Поражение

Алексей, перепрыгивая, как всегда, через две ступеньки, взбежал по лестнице бывшей Новгородской губернской управы, ныне резиденции Президента Северороссии. Президентом адмирал Оладьин был избран на Учредительном собрании в конце мая. Из-за переворота в Петербурге на собрании не было представителей Ингрии, но Оладьин решил все же провести его, принял там конституцию, весьма демократичную, разработанную еще на основе Уложения князя Андрея, в написании которой принял участие и Алексей, и был избран Президентом на первый четырехлетний срок. На май двадцать второго года были назначены прямые выборы. По настоянию социал-демократов в конституцию было включено положение, по которому один человек не мог занимать президентский пост более трех раз подряд. Это покоробило адмирала. Впрочем, рассудив, что двенадцать лет у власти в Северороссии для него достаточно, он успокоился. То, что он будет переизбран не менее двух раз подряд, не вызывало у него ни капли сомнения.

— Господин Президент ждет вас, господин полковник, — отрапортовал старший лейтенант Гюнтер Вайсберг.

Коротко козырнув, Алексей прошел в кабинет. Адмирал сидел за столом, как всегда, в адмиральской форме. С первого же взгляда на патрона Алексей понял: что-то произошло.

— Садитесь, — буркнул Оладьин. — Плохие новости.

— Я вас слушаю, — опустился на стул Алексей.

— Советы заключили с Зигмундом пакт о дружбе. По нашим данным, этот договор содержит секретный протокол, предполагающий совместное нападение на Северороссию и ее раздел. Ставка кайзера решение утвердила.

— Откуда эти данные? — поднял брови Алексей.

— Не будьте ребенком! — жестко произнес Оладьин. — У Шульца достаточно агентуры и в германской армии, и при дворе Зигмунда. Важно другое. Сейчас пятнадцатое июня. Нападения следует ожидать не в ноябре, как мы полагали, а не позже июля. Может быть, вам будет интересно узнать, что главой советской делегации при Зигмунде состоит наш старый знакомец, Павел Сергеев.

— Так, — откинулся на спинку стула Алексей, — значит, снова повоюем. На нашей территории стоят уже не боевые части немцев, а практически инвалидные команды. Лучшие войска переведены на Западный фронт. Только под Петербургом размещена вполне боеспособная дивизия. Она наверняка выступит на стороне Зигмунда. У самого Зигмунда, даже после перехода к нему значительной части ингерманландских стрелков, армия для нас не слишком опасная. Кроме того, Кронштадт не признал Зигмунда и по-прежнему подчиняется нам. Зигмунд будет вынужден держать часть войск в Петербурге, опасаясь десанта. Но если с юга нас подопрут красные, положение может оказаться неприятным. Хотя раньше конца июля они не выступят. У них сейчас двоевластие с левыми эсерами. Обе партии понимают, что в одной лодке им не усидеть, и готовятся придушить друг друга. Пока между собой не разберутся, военных действий не начнут.

— Вы говорили, что победят большевики, — задумчиво произнес Оладьин. — А если оказать поддержку левым эсерам? Против нас по границе стоит сейчас небольшое количество войск Антонова-Овсеенко. Одного легиона Юденича будет достаточно, чтобы сокрушить их. Пока у нас ни мира ни войны и взаимное непризнание с Москвой. Взять Москву мы не можем, там у красных отборные части, да и не хотим. Юденич, правда, рвется. Красные тоже не имеют сил атаковать нас. Немцы, похоже, обдумывают возможность похода на Москву. Впрочем, в новой реальности… Если договориться с эсерами…

— Нет, — помотал головой Алексей, — не стоит повторять ошибок немецкого Генштаба и поддерживать революционеров. Все они помешаны на мировой революции. Так что эсеры либо вновь войдут в союз с большевиками и отбросят нас от Москвы, а потом уже разберутся между собой, либо используют нашу армию для борьбы с Лениным и после этого все равно объединятся с Зигмундом против нас. А затем еще и Зигмунда под горячую руку спихнут. Коммунисты — всегда коммунисты. Союз с дьяволом выгод не приносит. Но я бы все-таки посоветовал прикончить советскую власть при первой же возможности. Иначе она, когда укрепится, будет значительнее опаснее.

