Такие, как я, как раз чаще всего и оказываются одиноки. Пойдём к столу, прошу.

Они сели за стол, при этом Дитрих галантно отодвинул для Стефаны стул, чтобы она уселась. Выпили по бокалу вина. Предстоял очень сложный и долгий рассказ, и Дитрих с трудом представлял себе, как будет рассказывать Стефане про то, что продолжал служить в Гестапо даже после того, что нацисты с ней сделали, или, например, про Барбару. Возможно, после этих откровений она возненавидит его. И всё же это необходимо поведать ей, так как без этого вступления она не сможет понять, зачем он решил передать её в руки Герхарда. Времени на объяснения не так уж много, однако, ещё можно потянуть лямку…

Он взял опустошённый винный бокал и поставил его на самый край стола.

- Что ты делаешь? Упадёт!

Но Дитрих и ожидал такой реакции.

- Я хочу, чтобы он упал. А ты хочешь, чтобы я его сбросил?

- Но зачем разбивать бокалы?

- Это нужно нам обоим, - фон Шварц посмотрел на неё выжидающе, - Ну?

Стефана не знала, что сказать. Она смотрела на бокал, стоявший на самом краю стола, и явно опасалась, что сейчас он свалится, и придётся подметать осколки.

- Хорошо, - переменил тактику Дитрих, - Разбей его сама. Это очень символический жест. Постарайся понять, что я разбил в себе кое-что гораздо более важное и ценное, чем эта посудина, и теперь счастлив. Отдайся безумству, несмотря на то, что в детстве нас всех учили быть осторожными, что не следует пускаться в путь, если не знаешь, куда он приведёт.

Только теперь, похоже, Стефана поняла, что он имеет в виду. Бесспорно, в судьбе Дитриха произошёл не менее страшный перелом, чем в её. Посему, что бы он ни рассказал ей, она должна всё понять и прочувствовать; ведь какими бы ни были его ошибки, он осознаёт их и раскаивается, коли решил излить ей душу. Стефана ласково улыбнулась, её рука медленно двинулась по столешнице, дотронулась до бокала и смахнула его на пол. Дитрих посмотрел на неё с одобрением, и звон разбившегося стекла ничуть не испортил этого поощрительного взгляда.

- Разбить стакан с умыслом - это значит изменить всем своим прежним идеалам. Должно быть, у тебя были на это причины, ибо ты ничего не делаешь просто так, - всё с той же нежной улыбкой промолвила женщина, - Мне тоже ничего не стоило разбить этот бокал. Я готова на всё, чтобы поддержать тебя, и даже если мне предложат ещё раз попасть в лагерь смерти с условием, что это сделает тебя счастливым, я без колебаний отправлюсь туда. Поверь мне, я знаю, какой это ад.

- Стефана-Стефана…, - Дитрих пристроил свою ладонь поверх её руки, и их пальцы сплелись, - Порой мне кажется, что своим умением любить ты можешь переплюнуть самого Господа Бога. Ты слишком сильно меня любишь. Я этого не достоин. Хотя, исключительно во имя равновесия, это вполне объяснимо. Все остальные, кого я знаю и знал, люто ненавидят меня, или же просто скрывают это.

- Гретэль тебя любила, - вступилась Стефана, - И, наверное, очень сильно, раз была способна провернуть такое. Или ты думаешь, это сделала я?

- Нет, я давно понял, что ты не похищала те документы.

- Как ты это понял?

- Ты просто не могла этого сделать. Не могла и всё. Даже если бы уже тогда подумывала об антинацистской деятельности. Даже для пользы дела.

- Выходит, ты считаешь меня бесполезной? – Стефана беззаботно усмехнулась; именно по этому звонкому смеху Дитрих и скучал больше всего, - Значит так, Дит?

- Нет, я не это хотел сказать, вовсе нет. Просто ты не из тех, кто ищет радости в борьбе. Ты любишь исцелять, а не разрушать; ты любишь всё, что цветёт и плодоносит. Ты была бы отличной женой и матерью. Я же совсем другой – похоже, даже в раю мне не будет покоя.

- Наверное, ты так рассуждаешь потому, что только и делал всю жизнь, что боролся. И что самое печальное, судьба никогда не давала тебе выбора прожить жизнь иначе. Виной всему проклятая война. А ведь у нас был бы ребёнок, Дит…

Дитрих едва не поперхнулся вином, которым наполнил свой, уже новый, бокал.

