Глава 3. Когда стемнело, Джулиану перевезли в дом, где содержались невольники Ахмеда

Когда стемнело, Джулиану перевезли в дом, где содержались невольники Ахмеда аль-Беккара. Просторное здание было разделено на две половины, связанные между собой узким и длинным коридором, охраняемым вооруженными арабами. Как объяснил девушке сам аль-Беккар, одна половина дома предназначалась для рабов-мужчин и женщин, не представляющих собой особой ценности и предназначенных лишь для грубой работы. Эта часть дома состояла из двух огромных комнат, битком набитых живым товаром, и из их узких зарешеченных окошек несло ужасным зловонием, от которого Джулиану едва не вырвало. А во второй половине дома, в несравнимо лучших условиях, содержались привлекательные молодые невольницы, предназначенные для гаремов обеспеченных людей.

Здесь в каждой комнате находилось не более десяти чистых соломенных тюфяков, застеленных светлыми хлопковыми простынями, каменные полы покрывали теплые толстые ковры, и повсюду с потолков свисали бронзовые курительницы, источающие приятный аромат ладана и сандалового дерева. Вместо окон во всех комнатах имелись ажурные решетчатые двери, через которые можно было проникнуть в окруженный неприступными стенами квадратный внутренний дворик с небольшим бассейном посередине.

Джулиана, совершив беглый осмотр дворика, сразу поняла, что бежать отсюда невозможно. Да и куда бежать? Незнакомый, враждебный город, где на каждом шагу подстерегает опасность, может быть, еще более страшная, чем та, в которой она находится сейчас. Впрочем, она была так измучена, что не могла размышлять ни о возможности побега, ни о чем-то еще, требующем напряжения мысли. Едва голова ее коснулась мягкой подушки, она погрузилась в глубокий тяжелый сон, наполненный тревожными и мрачными сновидениями.

Утром, после того как Джулиану покормили вместе с ее подругами по несчастью, из которых, к сожалению, ни одна не говорила ни по-английски, ни по-итальянски, к ней подошли две чернокожих рабыни и сделали ей знак следовать за ними. Ее привели в просторную комнату, стены которой были облицованы желтоватым мрамором, а в воздухе витали ароматы незнакомых чувственных благовоний. Посередине комнаты находилась огромная ванна, наполненная розовой водой, пахнущей бодрящим мускусом, а вокруг нее стояло множество длинных скамеек, покрытых полотенцами и уставленных бесконечным количеством всевозможных баночек, флакончиков и разнообразных щеток.

Приветливо улыбаясь, темнокожие девушки раздели Джулиану, велели опуститься в ванну и принялись так тщательно ее оттирать, будто собирались смыть с новой невольницы не только дорожную грязь, но и верхний слой кожи. Это сначала не понравилось девушке, потом немного позабавило ее, но мягкие прикосновения умелых, ловких темных рук были так приятны, что Джулиана расслабилась и не стала препятствовать служанкам делать свое дело. От смеси дурманящих ароматов голова слегка закружилась, девушка закрыла глаза и на насколько упоительных минут отрешилась от действительности. Кто знает, будет ли у нее еще когда-нибудь возможность испытать подобные приятные ощущения и почувствовать себя так беззаботно и легко? Даже если это спокойствие окажется иллюзорным?

Темнокожие рабыни уже смывали со своей подопечной мыльную пену, когда в наполненное ароматной влагой помещение как вихрь ворвался аль-Беккар. Таким взбудораженным и беспокойным Джулиана даже не могла представить себе степенного Ахмеда-эфенди. Энергично жестикулируя, он принялся что-то торопливо приказывать эфиопкам, так, что Джулиану невольно разобрало сильнейшее любопытство. Впрочем, ей недолго пришлось ждать, пока оно будет удовлетворено. Работорговец подбежал к ней, велел выйти из воды и заставил несколько раз повернуться вокруг. Густые брови его раз десять собирались в напряженные складки у переносицы и снова разглаживались. Наконец он удовлетворенно кивнул головой и, покровительственно улыбнувшись, похлопал свою пленницу по плечу.

– Соберись с силами, Небесная Роза, – весело сказал он. – Сегодня ты предстанешь пред светлые очи всемогущего властелина Туниса, Джаббара Хафиза, да пошлет Аллах долгие дни его царствованию! Когда эти умелые девушки закончат свою работу, я повезу тебя во дворец бея, и он определит, достойна ли ты занять место в его гареме. Старайся вести себя почтительно и понравиться блистательному господину. Оказаться в гареме правителя – самая завидная участь, которая только может ожидать невольницу. Тысячи женщин мечтают о такой чести, но не многим улыбается судьба. Если тебе повезет, ты получишь возможность занять самое высокое положение.

– Но я... я вовсе не мечтаю занять высокое положение в вашей стране... – растерянно начала Джулиана, но тут же прикусила язык, уловив гневные искорки в глазах аль-Беккара. – Я просто не ожидала, что это произойдет так скоро, Ахмед-эфенди, – жалобно проговорила она. – Ведь ты говорил, господин, что сначала меня должны многому научить, а лишь после этого...