— Пока главное — чтобы они не прикончили нас. Что могут выставить против нас красные? — наклонился вперед Оладьин.

— А данные разведки? — поинтересовался Алексей.

— У меня самые точные данные, — прошипел адмирал. — Красная армия пока ничего серьезного из себя не представляет. Но исходя из того, что вы мне рассказывали… Меня интересует перспектива.

— Красная армия, — начал Алексей, — будет представлять из себя реальную силу уже в девятнадцатом–двадцатом годах. Впрочем, в девятнадцатом большевикам будет не до нас, поскольку с Дона пойдут в наступление белые. А сейчас… В России бардак. Быстро боеспособную армию даже мобилизацией собрать сложно. Большевики это понимают и пока комплектуются в основном добровольцами. Но по стране шатается куча дезертиров, привыкших воевать и отвыкших работать. Если им пообещают легкую победу и возможность пограбить, пардон, поэкспроприировать буржуев, они вполне могут пойти и в красную армию.

— Ясно, — кивнул Оладьин. — Даже пусть это так, мы в состоянии отразить их агрессию, если в спину не ударит Зигмунд. И Зигмунда мы способны разбить при условии, что войска Антонова-Овсеенко останутся на месте. Если они выступят вместе, войны на два фронта можем и не выдержать.

— Именно поэтому они и заключили союз, — хмыкнул Алексей.

«Ну, Пашка, гад, — подумал он зло. — Все свое гнет. Ничего, еще поквитаемся».

— Что я могу сделать как командир пограничной стражи? — поднял он голову.

— Сдать командование полковнику Посадникову, — скомандовал адмирал.

Полковник Посадников уже фактически полностью тащил на себе всю организацию пограничной стражи. Алексей даже испытал облегчение, узнав, что сможет передать это дело в руки настоящего профессионала, того, кто фактически создал службу охраны рубежей. Но вот дальнейшая судьба самого Алексея вызывала вопросы.

— Вы отправляете меня в отставку? — поднял он брови.

— Ты нужен мне, — произнес Оладьин. — Тебе придется вернуться к роли дипломата. Без внешней помощи, боюсь, не удастся справиться с вставшим против нас блоком. Вряд ли я найду лучшую кандидатуру, чем ты, для поездки в Лондон. Нам надо заручиться поддержкой англичан хотя бы в борьбе с Зигмундом. Оттуда ты отправишься на юг России. Я посылаю туда генерала Раевского с заданием уговорить генерала Алексеева, командующего Добровольческой армией, действовать в союзе с нами. Совместными действиями мы сможем остановить распространение большевизма и, даст бог, даже свергнуть Советы. Ты будешь членом нашей делегации. Но твоя задача шире — принять все меры к устранению раскола в белом движении. Как бы ни относился к нам Деникин и каким бы державником он ни был, мне будет приятнее в качестве главы соседнего государства иметь его, чем Ленина. Выезжай завтра же.

— Есть, — приложил руку к козырьку Алексей.

* * *

Алексей вошел в приемную военно-морского министра Великобритании и представился.

— Проходите, господин Татищев, — проворковала, глядя на посетителя с милой улыбкой, Джоана.

По ее томному взгляду Алексей понял, что его вновь ждет бурная ночь. Что же, таких ценных контактов терять нельзя. Козырнув, он прошел в министерский кабинет.

— Алексей, — поднялся навстречу из-за стола Черчилль, — рад вас видеть в добром здравии.

Алексей, садясь в удобное кожаное кресло, рассматривал этого лощеного, еще не старого, вечно попыхивающего сигарой джентльмена, призванного сыграть столь важную роль в истории, и думал: «Ну, давай, Уилки, на тебя вся надежда».