- Ребёнок? – задыхаясь от волнения, переспросил он.

- Да.., - Голос Стефаны задрожал, она не могла говорить об этом без боли, - Я не сказала тебе раньше, потому что сама узнала об этом лишь тогда, когда уже попала в Собибор. Как ты сам понимаешь, его у меня отняли, вырвали из моей плоти, а что стало с ним дальше – мне неизвестно. Может быть, его скормили собакам, или сварили мясной суп для примерных заключённых. Я, наверное, больше не смогу иметь детей…

Женщина закрыла лицо свободной рукой, и её плечи резко вздрогнули. Послышались всхлипы. Дитрих, чьи пальцы по-прежнему были сплетены с её, крепче сжал её кисть.

- Умоляю… Не плачь. Ты не виновата, что так произошло, и от этого я не стану относиться к тебе хуже.

- Разве? – Стефана отняла ладонь от лица, слёзы высохли, - Ты не доверяешь мне. Что может быть хуже? Расскажи, прошу тебя… Расскажи мне всё, что произошло с тобой, пока я была в Собиборе. Я хочу знать, почему ты таким стал. Как каменная статуя, не способная на чувства.

- Я, по большому счёту, и есть такой….

Ещё один глоток вина, и можно будет начать рассказ. Медленно Дитрих поднёс край бокала к губам, набрал в рот немного его содержимого, и, понежив жидкость в этой тёплой темноте, проглотил… Портсигар… Где же он? Впрочем, при даме не стоит курить, хотя бы потому, что Стефана, определённо точно, не переносит запах дыма: он ассоциируется у неё с крематорными печами, где заживо сжигали людей.

Рассказывал он долго, и, надо отдать должное, Стефана не перебила его ни разу. Было видно то, как неприятно ей слушать про Барбару Штайн, про сцену насилия в баре – женщина даже скривилась от отвращения, но Дитрих в такие моменты просто отводил взгляд, ибо слишком велико было искушение прервать монолог и уйти как можно дальше. Впрочем, ближе к концу рассказывать стало проще – ведь Стефана просто не могла не восхититься его решением стать антинацистом.

- Вот так вот, теперь ты знаешь всё, - в заключение сказал он, - Никто в «Ястребе» и не подозревает, что я служу в Гестапо, а ты с самого начала знаешь. В связи с этим у меня к тебе огромная просьба – не говори об этом никому, даже Элеонор.

- Конечно, Дит, ты уже просил об этом в тот день, когда забрал меня…, - голос Стефаны звучал растерянно: столько всего хотелось сказать, но слов она не находила, - Твоя тайна не сойдёт с моих уст даже под пытками. Но…

Женщина запнулась. Мысли и чувства смешались. Вместо реплик и тысячи нежных слов ей больше всего хотелось прильнуть к Дитриху и впредь никогда не отпускать его. Почему жизнь так обошлась с ним? Неужели всех её страданий Господу мало, чтобы расплатиться за то, что они оба позволили зародиться этой любви?

- В чём дело, Стефана? – раздался голос фон Шварца словно бы издалека, медленно, но уверенно прорывая пелену её мыслей, - Что не так? Хотя, понимаю, это глупый вопрос. Я и не думал, что тебе понравится моя история, потому и не хотел рассказывать тебе об этом. Но ты настояла.

- Нет же, вовсе нет! – испуганно вскрикнула Стефана, вскочила из-за стола, обогнула его и, остановившись за спиной Дитриха, страстно обняла мужчину за плечи, алчно сжимая напряжёнными пальцами ткань его пиджака. Щека её прислонилась к его уху, он ощущал горячие пары её дыхания. Каждый вдох и выдох Стефаны тревожил пряди его волос, что слегка щекотали ему шею. Давно его никто так не обнимал… Мужчина запрокинул голову и нервно сглотнул.

- Молчи, Дит, умоляю тебя, молчи…, - Стефана заговорила вполголоса, - Не хочу больше слушать о том, как ты страдал.

- Ты злишься на меня, что я смог полюбить другую?

