Помимо фон Шварца, в коридоре собралось ещё достаточно любопытных офицеров; точнее, никто не хотел расходиться, когда Гитлер велел всем покинуть его кабинет и оставил у себя лишь Геббельса, Монке и двоих генералов.
Найдите же Фегелейна, - снова гаркнул фюрер, - Если он покинул Бункер без моего дозволения, значит, он предал меня. Расстрелять его!
Дверь резко распахнулась, и Дитрих едва успел отскочить, чтоб не получить по лицу с размаху. Гитлер медленно вышел, и все расступились, освобождая ему дорогу. До чего же жалким он стал! Какой-то сгорбленный, с бледным, почти бескровным лицом, испещрённым тревожными морщинами. С момента их последней личной встречи Дитрих запомнил его совершенно другим – полным жизненных сил вождём, за которым было действительно не стыдно следовать. Однако служить этому сутулому неврастенику даже для вида он не имел ни малейшего желания, и едва сдержался, чтобы брезгливо не поморщиться, когда фюрер остановился подле него и посмотрел на него в упор.
Фон Шварц, - Гитлер вдруг сменил гнев на милость и похлопал Дитриха по плечу, как старого друга, - Я рад, что ты дожил до этого дня и по-прежнему остаёшься со мной. Пример истинной преданности. Пример настоящей беспощадности и отсутствия сострадания. Ты и разыщешь мне Фегелейна. Не каждый сможет убить того, кто так долго вызывал всеобщее доверие. Даже Монке не сможет. А ты – сможешь.