— Господин министр, — произнес он, — я счел возможным обратиться к вам, помня наши прежние добрые отношения и ту неоценимую помощь, которую вы оказали нам в феврале. Прошу еще раз помочь. Я хотел бы побеседовать с премьер-министром о военном содружестве между Британией и Северороссией.

— Означает ли это, что правительство Северороссии намерено вступить в войну на стороне Антанты? — поднял брови Черчилль.

— В настоящее время сама государственность Северороссии под угрозой, — произнес Алексей. — По нашим данным, между самопровозглашенным королевством Ингерманландским и Советами заключен пакт о совместном нападении на Северороссию. Боевые действия могут начаться в августе. Нет никаких сомнений, что Берлин поддержит свою марионетку. Безусловно, это автоматически означает вступление Северороссии в войну. Но Северороссии необходима поддержка союзников, чтобы устоять под натиском двух недружественных держав.

— О какой поддержке идет речь? — нахмурился Черчилль.

— О военной, — выдохнул Алексей.

— Все усилия Великобритании и ее союзников сосредоточены сейчас на борьбе с германскими и австро-венгерскими войсками в Западной Европе. В настоящее время Британия не может выделить войска и боевые корабли для операций на востоке.

— Когда может появиться такая возможность? — осведомился Алексей.

— После капитуляции кайзера, — буркнул Черчилль.

— Но если военные действия продлятся до ноября, на Балтике и в северных водах встанет лед, — холодея, произнес Алексей.

— Тогда в апреле, — безразлично произнес Черчилль.

— Господин министр, — с трудом сдерживаясь, произнес Алексей, — вы оставляете Северороссию один на один с превосходящими силами противника на девять месяцев. Если вы не испытываете никакой жалости к народу Северороссии, подумайте хотя бы об интересах Британии. Кто, как не Северороссия, может стать форпостом антикоммунизма на востоке? Если не поддержите нас сейчас, то со временем вам придется самим сражаться с коммунистической угрозой.

— Господин Татищев, — насупил брови министр, — после принятия ультиматума кайзера и беспрепятственного пропуска на свою территорию немецких войск Северороссия, управляемая адмиралом Оладьиным, не рассматривается нами как союзная держава. Кроме того, в качестве главного врага Великобритании в настоящее время рассматривается Германия. Безусловно, мы готовы оказать поддержу Северороссии в случае агрессии со стороны советского правительства, которое мы не признаем, но только после окончания войны на европейском театре военных действий. — Он поднялся и протянул руку, давая понять, что аудиенция закончена. — Прошу передать господину Оладьину уверения в моем самом искреннем уважении и наилучшие пожелания.

— Благодарю, — встал и ответил на рукопожатие Алексей, думая про себя: «В задницу себе засунь свое уважение и пожелания».

* * *

Яркое августовское солнце жарило булыжную мостовую Екатеринодара. Алексей стоял у открытого окна и смотрел на улицу. Только неделю назад Добровольческая армия, совместно с казаками опрокинув сопротивление превосходящей ее в численности в восемь раз армии Кубано-Черноморской Советской Республики, заняла город[13]. Жизнь потихоньку возвращалась в привычное русло. Открывались магазины, спешили служащие по своим делам. Хотя армейские патрули и посты не давали забыть о военном положении.

К Алексею подошел генерал Раевский и негромко произнес:

— Вот сейчас и вы услышите то, что я выслушиваю уже месяц.

— Проходите, господа, — поднялся из-за своего стола адъютант.

Пройдя в кабинет заместителя командующего Добровольческой армии[14], офицеры вытянулись не стойке «смирно».

— Здравия желаю, — козырнул Раевский.

— Здравия желаю, — поморщился Деникин. Сесть гостям он не предложил.

— Антон Иванович, — произнес Раевский, — наше сообщение носит чрезвычайный характер, и мы бы хотели довести его непосредственно до командующего.