- Нет, нисколько. Ты заслуживаешь любви, и мне очень жаль, что она не смогла полюбить тебя и дать тебе то, чего я уже не смогу дать – детей…

Женщина ощутила, как слёзы снова просятся на волю, но на сей раз с силой зажмурила глаза и заставила себя не расплакаться. Дитрих почувствовал это и не стал продолжать тему о детях.

- Потанцуй со мной, - просто сказал он.

Они встали, Дитрих поставил пластику, и, как только заиграла музыка, заключил Стефану в свои объятия. Его нога скользнула вперёд, к её ноге… Раз-два-три… Раз-два-три… Помещение кабинета Вендэля в разы меньше, чем та зала в доме фюрера; приходилось чуть ли не топтаться на месте, и всё же этот вальс значил для них гораздо больше, чем предыдущий, ведь тогда они ещё не знали, что значит потерять друг друга и снова обрести. Раз-два-три… Раз-два-три… Паркетные доски скрипят. Из окон, что выходят в фабричный цех, можно было наблюдать, как некоторые рабочие невольно отвлеклись от дела, чтобы полюбоваться танцующей парой. Интересно, доносится ли до них музыка или шум станков заглушает её?

- Ты по-прежнему прекрасно ведёшь, - восхищённо отозвалась Стефана, когда они снова сели за стол, - Неужели даже этого Барбара в тебе не оценила?

- Я не танцевал с ней, - честно признался Дитрих, - Это наш с тобой танец. Он слишком свят для меня, чтобы исполнять его с кем-то ещё.

- Правда? – женщина не поверила своим ушам: она, по правде, уже и не ждала от Дитриха сентиментальности, - Ты серьёзно?

- Да, я серьёзно. …Стефана. Мне нужно ещё кое-что тебе сказать.

Переменившийся тон мужчины резко встряхнул Стефану. Она насторожилась.

- Что именно? Значит, ты не просто так меня позвал сюда?

- Ты права, но лишь отчасти.

- Что случилось? – в глазах женщины поселилось негодование, - Обязательно говорить это именно сейчас?

- Да, именно сейчас, - отчеканил Дитрих, - Потому что время у нас есть лишь до полуночи. С завтрашнего дня ты будешь жить у Герхарда Ланда. Он мой друг, он обещал, что не причинит тебе вреда.

- Но почему у Герхарда? – изумилась Стефана, - Почему именно у него?

- В Гестапо стало известно, что Хилдебранд – это я, - коротко ответил фон Шварц, - Расследование, к счастью, поручили именно Герхарду. Если бы этим занимался не он, то я бы сейчас уже не разговаривал с тобой. Но и Ланда не собирается бескорыстно покрывать меня. Он верен Гитлеру, и для него единственная гарантия, что я не стану больше убивать офицеров СС, - это ты. Пока ты у него в плену, я лишний раз не стану рисковать. Так он мыслит. Я сказал ему, что не подвергну тебя опасности, на что он пригрозил мне, что выдаст меня. Однако я знаю, что сразу выдавать меня ему невыгодно – иначе его тоже заподозрят в измене идеалам, как моего друга. Но он ведь может и убить тебя. У него есть сразу несколько рычагов давления на меня, и все они связаны с тобой. Поэтому ты должна пойти к нему, ради себя, ради нас.

Наступила глухая тишина. Стефана поймала себя на мысли, что если бы она не сидела, а стояла, то у неё подкосились бы ноги после этих слов. Края бездны сомкнулись над головой, дышать нечем. Остаётся только стоять на дне и понимать – слишком поздно. И всё же надо было что-то сказать.

- Хорошо, Дитрих. Ты же знаешь, я на всё готова, даже назад в Собибор, ради тебя… Пришло время на деле доказать свои слова. Вот только ответь мне на один вопрос: откуда Герхард Ланда узнал, что я с тобой?

