. Похоже, мальчик сам не знал, что чувствует, глядя на белое, как полотно, лицо Дитриха и его пальцы, пытающиеся зажать кровавую рану на животе. В итоге мальчик нагнулся к нему. Дитрих схватил его за край одежды и притянул ближе.

- Достань ампулу из моего кармана, - его судорожная хватка чуть ослабла, - Ампулу. И зажми её между моих зубов. Я не хочу умирать так мучительно.

Мальчик не нашёлся, что ответить… Поручение Дитриха выбило его из колеи.

- Как твоё имя, мальчик, - спросил в итоге Дитрих, - И как зовут твоего отца? Быть может, я знаю. где он. А ты взамен на это убьёшь меня.

- Моего отца зовут Арнольд Зоммер, - слабым голосом ответил мальчуган, - А меня Мориц.

- Зоммер… Зоммер… А ты пробовал искать его в госпитале?

Первое, что пришло фон Шварцу на ум, был госпиталь в Бункере, о котором мальчишка, естественно, знать не мог; и как только Дитрих это понял, то тут же пожалел о сказанном – ведь это будет означать, что Морицу надо показать дорогу, а он больше не в силах подняться. Более того, он уже почти готов принять свою смерть, а настроиться на это заново будет не так уж легко.

- В госпитале? Нет, не пробовал. А где госпиталь? – оживлённо спросил мальчишка.

- А ты хитёр, - Дитрих через силу улыбнулся, - Нет, даже не думай уговорить меня отправиться туда.

Дата добавления: 2015-08-02