повесть 1 страница

ФИТОЦЕНОЛУС САПИЕНС

Глава I

Пронизанная энергией и опутанная нитя­ми незримых связей вселенная, мчится нам навстречу. Это - обыденность. Она приходит со всеми своими тайнами каждый день. Мы просто не обращаем на нее внимания.

Мы знакомы с Сашкой сто лет. Почти всю жизнь я его помню. Он всегда обитал где-то рядом, учился вместе со мной и потому примелькался. Но если смотреть со стороны, человек это был вполне незаурядный. Одна его страсть к перемене мест чего стоила. Это не значит, что он являлся бродягой в ба­нальном смысле слова. Просто, не проходило и месяца, чтобы он куда-нибудь не уезжал. Редко его поездки были продик­тованы меркантильным интересом. Казалось даже, что мар­шрут его вообще не интересует. Важнее было ощущение до­роги.

По возвращении он быстро стряхивал романтическую пыль со своей куртки, и перед нами опять мель­кала его жутковатая физиономия. Все крутилось как всегда.

Сейчас он в очередной раз уезжал. Забыл сказать, его отъезды сопровождались непременной процедурой вруче­ния кому-нибудь из нас ключей от квартиры.

Мы - это небольшая компания. Все всех давно знают. Настолько давно, что чужие привычки и даже мысли не со­ставляют секрета. Только вот с Сашкой было не все ясно. Он как-то выбивался из общего плана, и даже для близких дру­зей оставался загадкой. Не потому, что сильно от нас отличался, а был он какой-то другой.

Что же касается внешности - вроде человек, как чело­век... Если издалека смотреть. А поближе - жуть берет, до чего некрасив.

Я заметил: в парикмахерских часто обретаются дебильные ребята. То ли они родственники чьи, то ли их из жалости туда берут. Ходит такой с метелкой по залу, мычит что-то себе под нос и слюни пускает.

Так вот, у Сашки точно такое лицо. Ввалившиеся щеки, глаза навыкат, губы вечно мокрые, и в зубах соломинка тор­чит.

Но ни у кого из своих знакомых я не встречал такого мощного интеллекта.

Он никогда не лез в наши споры, эрудицией не ще­голял. Сидит обычно в сторонке и помалкивает. Если кто чужой к нам забредал - смотрели на него, как на мебель. Но стоило ему вступить в разговор, и мы притухали. Собствен­ное невежество давит не меньше чужого.

Сашка, похоже, это понимал и, щадя нас, говорил мало и неохотно.

Пришел как-то один парень. Очень неглупый и так, вообще - ничего. Возрастом и докторской не давил, пил наравне со всеми, к девушкам не лип.

Когда все уж изрядно поддали, у него зашел разговор с технарями о каких-то таблицах. Не ладилось у него с этими таблицами.

Фитоценоз - растительное сообщество.

Сашка сидел в уголке и как всегда помалкивал, а когда все разошлись, подсел поближе и давай с гостем шеп­таться.

Не знаю, до чего они договорились, только остаток ве­чера тот парень ошалело таращился на нашего товарища. Недели же через две, когда опять к нам попал, сказал, что Сашке нечего в университете делать, мол, только время драгоценное там теряет. Намекнул, между прочим, на перспективную тему, однако Сашка в очередной раз уехал, и соглашение не состоя­лось.

Но тех, кто смог заглянуть в Сашкины мозги, было немного. Мы же знали его с детства и ко всему привыкли, а потому среди окружающих не считался он гением, а слыл чудаковатым парнем с внешностью идиота.

Жил он с матерью и был как две капли на нее похож. Отца у него не было, то есть - он про него никогда не рассказывал. Не знаю... Наверное, можно понять того мужика - такая ком­пания.

Итак, Сашка опять уезжал. О причине отъезда не рас­пространялся. Да я и не спрашивал. Протянув мне ключи, он полез в вагон и уже оттуда сказал, что там, то есть в его квартире, нужно поливать цветы. Воды он заготовил.