Стефана отомстила, пусть это и получилось у неё совершенно случайно. Теперь Дитрих в полнейшем замешательстве. Как признаться ей, что это он невольно её предал, когда Ланда вывел его из себя? Провал в пустоту, тоже нечем дышать. Мир сжался до беспокойных бликов в глазах Стефаны, что отливают и густой синевой, и бархатной зеленью мха, и солнечным блеском лесного ручья. Как можно лгать, глядя в эти глаза? Нет, лучше сказать правду. И он сказал. Снова наступило молчание, но уже не такое, как прежде, глухое, мрачное, потустороннее. В этот раз оно, скорее, напоминало звонкую пощёчину, которой Дитрих, видимо и ждал с нетерпением. Чего угодно. Хотя бы какой-то реакции со стороны Стефаны. Но она молчала, казалось, целую вечность. Невыносимо. Дитрих ожесточённо набросился на себя. Слабак! Если бы в разговоре с Герхардом он смог держать себя в руках, то Стефана была бы в безопасности! Глупец! Глупец! Глупец!

Он собрался с мыслями и наполнил бокалы вином. Напрасная попытка завязать разговор: Стефана так и не притронулась к вину, продолжая сидеть, словно оглушённая пыльным мешком по голове.

- Ударь меня! – не выдержал он в итоге, - Унизь, оскорби! Только не молчи!

- Я не собираюсь бить тебя, - ровным голосом ответила Стефана, всё ещё силясь придти в себя, - Ты защищал меня перед Герхардом, вот и сорвался. Ты не мог знать, что он этим воспользуется.

Слова Стефаны, вопреки всем законам логики, только подняли в Дитрихе новую волну негодования. Она даже не осудила его! Жестоко… Чертовски жестоко. Выходит, казнить себя должен он сам, каждую секунду, когда видит перед собой образ этой воистину святой женщины, что прощала, прощает и всегда будет его прощать.

- Прости меня…, - одними губами прошептал Дитрих и припал лицом к столу, чтобы, не дай Бог, не выплеснуть свою необоснованную ярость на Стефану.

- Нам надо ехать, иначе мы не успеем к полуночи, - её голос зазвучал мягче, - Собирайся, Дит.

Оторваться от стола и снова посмотреть в лицо Стефаны стоило мужчине огромных усилий.

- Да… Поехали.

В парке Бритцер не было ни души. Мокрый асфальт блестел в свете фонарей, голые ветки деревьев, напоминавшие лапы кровожадных чудовищ, отражались в лужах, покрытых тонкой коркой льда. - По ночам наступали заморозки. Туман, пронизанный страхом и тревогой, скрывал от идущих Дитриха и Стефаны силуэт Герхарда, поджидавшего их в самом конце центральной аллеи. Вот он, словно призрак из прошлого, проступил сквозь окутавшую аллею пелену, и двое влюблённых, обнаружив его в поле зрения, замедлили шаг.

Они не сказали друг другу ни слова с тех пор, как покинули фабрику Вендэля и на машине фон Шварца добрались сюда. Разговор не клеился. Но вот сейчас, когда разлука в лице Герхарда Ланда уже вовсю злорадствовала над ними, им вдруг захотелось взяться за руки. Это произошло машинально: не сговариваясь, Дитрих и Стефана просто нащупали в темноте пальцы друг друга.

- А вы опаздываете, - ехидно заметил Ланда, когда они приблизились к нему.

- На 1 минуту, - хладнокровным голосом уточнил Дитрих.

Герхард демонстративно посмотрел на свои наручные часы.

- Верно. Впрочем, 1 минута не стоит того, чтобы её обсуждать, тем более, если бы вы шли чуть быстрее, то оказались бы на месте встречи чётко в срок.

- Я привёл Стефану.

- Я вижу, - Ланда пристально оглядел женщину; взгляд его при этом сделался обволакивающим, и одновременно раздевающим, как у настоящего обольстителя, что сразу же взбесило Дитриха, - Она красива… Давай знакомиться, детка? Меня зовут Герхард Ланда, но если будешь хорошо себя вести – можно просто Герт. Смотрю, ты напугана. Разве любовницы фон Шварца могут чего-то бояться?

- Я и не боюсь, - гордо ответила Стефана, отпустила руку Дитриха и подошла к его товарищу, - Я пойду с Вами, куда скажете.

- Умница, - похвалил Герхард, - Просто молодчина, - он попытался приобнять её, но женщина отстранилась. Тогда Герхард силой привлёк Стефану к себе, а когда Дитрих попытался вступиться за возлюбленную, достал пистолет и прислонил дуло к её виску, - Не смей, фон Шварц! Ещё одно движение – и я прикончу твою голубку прямо сейчас. Мы договорились – она моя.