– Да, я собирался так сделать, но обстоятельства изменились, – нетерпеливо перебил работорговец. – Несколько дней назад Джаббар Хафиз объявил о желании пополнить свой гарем. Каждый день во дворец доставляют десятки красивейших невольниц, из которых бей выбирает самых достойных. Если тебя выберут, то пройдет не один месяц, прежде чем господин призовет тебя к себе, и ты успеешь научиться всем необходимым вещам.

– Я не ослышалась, эфенди? – с надеждой переспросила Джулиана. – Ты сказал, что пройдет больше месяца, прежде чем... меня заставят делить с ним постель? Это правда? Господи, какое счастье!

Наивная радость пленницы вызвала на лице аль-Беккара насмешливую улыбку.

– Только не надейся, глупая женщина, что за это время тебе удастся сбежать из гарема, – язвительно проговорил он. – Это абсолютно невозможно. Ты должна смириться, иначе попадешь в беду. Как только тяжелые двери гарема захлопнутся за твоей спиной, дороги назад уже не будет. Такова твоя судьба, Небесная Роза. Ее дал тебе всемогущий Аллах, и изменить ничего нельзя.

– У вас на Востоке это называется кисмет, да, эфенди? Случается то, что предначертано заранее, так говорят в вашей стране. А вот древние римляне, к твоему сведению, Ахмед-эфенди, придумали другое изречение: жить – значит бороться. И клянусь тебе, проклятый изверг, по чьей вине я должна вынести столько страданий, – с неожиданней ненавистью, порожденной отчаянием, воскликнула Джулиана, – ты еще услышишь обо мне! Когда-нибудь придет и мой день! Запомни одно: надежда вырваться из проклятой западни, в которую забросила меня злая судьба, будет жить в моем сердце до тех пор, пока оно не перестанет биться в этой груди! И я буду бороться за свою свободу всеми возможными способами – если не силой, то хитростью и чарами красивой женщины. И когда-нибудь он настанет, этот светлый день, – день, когда мои ноги коснутся английской земли!

– Если только раньше тебе не отрубят голову за твое упрямство, наглая дрянь! – в ярости крикнул работорговец. – Прикуси свой дерзкий язык, пока я не приказал вырвать его из твоего горла, и хорошенько запомни: если ты не понравишься нашему великому правителю, сегодня вечером я прикажу бить тебя палками по ступням ног до тех пор, пока ты не охрипнешь от крика... А, я вижу, в твоих прекрасных глазах уже заблестели слезы раскаяния! – аль-Беккар злобно рассмеялся в лицо своей несчастной жертве. – Предупреждаю тебя: не вздумай разрыдаться и испортить свое лицо. Будь веселой и очаровательной, Небесная Роза, даже если в душе у тебя бушует настоящий ад. Помни о наказании, которое тебя ждет, если ты не сумеешь понравиться бею! Помни об этом, христианская сука, не забывай мои слова ни на одну минуту! Дверь за работорговцем с грохотом захлопнулась. Темнокожие служанки тотчас принялись за прерванную работу, а Джулиана, изо всех сил сдерживая рвущиеся наружу рыдания, отчаянно проклинала свой длинный язык и ругала себя последними словами. Господи, что же она натворила? И что с ней будет, если она и в самом деле не понравится этому заранее ненавистному бею? Нет, так жить просто невозможно, нужно немедленно что-то изменить. Иначе рано или поздно эти ужасные, не знающие жалости люди сломают ее, превратят в запуганное, безвольное существо, искалечат ее душу. Как же ей пережить все эти нелегкие испытания и остаться собой? Как же ей выдержать весь этот кошмар и не сломаться?

***

Аль-Беккар разгневанно ходил из угла в угол своего кабинета, не в силах успокоиться после разговора с дерзкой англичанкой. Нет, подумать только, эта наглая дрянь дошла до того, что осмелилась угрожать ему, самому Абу-Саиду Ахмеду аль-Беккару, одному из богатейших торговцев Магриба! Немыслимо, просто уму непостижимо! Такое с ним случилось в первый раз. Никогда прежде ни одна пленница не осмеливалась так разговаривать с ним.

– Наглая, неблагодарная дрянь! – восклицал он. – Я собираюсь представить ее самому великому и могущественному бею Туниса, а она в ответ бросает мне в лицо такие дерзкие слова! Неблагодарная, распущенная сука!

Со стороны распахнутой в сад двери послышался раскатистый смех. Раздвинув шуршащие занавески, в комнату прошел высокий, стройный мужчина с насмешливыми и в то же время смелыми глазами, дерзко поблескивающими из-под изогнутых черных бровей. Смуглое лицо его, окаймленное аккуратной бородкой, было красиво какой-то первобытной варварской красотой, заставляющей чувствительные женские сердца трепетать от волнения и необъяснимого смущения. На голове у молодого араба был такой же тюрбан, как и у аль-Беккара, только темного цвета, а вместо длинного, просторного халата он носил короткий бархатный кафтан, перетянутый у талии широким кожаным поясом, подчеркивающим стройность фигуры.