Мне было наплевать и я легкомысленно согласился. Перспектива просто таки окрыляла. Как минимум на неделю, я оставался полным хозяином изолированной жилплощади. Правда, про эту квартиру ходили какие-то странные слухи, но толком никто ничего не говорил.

Сашка уехал, а я поплелся по жаре, размышляя, как лучше использовать свалившееся на меня счастье.

О Серже я вспомнил, когда проезжал мимо его дома. Мы учились с ним на одном курсе. Серж - краса и слезы всего нашего института. Краса - это в прямом смысле. Ни одна девушка не пройдет мимо него равнодушной. И так, вроде не дурак. Читал он, во всяком случае, очень много.

Так вот, Серж попал однажды в ту квартиру. И не один - девицу какую-то туда притащил. Что там было, не знаю, только такого мата на стройке не услышишь, каким он то посещение поминал. Девица, кстати, после того визита стала его обходить седьмой дорогой.

Мы, конечно, к нему приставали - что там случилось? Но он как воды в рот набрал. Только раз на­мекнул, что теперь знает, откуда у этого кретина Сашки гениальные способности.

Каждый день в начале каникул так плотно заполнен, что сил к вечеру остается только для того, чтобы доползти до дивана и рухнуть замертво.

В первый после Сашкиного отъезда день поливать цве­ты я не пошел. Да и назавтра не торопился. Сначала выспался как следует, потом благополучно ускользнул из дома, и только, достаточно прошатавшись по улицам, двинул туда.

Все в этом доме было как раньше. Знакомая лестница, знакомая дверь... Но только подойдя к ней, я подумал, что так и не бывал внутри. Когда еще мальчишками мы при­бегали сюда, Сашка без разговоров выходил к нам, и мы мчались на улицу. Так было всегда. Никто не удивлялся.

Дверь запиралась на два замка, и пришлось немного повозить­ся, прежде чем она распахнулась. Из проема потянуло теп­лой сыростью и еще чем-то. Запах был незнакомый. А вместе с незнакомым запахом на меня накатило ощущение, что меня кто-то рассматривает. Продолжалось это недолго, потом по коже прошел легкий ветерок. Я сделал первый шаг...

И тормознул прямо у входа. Коридор, спальня, большая комната, вообще все обозримое пространство, были уставлены горшками и ящиками с цветами. Знакомые растения, и такие, каких я никогда не ви­дел, кустились вперемешку.

От испарений в непроветриваемом помещении воздух казался плотным и сладким, как сироп. Сразу закружилась голова. Я приоткрыл входную дверь, чтобы побыстрее про­ветрить, и тут какая-то сила потянула меня в комнату.

Голова закружилась еще сильнее, горшки с цветами пошли перед глазами в пляс, пол качался. Меня продолжало тащить.

Спасением от дурноты внезапно показалась балконная дверь. Я кое-как открыл шпингалеты, вывалился наружу и, опершись о решетку, свесился вниз.

В глазах прояснилось на столько, что стало видно, прямо подо мной, на тротуаре, стоит толстая дворничиха. Она смотрела на меня в упор, будто ждала, когда я свалюсь ей на голову. Потом обернулась и крикнула кому-то:

- Гляди, и этот сейчас прыгать будет!

Это она - обо мне? Странная реакция у тетки, подумаешь, человек на балкон вышел.

Но тут я обратил внимание на цветы, стоящие у самых моих ног на балконе. Их бутоны походили на черепа, обтянутые кожей. Мало того, они шевелились. Еще хуже - шевеление происходило в мою сторону.

Оставаться на балконе под аккомпанемент дворничихиных криков, да еще в такой компании, мне не захотелось, и я двинул обратно в комнату, решив больше не ходить сюда с по­хмельной головы. Итак, в ушах шумит, а тут еще цветочков нанюхался.