— Командующий занят и поручил встретиться с вами мне, — отрубил Деникин. — Я вас слушаю.

— Только что нами получено донесение, — произнес Раевский, — что сегодня утром войска красной армии и самопровозглашенного короля Ингерманландии Зигмунда атаковали войска Северороссии по всему фронту. Адмирал Оладьин выступил с воззванием, в котором объявил, что Северороссия находится в состоянии войны с самопровозглашенными режимами Советов и Зигмунда. Произошло то, о чем я вам говорил уже давно. Я еще раз прошу вас заключить военный союз с нами и приступить к совместным действиям против Советов. Напоминаю вам, что адмирал Оладьин поручил заявить о его безоговорочном признании Добровольческой армии как вооруженных сил законного правительства России.

— А я вам в сотый раз говорю, — насупился Деникин, — что все эти царьки, князьки и президенты, возникшие на теле России после семнадцатого года, для меня абсолютно безразличны. Что Зигмунд, что ваш Оладьин, что Маннергейм в своей Финляндии, что гетман украинский — все одно. Единственная основа, на которой я готов вести переговоры с вами, — это признание России как единой и неделимой державы и признание Северороссии, Финляндии, Польши, Украины, Кавказа ее неотъемлемыми частями.[15]

— Антон Иванович, — с напором проговорил Алексей, — нельзя же так упорно идти на поводу у сомнительных политических течений. Вы постоянно отказываетесь видеть реалии сегодняшнего дня. Не так существенно, будет ли в ближайшие годы существовать единая Россия или населяющие ее народы разойдутся по национальным квартирам. Важно, как будут жить люди на ее территории и будут ли жить вообще. А какие паспорта окажутся в их карманах — дело десятое. Сейчас для всех нас самым грозным врагом является большевизм. Давайте общими усилиями покончим с Советами, а потом сядем за стол переговоров и обсудим будущее страны.

Деникин холодно посмотрел на юношу в форме полковника пограничных войск, с вензелями и кокардой ненавистной ему Северороссии.

— Я отечеством не торгую, молодой человек, — процедил он. — А теперь оставьте меня, господа. Я занят.

Выйдя из кабинета генерала, Алексей и Раевский переглянулись. Миссия потерпела полный провал, это было ясно.

— Генерал Слащев, прошу вас пройти, — обратился адъютант к сидящему на стуле в ожидании приема худощавому генералу в полевой форме. Тот встал и быстрым шагом направился в кабинет Деникина.

— Что будем делать? — негромко произнес Раевский, обращаясь к Алексею.

— Полагаю, вы правы, — так же негромко произнес Алексей, — других возможностей, кроме как идти к Краснову, у нас нет[16]. Хотя он так зависим от немцев, что… Но утопающий хватается и за соломинку.

— Тогда выезжаем сегодня же, — кивнул Раевский.

— Согласен, — сказал Алексей. — Но я бы хотел еще задержаться ненадолго. Дела.

— В добрый час, — буркнул Раевский и направился к выходу.

* * *

Алексей сидел в приемной уже более получаса, когда дверь кабинета Деникина распахнулась и быстрой походкой вышел генерал Слащев. Как бы невзначай приняв решение пойти куда-то, Алексей поднялся и вразвалку направился из приемной. В коридоре он прибавил шагу и почти бегом нагнал генерала.

— Господин генерал, господин Слащев, — окликнул он.

— Я вас слушаю. — Генерал резко остановился и повернулся.

— Простите, — остановился Алексей, — вы тот самый Слащев?

— Мне неизвестен другой генерал в российской армии с подобной фамилией, — нетерпеливо отозвался генерал.

— Имею очень важную информацию государственного значения, — произнес Алексей.

— У меня очень мало времени, — проговорил генерал.

— И все же прошу уделить мне полчаса, — понизил голос Алексей.

— Я вас слушаю, — сдался генерал.