- Мы об этом не договаривались, - Дитрих достал свой пистолет, - Ты не имеешь права использовать её, как шлюху!

Ланда засмеялся.

- Интересно, кто из нас первый нажмёт на курок? Ты, Дит, или я? Советую тебе убрать игрушку и оставить нас в покое. Сейчас я поведу твою ненаглядную к своей машине, и всё это время буду держать пистолет прижатым к её голове. Если я замечу, что ты идёшь за нами следом, выстрелю без колебаний. Так что иди туда, откуда пришёл. Чем быстрее ты развернёшься, тем скорее исчезнет угроза для её жизни.

Фон Шварц покорно убрал оружие.

- Хорошо. Я сделаю так, как ты говоришь. Только отпусти Стефану. Она итак за тобой пойдёт.

- Дит, уходи, - послышался жалобный женский голос, - Прямо сейчас уходи… Прошу тебя…

Герхард снова едко усмехнулся.

- Уходи, Дит. Выполни просьбу своей дамы, если хочешь увидеться с ней в скором времени.

- Уже ухожу.

Дитрих развернулся и медленно, не оглядываясь, побрёл в обратном направлении.

- Быстрее уходи! – прикрикнул Герхард, но фон Шварц назло ему вовсе не собирался ускорять шаг, - Гад, - тихо буркнул он себе под нос и потянул Стефану в сторону узкой тропинки, что сворачивала с центральной аллеи направо.

Обогреватель в машине Герхарда не работал, Стефана дрожала, чем Ланда охотно воспользовался, прижав её к себе на заднем сидении. Шофёр, судя по его взгляду, который женщина наблюдала через зеркало заднего вида над лобовым стеклом, никакого сочувствия по отношению к ней не выражал и даже не попытался бы вступиться, если бы Герхард позволил себе непристойное поведение. К счастью, Ланда обошёлся без этого, однако всё самое ужасное ещё только ждало её впереди.

XII.

Смотри на меня, слушай внимательно,Делай, что я говорю, сознательно.И подчиняйся мне добровольно,даже если от этого больно.Я знаю всё, о чём ты мечтаешь, что ты стыдливо себе запрещаешь.Мне бесполезно сопротивляться,проще и правильней сразу же сдаться.

_____________(с) гр. «Otto Dix», «Война».

На полпути к своей вилле Герхард завязал Стефане глаза – на тот случай, если она сбежит, чтобы невозможно было вспомнить дорогу – и снял повязку лишь тогда, когда привёл женщину в комнату, что он выделил специально для неё. Роскошная комната. В этом Герхард сдержал своё слово перед Дитрихом. Просторная кровать, увенчанная огромным балдахином, громадный камин из кремового мрамора с розовыми прожилками, дорогие картины в позолоченных рамах, а на полу – мягчайший персидский ковёр, по которому одно удовольствие ходить босяком или валяться тихими вечерами с книгой возле камина. Одно огорчает – это хоть роскошная, но всё-таки клетка. Дверь заперта, окна закрыты наглухо; впрочем, даже если Стефана и захочет выбить стекло каким-нибудь одним из бронзовых подсвечников, то прыгать с третьего этажа на асфальт явно не решится. По телефону можно позвонить лишь в кабинет Герхарда, либо прислуге, а выйти из комнаты, например в ванную, только в сопровождении рядовых, которых Ланда приспособил специально для того, чтобы охранять Стефану, и чтобы никакой Дитрих не надумал похитить её.

Чего греха таить, Ланда продумал абсолютно всё, что только мог, приняв во внимание самые разные варианты развития событий. Этого было уже достаточно, чтобы Стефана возненавидела его всей душой. Вдобавок ко всему, Герхард не позволял ей общаться с прислугой и конвоем, и еду каждый раз приносил ей сам. …И каждый раз Стефане хотелось запустить очередной тарелкой ему в лицо, пока он чинно сидел перед ней и наблюдал, как она ест. При этом он позволял себе говорить всё, что хочет, и, как правило, это были унизительные, оскорбительные вещи. Один раз Стефана постояла за себя, и за это получила звонкую оплеуху, следствием которой остался огромный синяк на всю щёку. С тех пор она уже не решалась произнести ни слова без согласия Герхарда. Его же такое поведение только ещё сильнее подзадоривало.