Но в комнате все повторилось, а ко всему еще накатил страх. И чего бы бояться?

Не плохо бы и удрать отсюда, пришла внезапная мысль. И пришла именно тогда, когда стало ясно - до входной двери мне не дотянуть. Та же сила, что втащила меня сюда, теперь не давала выйти.

Обратно на балкон я вылетел одним прыжком. Бабка дворничиха была на месте и никуда не собиралась уходить. Я отшатнулся и тихо сполз по стеночке на пол. А там, на полу, прямо на меня стали надвигаться жуткие цве­ты-черепа.

Этого оказалось достаточно. Одним прыжком я оказал­ся на земле - второй этаж не так уж высоко.

Бабка едва успела отскочить в сторону, и тут же за­голосила:

- Это че же за жильцы? Это че же у них люди с балко­нов прыгают?

Она попыталась меня догнать. Кричала что-то в спину, даже выскочила на бульвар. Там пометалась немного, но потеряла меня из виду.

А я, отбежав немного, плюхнулся на скамейку. Надо было отдышаться. Даже глаза прикрыл, дурак. Цветочки мигом встали перед внутренним взором. И даже головки ко мне тянули, как тогда, на балконе. Открыл глаза - передо мной - обыкно­венный бульвар. Клены растут самые обыкновенные, и цве­точки стоят самые, что ни на есть, розовенькие! Во - счастье-то!

Рядом на скамейке, оказывается, кто-то сидел. Жен­щина - с коляской, а в коляске ребенок и тоже самый, что ни на есть, обыкновенный. Совсем не похож на Сашку.

Вот черт! С чего бы походить? А с того, что те цветы, как раз на него и походили. Тьфу, черт! Они мне теперь во всем, что ли, мерещиться будут?! Я про себя отчетливо проговорил несколько общеизвестных фраз, про Сашку и про его квартиру... Пришло некоторое успокоение.

Потом я посмотрел на женщину и... Мама родная! Бывают же такие лица. Я таких красивых только на картинках видел, или во сне.

Рассматривание мое длилось, наверное, до неприлич­ия долго. Женщина сначала нахмурилась, потом все же повернулась ко мне и спросила с сильным прибалтий­ским акцентом:

- С вами что-то случилось? Простите. Вы уже не первый, за кем гонится эта женщина. Всегда громко ругается, кричит.

Она терпеливо ждала ответа. Напрасно. Все так смешалось в голове, что я перезабыл все слова.

- Извините, - она встала и покатила коляску по бульвару. А я остался на скамейке - дурак дураком. И сидел так, пока не начало припекать. Потом встал и поплелся
домой. Даже на пляж идти расхотелось.

Дом встретил телефонным дребезгом. Звонил Серж. Как вовремя-то! Не слушая его, я заорал в трубку:

-- Ты можешь сейчас ко мне приехать?

-- Что случилось?

-- Поговорить надо.

-- Так говори.

-- Не по телефону.

-- Тобой что, КГБ интересуется?

Голос у него был иронично-противный. По опыту знаю, когда он в таком настроении, просить его о чем-либо бесполезно.

- Серж, ты откуда говоришь?

- Из автомата в сквере. Если не терпится, приходи,
здесь посидим.

Сквер находился недалеко, две остановки на троллейбусе. Через десять минут я был на месте.

- Ну, что случилось? - Серж развалился в тени на
скамейке. Физиономия - надменно- скучающая. Он вообще
любил напустить на себя высокомерный вид, за что в детстве частенько получал. Однако на данный момент мне было наплевать.

-- Ты когда у Сашки в квартире был, ничего странного
не заметил?

-- Тебя угораздило ключи у него взять?! - вся
придурь с него моментально слетела.

-- Угораздило. Я там чуть не свихнулся. Голова
сильно закружилась, до двери дотянуть не смог, пришлось
через балкон уходить.

-- Дворничиха за тобой гналась?