— Не здесь, — покачал головой Алексей.

Они вышли на улицу, завернули в только что открывшееся на углу кафе и сели за столик.

— Ну, я вас слушаю, — нетерпеливо произнес генерал.

— Можете считать, что все, о чем я сейчас сообщу, мне приснилось, но если попадете в аналогичную ситуацию в ближайшие два года… пожалуйста, вспомните об этом. Я сейчас расскажу вам историю про одну армию, потерпевшую поражение и не удержавшую полуостров, который могла бы удержать.[17]

* * *

Подойдя к входу в резиденцию президента, Алексей окинул взглядом сад, разбитый на месте бывшего городского рва. Сентябрь уже тронул желтизной кроны деревьев, яркое солнце будто старалось порадовать людей напоследок перед длинной зимой. Алексей с удовольствием вдохнул. Новгород в этом мире был куда больше того, который он знал в своем. Население перевалило за полмиллиона, а промышленные предприятия кольцом обступили город. Однако то ли из-за того, что прогресс еще не успел окончательно победить экологию, то ли из-за того, что уже больше года значительная часть предприятий стояла, воздух был чист.

Медленно ступая, Алексей поднялся на крыльцо, предъявил документы караульному и прошел в приемную.

— Здравия желаю, господин полковник, — приветствовал его старший лейтенант Гюнтер Вайсберг. — Обождите, пожалуйста, у господина президента совещание.

Ждать пришлось долго, больше часа. Наконец двери президентского кабинета распахнулись и вышла группа военных. Вид у всех был очень озабоченный. Вайсберг поднял трубку местного телефона и произнес:

— Полковник Татищев, господин президент. — Затем положил трубку и взглянул на Алексея: — Проходите.

Алексей прошел в кабинет. Из-за совещательного стола, заваленного картами фронта, ему навстречу поднялся Оладьин.

— Здравствуй, Алексей, — приветствовал адмирал. — Как доехал?

— Благодарю, — кивнул Алексей, — хорошо. Только под Опоской поезд подвергся нападению ингрийского аэроплана.

— Да, почти все военные самолеты остались у Зигмунда, — кивнул Оладьин. — Ты у нас путешественник великий. Всю Прибалтику проехал, Швецию, Англию, Германию, Австрию, юг России. Как там?

— Кроме Швеции, везде — дерьмо, — поморщился Алексей. — Война — это такая гадость, ваше высокопревосходительство!

— Согласен, — вздохнул Оладьин. — Докладывай.

— Да вы знаете уже все, — проговорил Алексей. — Британия отказывается поддержать нас до окончания военных действий на западе. Командование Добровольческой армии отказывается признавать нас и сотрудничать. Они погрязли в склоках между собой и уверенно идут к гибели. С территории юга России я выслан под угрозой расстрела. Как офицер, не выполнивший поручения командира, я должен был бы пустить себе пулю в лоб. Но, думаю, большой разницы не будет, если я получу ее от большевиков или от немцев. Прошу послать меня на фронт, господин верховный главнокомандующий.

— Да полноте, голубчик, — протянул Оладьин. — Мало кто из полководцев не ведал поражения. Вы мне нужны.

— Зачем? — Алексей взглянул на адмирала потухшими глазами. — Что касается возможного будущего, я вам все рассказал. Дипломатическую миссию я провалил. Организационных талантов, как показала моя работа в пограничной страже, у меня нет. Единственное, что я умею хорошо делать, так это стрелять. Позвольте мне послужить хоть этим.