– Это ты, Хасан? – хмуро спросил работорговец, с трудом скрывая раздражение, охватившее его с новой силой, оттого что посторонний человек стал свидетелем его гневной вспышки. – Что, позволь тебя спросить, ты делаешь в моем невольничьем багнио? Или ты внезапно разбогател и решил купить для своего гарема пару очаровательных одалисок?

Красивые брови молодого араба на мгновение сошлись в жесткую складку у переносицы, но в следующий момент он уже снова насмешливо улыбался.

– Ахмед, ты хитрая лиса, – неспешно проговорил он, покачивая головой, – тебе прекрасно известно, что еще полгода назад я мог позволить себе купить всех твоих невольниц, а на другое утро раздать их своим храбрым корсарам. И если сейчас судьба отвернулась от меня, это не значит, что так будет всегда.

– Знаю, знаю, Хасан, и я вовсе не хотел задеть твое непомерное самолюбие или чем-то обидеть тебя, – примирительно пробормотал работорговец. – Просто у меня выдалось нелегкое утро, и я не расположен к любезным речам.

– Да, да, я случайно слышал, как ты поносил последними словами какую-то строптивую невольницу. Открой секрет, уж не о той ли райской птичке, что словили твои преданные псы четыре дня назад, шла речь?

Аль-Беккар недовольно прищурился и пристально посмотрел на своего непрошеного гостя.

– А если и так, то какое тебе до этого дело, Хасан? Я не слепой и прекрасно видел, как ты смотрел на нее, когда она пришла в себя на борту моей фелюги. Но не питай себя напрасными надеждами: эта девушка не для тебя, разорившегося бродяги. Я собираюсь предложить ее самому Джаббару Хафизу, нашему новому властелину.

– Ты отправишься с ней во дворец, Ахмед?

– Да, и если мне повезет, то уже сегодня в моем кошельке окажется столько блестящих золотых монет, что я смогу приобрести и снарядить новый торговый корабль.

Пару минут Хасан задумчиво молчал, сосредоточенно глядя куда-то мимо работорговца и поглаживая свою шелковистую бородку.

– Отдай эту девушку мне, Ахмед, – тихо проговорил он.

Аль-Беккар дернулся в сторону от молодого араба, будто увидел ядовитую змею.

– Спятил? Да у тебя не найдется денег, чтобы заплатить хотя бы за один ее поцелуй! Нет, Хасан, выбрось эту безумную мысль из своей бедовой головы. Забудь эту девушку, повторяю еще раз; она не для тебя!

– Только потому, что полгода назад проклятая буря разметала мои корабли по морю? Ахмед, Ахмед, в былые времена ты не отважился бы так со мной говорить!.. Но я еще могу все вернуть. Отдай мою Небесную Розу, Ахмед! – повторил Хасан с таким отчаянием, что работорговец невольно содрогнулся. – Ведь это я первым оценил ее красоту и дал ей это волшебное имя за ее необыкновенные глаза цвета утреннего неба в счастливый день! Клянусь Аллахом, настанет день, когда я смогу расплатиться с тобой сполна! Голубоглазая красавица запала мне в душу, Ахмед, я чувствую, что потеряю покой, если упущу ее... Помоги мне затушить сердечный пожар, и когда-нибудь я отплачу тебе той же монетой!

– Нет! – завопил работорговец, позеленев от ярости. Ему ли было не знать, что, если уж проклятый Хасан аль-Файсал захочет чего-нибудь, сладить с ним становится совершенно невозможно. Конечно, ему, почтенному аль-Беккару, приходится в коммерческих целях пользоваться услугами этого храброго корсара, но это еще вовсе не значит, что он позволит ему сесть себе на шею. – Нет, Хасан, – повторил он с тем непробиваемым, каменным выражением лица, которое всегда так пугало его новую пленницу. – Я не продам тебе англичанку ни при каких условиях, как бы сильно ты ни просил. Поэтому не трать напрасно своего драгоценного красноречия. Ты – корсар, Хасан аль-Файсад, и судьба твоя изменчива. Даже если тебе и удастся построить новую фелюгу и отправиться в рискованное плавание, кто даст мне гарантию, что с тобой ничего не случится, прежде чем я получу свои золотые монеты? Уходи, Хасан, и забудь рыжеволосую красавицу. А я забуду, что ты приходил ко мне и уста твои извергали столь безумные речи.

Глаза молодого араба блеснули из-под тонко очерченных бровей холодным блеском отполированной стали. Медленно, очень медленно он повернулся к владетельному аль-Беккару спиной и направился к двери.

– Клянусь тебе, торговец живыми душами, придет время – и ты еще раскаешься в том, что отказал мне в единственной просьбе, с которой и мог когда-либо обратиться к тебе, – зловеще бросил он хозяину дома, на насколько секунд обернувшись и метнув в того ледяной взгляд.

Почтенный Абу-Саид облегченно вздохнул, заперев за нежданным посетителем дверь, и воздел руки к небу.

– О всемогущий Аллах, чем я прогневал тебя, что за одно утро мне дважды довелось услышать столь немыслимые и дерзкие угрозы? – устало воскликнул он.

Дата добавления: 2015-08-02