-- Да, и орала. Подожди, а ты откуда знаешь?

-- Речь сейчас не обо мне. Ты ведь знал, что про эту
квартиру разное говорят. Зачем шел?

-- Мало ли слухов ходит. Ты, между прочим, мог бы и
подробнее рассказать.

-- Чтобы меня за психа приняли?

-- Ладно. А сам-то ты как думаешь, что это такое?

-- Сам я думаю, что это распыленный в воздухе галлюциноген. Или испарение от какого-то цветка с таким же эф­фектом. Или стимулятор. Что-то в этом роде.

-- Почему ты так считаешь?

-- Подумай сам, откуда у дебила Сашки такие
способности? Это все - стимуляторы.

-- Это почему же он дебил? - внутри у меня начало
закипать. Сергей кого угодно мог вывести из себя.

-- А ты к лицу его когда-нибудь приглядывался? - продолжал он гнуть свою линию.

-- Мало ли у кого какие лица, голова-то - варит.

-- Тогда думай все, что хочешь, а меня оставь в покое, -
в его голосе также появилось раздражение.

А я внезапно подумал, что не будь в нашей компании Сашки, все лавры интеллектуала достались бы Сержу. Посидели молча, потом я спросил:

-- Может туда в противогазе сходить, надо же разобраться, что происходит.

-- Вот ты и иди, а меня уволь. Я одну и ту же глупость
два раза делать не буду. И тебе не советую - свихнешься.

Он, наверное, уже успокоился и потому в тоне, каким меня поучал, был весь он: вальяжный, ироничный, само­уверенный до того, что хотелось дать ему по роже.

-- Ну, ладно. Пока, - я поднялся со скамейки.

-- Ага. Звони.

Обратный путь показался нудным до отвращения. Когда пришел домой, лучше не стало. Потом время пошло быстрее. Вечером поиграл с ребятами во дворе в волейбол, еще какой-то ерундой занимался. Но что бы я ни делал, мысли все вре­мя возвращались к утреннему происшествию.

Спать я лег рано, и неожиданно быстро заснул. При­снились, конечно, цветы. Было бы странно, если бы снилось что-то другое. Во сне у меня не было к ним отвращения.

Солнышко пробилось сквозь занавески и подползло к ногам. Сейчас доберется до ступни. Интересно, почувствую я тепло в этом месте, или убрать ногу и поспать еще?

Нет, поспать, пожалуй, не удастся. Мать возится на кухне, готовит завтрак. Эх, утречко!

Мать зашла в комнату. Оказалось, завтракать со мной она не будет - уходит на работу.

-- Ты вставать собираешься?

-- Не-а. Буду спать весь день.

-- Ладно, спи. Вечером будет звонить отец, желательно, твое присутствие дома.

-- Он скоро приедет?

-- Дня через три. Ну, все, мне пора бежать.

Матушка упорхнула, а я пополз из-под простыни, начинать день.

Ни к какому Сашке я не пойду. И никакие цветы меня больше не интересуют! Не-е-ет! Прав Серж - туда в самом деле лучше не соваться?

И вообще, пора отправляться на пляж. Я там уже три дня не был.

Ехать на троллейбусе - это минут двадцать, но можно и пешком напрямую... Мимо Сашкиного дома. Оно меня не огорчало, даже наоборот. Там опять может сидеть вчерашняя незнакомка.

Конечно, рассчитывать на что-либо в данном случае трудно. Ее, наверно, пуще глаза берегут. Как только одну гулять отпускают!

Я все это честно говорил себе, но воспоминания о женщине не шли из головы. А фантазия где-то в глубине дорисовы­вала. Мне казалось, что я запомнил ее не потому, что она красива, как мадонна, а потому, что в ней было то, чего я никогда не видел в других женщинах - печаль­ное достоинство и тайна.

Интересно, кто ее муж? Чтобы такая женщина тебя полюбила, надо быть сверхчеловеком.