— Хорошо, раз вы настаиваете. — Оладьин поднялся и подошел к столу с картами, жестом предлагая Алексею сделать то же. — Положение следующее. На Псковском и Новгородском направлениях нам удалось удержать и Северный, и Южный фронт и отступить не более чем на пятьдесят километров от границы. Но на восточном направлении противник имел успех. Форсировав Волхов, войска Зигмунда при поддержке пятьдесят пятой немецкой пехотной дивизии взяли Тихвин, Пикалево и Старую Ладогу, и соединились с частями Красной армии под командованием Блюхера, атаковавшими нас из Вологды и взявшими Лодейное Поле. Таким образом, армия вице-адмирала Макторга, ведущая оборонительные бои за Архангельск и Карелию, оказалась отрезанной от нас. Кронштадт успешно отражает силами береговой и корабельной артиллерии все попытки немцев взять его. Более того, флот контролирует акваторию Финского залива. Хотя гарнизон слишком мал, чтобы планировать десант. Подвоза боеприпасов и продовольствия к базе нет. Полагаю, они смогут продержаться максимум месяца два. Сейчас мы ведем переговоры с Маннергеймом об оказании помощи Кронштадту. Он, конечно, скован присутствием немецких войск на своей территории, но готов помочь. Единственное его условие — признание независимости Финляндии. Скорее всего, на это придется пойти. Это лучше, чем потерять Кронштадт. Вот, вкратце, что мы имеем. На какое направление желаете отправиться?

— На Тихвинское, — быстро проговорил Алексей.

— В каком качестве?

Алексей собирался было произнести: «В качестве полевого офицера пехотных или артиллерийских войск», — но тут мысль молнией промелькнула в его мозгу.

— Имею предложение сформировать отдельную часть для проведения специальных операций, как-то: захват и уничтожение наиболее важных объектов в тылу противника, глубокие рейды, разведка. Войска должны комплектоваться наиболее подготовленными солдатами и офицерами и иметь на вооружении исключительно легкое, преимущественно автоматическое оружие. Считаю, что наличие такой части может дать нам значительное преимущество в войне.

— Интересно. — Адмирал склонил голову набок. — И какую же численность данных войск предполагаете?

— Предлагаю начать с батальона, — вытянулся Алексей.

* * *

— Здравия желаю, господин полковник. Капитан Сергей Колычев по распоряжению верховного главнокомандующего прибыл в ваше распоряжение, — отрапортовал невысокий коренастый офицер лет тридцати — тридцати трех на вид.

— Очень приятно, — поднялся ему навстречу Алексей.

Он сидел в своем рабочем кабинете в палатах Новгородского кремля и быстро просматривал списки направляемых к нему солдат и офицеров.

— Мне рекомендовали вас как большого специалиста по рукопашному бою.

— Так точно, господин полковник, — произнес капитан. — Мой отец был главой фехтовальной школы, основанной в Петербурге еще триста пятьдесят лет назад русским дворянином Федором Колычевым, моим предком, бежавшим от Ивана Грозного. Правда, по семейным легендам, основателем был некий ливонский дворянин Игорь Басов, путешествовавший аж до Японии и владевший древними секретами фехтования. Я думаю, это скорее выдумка, призванная поднять статус школы. Особенно неправдоподобен рассказ о том, как после непрерывного шестичасового фехтования Игоря Басова с неизвестно откуда пришедшим другим искусным фехтовальщиком они вместе ушли навсегда в неведомом направлении. Хотя два японских меча до сих пор хранятся в нашей семье, а экзамен на диплом мастера школы включает непрерывный шестичасовой поединок, правда, со сменяющимися противниками.

— Вы сдавали этот экзамен? — поднял брови Алексей.

— Так точно, — щелкнул каблуками капитан.

— Ну, знаете, — покачал головой Алексей, — фехтование — это великолепно, но сейчас не столь актуально.

— Программа нашей школы включает и штыковой бой, — парировал Колычев. — Кроме того, не очень известно, что основатель школы преподавал и искусство рукопашного боя, во многом напоминающее японское джиу-джитсу или, правильнее, дзю-дзюцу. Отец учил меня этому с детства. Как бы то ни было, школой сейчас управляет мой старший брат, а мы с ним по-разному смотрим на некоторые вещи. Мне кажется, он слишком формально подходит к искусству. Я отошел от дел школы и поступил на службу после смерти отца. Шесть лет я служил при военном атташе России в Японии и занимался у Дзигиро Кано[18]в Кодокане. Пожалуй, благодаря компиляции искусства, преподанного мне отцом, и дзюдо у меня выработался свой стиль рукопашного боя. Он предполагает как единоборство без оружия, так и с использованием ножа и палки, а также бой с несколькими противниками.