- Что-то мне скучно, и я решил пожелать тебе спокойной ночи, - сказал он однажды, совершенно неожиданно зайдя к Стефане перед сном.

Она была уже в ночной рубашке, поэтому, чтобы не показаться перед мужчиной в таком неприличном виде, поспешно зарылась под одеяло. Ланда присел на край кровати и, нисколько не стыдясь своих действий, положил руку ей на бедро. Через одеяло Стефана чувствовала, как напряжены его пальцы от вожделения. Больше всего на свете хотелось ударить по этой наглой руке чем-нибудь тяжёлым, но она знала, что не может даже просто отстранить его руку, иначе Герхард её накажет.

- Ты мне не рада, красавица? Улыбнись хотя бы для виду. Улыбнись, я сказал!

Стефана натянуто улыбнулась.

- Вот умница, - улыбнулся в ответ Герхард, - Однако я всё равно огорчён, ибо мне кажется, что Дитриху фон Шварцу никогда не приходилось просить тебя об улыбке – ему ты улыбалась всегда сама, по доброй воле. Чем я хуже него? …Ааа… Молчишь… Помнишь тот день, когда мне не понравилось, что ты ответила… Молодец, усваиваешь уроки. И всё же сейчас мне очень хочется получить твой ответ. Чем я хуже Дитриха?

- Ты не хуже его, - решилась ответить Стефана, хотя голос её звучал робко, - Дело лишь в том, что ты – не он.

- Я – не он? – Ланда удивлённо вскинул брови, - Значит именно в этом мой недостаток? Но ты ведь сама признала, я не хуже фон Шварца. Однако редкие женщины умели это заметить. Всех, как правило, привлекал именно он, красивый, обходительный, словно бы обречённый на то, чтобы покорять сердца, вселяя в них порочные мысли. Я же всегда оставался в его тени. Почти для всех женщин я носил лишь безликое клеймо «друг Дитриха». Скажи мне, почему?

- Дитрих тоже не был счастлив в любви, - призналась Стефана, но это не было ответом на вопрос Герхарда.

- Плевать я хотел на Дитриха! – рявкнул он, - Ответь мне, по какой милости божьей Я должен всё время быть в тени? Отвечай же, мерзавка! Ещё одна секунда твоего молчания, и…

…Герхард рывком сдёрнул со Стефаны одеяло и склонился над ней, чтобы она не смогла заново укрыться. Их тела разделяли лишь какие-то 10 сантиметров; Герхарда волновало то, как размеренно вздымается её грудь, то и дело касаясь его груди.

- Не трогай меня, я отвечу! – испуганно выпалила женщина, - Ты не должен, нет, не должен быть в тени!

- Тогда докажи мне это!

Шорох белья… Рука Герхарда крадётся к коленке Стефаны и отводит её в сторону. То же самое вторая рука проделывает и с другой её коленкой. Ланда опускается ниже и буквально вдавливает женщину в мягкую перину.

- Не надо…, - тихо простонала она в надежде, что своим кротким поведением не разбудит в нём зверя, но на это Герхард лишь грязно усмехнулся:

- Надо, детка, надо… Я всегда мечтал развлечься с какой-нибудь любовницей Дита, чтобы ощутить себя на равных с ним, и вот сейчас я это сделаю. Тебе понравится, а Дитриху мы об этом не скажем. Чего он не знает, то ему не повредит, верно?

Выхода нет – Ланда настроен решительно. Остаётся кричать и выбиваться, чего бы Стефане это ни стоило.

- Отпусти, свинья! Отпусти!

Хрупкие кулачки барабанят Герхарда по спине, беспомощный голос звенит над ухом… Конечно, он может взять Стефану силой, однако загвоздка именно в том, что фон Шварцу эта маленькая дрянь, скорее всего, отдаётся добровольно, а значит – и ему должна. Только так Ланда докажет и всем, и самому себе, что он ничуть не хуже Дитриха в амурных делах. Поэтому, вместо того, чтобы расстегнуть ширинку, мужчина выпрямился, и, что есть мочи, ударил женщину по лицу. Стефана скатилась с кровати на пол. Герхард встал и, возвышаясь над ней, не протянул ей руку, чтобы помочь подняться, а лишь безжалостно пырнул её ногой в живот. Бедняга приглушённо вскрикнула и сжалась в комок от боли. Следующий удар сапогом пришёлся ей по губам. Раздирающий солёный привкус во рту… Кровь закапала на ковёр, на который Ланда посмотрел с большей жалостью, чем на Стефану.