— И в чем же суть вашего стиля? — поинтересовался Алексей.

— Я учусь побеждать меньшими силами и обращать поражение в победу.

— Я бы сам не прочь обучиться этому, — тряхнул головой Алексей. — Не поделитесь накопленными знаниями?

— К вашим услугам, — улыбнулся Колычев.

— Благодарю, капитан, — произнес Алексей. — А сейчас я бы хотел ознакомить вас со стоящей перед нами задачей. Как я понял из вашего личного дела, вы отправились на войну с Германией добровольцем еще в четырнадцатом году и прошли ее до самого конца. Полагаю, вы видите ее отличия от той, которую мы ведем сейчас.

— Разумеется, — кивнул Колычев. — Это далеко не та окопная война.

— Совершенно справедливо, — подтвердил Алексей. — На юге враждующие стороны предпочитают глубокие рейды больших масс кавалерии. Здесь этого не позволяет характер местности, но все же боевые действия проходят совсем не так, как в пятнадцатом–шестнадцатом. В некоторых районах даже отсутствует четкая линия фронта. В связи с этим мы решили сформировать часть специального назначения, укомплектованную наиболее подготовленными солдатами и офицерами, предназначенную для захвата и уничтожения наиболее важных объектов в тылу противника, для глубоких рейдов и разведки. На вас я рассчитываю как на человека, владеющего приемами рукопашного боя. Я бы хотел, чтобы вы возглавили роту, специализирующуюся на разведке и захвате языков, в том числе и среди командования противника.

— Я смогу сам отбирать солдат? — Взгляд капитана уперся в глаза полковника.

— Конечно.

— В таком случае я просил бы вас дать разрешение на прием в нашу армию некоторого количества монголов и китайцев, специалистов в своих национальных видах борьбы, — произнес Колычев.

— Позвольте, — Алексей удивленно поднял брови, — где же вы возьмете столько китайцев и монголов в Новгороде?

— Не только в Новгороде, но еще в Петербурге и Москве. У меня есть кое-какие связи, чтобы убедить этих людей встать на нашу сторону. У них на родине сейчас тоже большая смута. Думаю, они будут рады прийти к нам на службу. Правда, мы должны будем обещать им гражданские права и возможность поселиться в Северороссии после победы. Этих людей немного, но их служба может быть очень полезна для нас.

— Хорошо, — кивнул Алексей. — Я надеюсь, что смогу убедить адмирала дать им подобные гарантии. Сейчас меня более всего интересует качество подготовки принимаемых на службу солдат и офицеров. Один человек, у которого я многому научился, говорил, что отсутствие качества невозможно восполнить количеством. Вот я и намерен создать воинскую часть, в качестве которой у меня не будет ни малейшего сомнения.

На лице Колычева отразилась крайняя заинтересованность.

— А кто был этот человек? — спросил он.

— Он был великолепным стрелком и командовал тиром в Хельсинском Морском корпусе, — ответил Алексей.

— Такие слова, с пониманием их сути, может произносить только мастер, — неспешно проговорил Колычев.

— О да, — откинулся на спинку стула Алексей, — у него было понимание в высшем смысле этого слова.

— Мой отец тоже говорил, что воин — это всегда качество, — произнес Колычев.

— А вы — мастер? — вдруг спросил Алексей.

— Смею надеяться, — улыбнулся капитан. — По крайней мере, доктор Дзигиро Кано признал меня таковым.

— Что ж, — улыбнулся Алексей, — тогда я спокоен за вашу… пока — роту.

Дата добавления: 2015-08-10