- Гнида! – с остервенением выругался он и резким шагом удалился из комнаты.

Стефана разрыдалась. Силы подняться и лечь на кровать у неё были, однако желание проявлять хоть какие-то признаки жизни отсутствовало совершенно. Интересно, знает ли Дитрих, как с ней здесь обращаются? Неужели он считает этого озабоченного эгоиста своим другом? Впрочем, если вспомнить историю их знакомства с Барбарой Штайн, то трудно не согласиться, что у них много общего… Во всяком случае, так было.

С этими грустными мыслями Стефана и заснула, прямо на ковре, а когда проснулась, перед ней снова стоял Герхард.

- Тебе следует сходить в душ, - безучастно произнёс он.

- Интересно, что скажут твои конвоиры, если увидят меня избитую? – огрызнулась женщина.

Ланда с трудом подавил смех.

- Я – оберфюрер, крошка. А они – рядовые. Им не положено задавать лишних вопросов. Как и тебе, кстати. Хочешь поскорее увидеть своего фон Шварца? Вот и веди себя хорошо. Думай о том, что он беспокоится, когда я отказываю ему в вашем свидании.

«Он беспокоится»… От этих слов становилось несравненно легче на душе, и поэтому, а быть может, ещё и потому, что она не хотела нового избиения, Стефана промолчала, проглотив свой гнев. Двое солдат, Август и Винфрид, проводили её до ванной комнаты и остались ждать за дверью, пока она помоется. Обычно молчаливые, сегодня они явно были настроены на общение, и Стефана услышала весь их разговор.

- Интересно, что за женщину мы охраняем?

- Тише ты!

- Не волнуйся, никто лишний нас не услышит – герр оберфюрер только что вышел через парадную дверь, и до вечера его не будет: он поехал в Гестапо.

- А ты уже за всем проследил? Наблюдательный, однако…

- Я такой, - с гордостью заметил Винфрид, - Тебе тоже ничто не мешает быть таким.

- Быть может, проблема в том, что я не настолько сильно хочу выслужиться, - отозвался голос Августа.

- И всё-таки… Что за женщину мы охраняем? Я намерен это выяснить.

- Каким же образом? Хочешь развести оберфюрера на откровенную беседу за рюмкой шнапса? И не мечтай.

- Оберфюрер мне и не понадобится, - в голосе Винфрида явно прозвучало коварство, - Я выясню это в обход него, ибо у меня есть подозрения, что он использует нас в личных целях, а эта фрау – просто чья-то похищенная жена.

- Тебе бы детективом работать, - Август присвистнул, - Но с чего ты так решил?

- Это первое, что приходит на ум, но если я прав, то услышав мой донос, те, кто стоит выше герра Ланда, хорошенько встряхнут его, а меня будет ждать повышение. Да, я мечтаю выслужиться и не скрываю этого.

Диалог явно заинтересовал Стефану. Значит, этот Винфрид тоже недолюбливает Герхарда, да и его сослуживец, Август, не пытается спорить с ним, даже, наоборот, восхищается изобретательностью Винфрида. Это хорошо, только вот пользы от этого мало. Сбежать Стефане они не помогут, так как им обоим невыгодно устраивать ей побег. В каких бы целях их не использовал оберфюрер, нарушив его приказ, они попадут под трибунал, и о мечте возвыситься по военной лестнице можно будет забыть. Однако то, что Стефана узнала об их планах, показалось ей добрым знаком. Во всяком случае, она сможет рассказать об этом Герхарду в обмен на своё условие, конечно же, а именно – на встречу с Дитрихом.

Впрочем, её и без этого ждал такой сюрприз, посему тайну услышанного разговора можно сохранить при себе. - Вечером Герхард был необычайно добр. Возможно, он чувствовал свою вину за вчерашнее, или же что-то попросту подняло ему настроение, но факт остаётся фактом. Он беспечной поступью - хотя обычно его шаг был мерным и чётким – вошёл в комнату Стефаны и сел за круглый стол, стоявший у окна и накрытый кружевной скатертью.

Дата добавления: 2015-08-02