Мысли текли себе и текли, а я как дурак сидел и при­слушивался к ним. Время между тем шло, и его ход стал ощущаться где-то внутри. Маятник качался в разные сторо­ны. От одних ощущений до других, совершенно противопо­ложных, был один взмах. И, наконец, я почувствовал, что время бесследно уходит, унося с собой возможность, еще раз ее увидеть.

Когда я натягивал джинсы, из кармана выпали ключи от Сашкиной квартиры. Не помню, как они туда попали.

Попали, и попали - пусть лежат. И пошел.

Было душновато. Небо затянула дымка. На пляж идти расхотелось, но до бульвара я уже дотопал. Так, вроде, про­гуливаюсь.

Гулял, гулял и прямехонько попал к ее скамейке. Однако подходить не стал. Не знаю почему. Так и стоял за кустом у края тротуара.

Сегодня рядом с ней сидел мужчина и читал газе­ту. Но читал как-то странно - листов не переворачивал и тупо смотрел в одну точку.

Он довольно долго изображал интерес к периодике, а сам исподтиш­ка посматривал в ее сторону, наконец, сложил газету и обра­тился к соседке. Она не ответила. Мужчина продолжал что-то говорить, она все так же, не отзываясь, встала и взя­лась за коляску. Мне стало ясно, этот разговор ей непри­ятен.

От души отлегло - это не муж. Да и не мог он быть ее мужем. Корявый какой-то и весь в морщинах.

Когда она встала, мужчина схватил ее за руку. Она оглянулась по сторонам. Вокруг никого не было.

С места я рванул еще быстрее, чем вчера от дворничи­хи. Мужик не ожидал такого поворота и немного замешкал­ся.

Я аккуратно поднял его со скамейки и поставил на газон. Вреда, между прочим, никакого не причинил. Тут он опомнился, но справиться со мной все равно не смог - ростом не вышел - а после первой пробы сил понял, что лучше не связываться, отскочил в сторону и уже с безопасного расстояния прорычал руга­тельство, потом длинно сплюнул в сторону и пошел.

Я обернулся к женщине. Она сидела очень бледная, но мне показалось, слабо улыбалась. Во всяком случае, в глазах ее светилась такая благодарность, что мне стало стыдно.

Ничего геройского в сущности не произошло. Что мог сделать этот коротышка с моими метром восемьдесят и пер­вым разрядом по легкой атлетике?

-- Спасибо, - сказала она.

-- Не стоит. Я тут шел и увидел случайно... Он вас очень
напугал?

-- Марту. Она плакать начала. А рядом никого нет.

Все было сказано, но сил уйти не хватало, и я топтался рядом, пока она не спросила:

-- Вчера вы бежали из этого двора. Сегодня опять туда
идете?

-- У меня тут друг живет. Сейчас уехал. Просил цветы
у него поливать.

Топтаться перед ней дольше было глупо. Мне ничего не оставалось, как попрощаться и войти в Сашкин двор.

И, конечно, навстречу сразу попалась вчерашняя дворничиха. Она уже открыла рот, чтобы заорать, но я шмыгнул мимо нее в подъезд.

Ой, как не хотелось подниматься к Сашке, да деваться некуда.

На пороге квартиры все повторилось, как вчера. Только голова кружилась меньше. Я быстро пробежал коридор и комнату, открыл дверь и выскочил на балкон. Дворничиха стояла тут как тут и, поминутно оборачиваясь, подзывала кого-то. Ага, это чтобы свидетели были.

Я вернулся в комнату, поминая вчерашний разговор о противогазе - всего не предусмот­ришь - и поплелся в ванную.

Сашка действительно запас воды, не чис­той, слегка опалесцирующей, на ощупь - маслянистой. Может, он в нее добавляет удобрения? Я на всякий случай решил сильно ничему не удивляться.

В ванной стояла небольшая леечка, ею было удобно на­ливать воду в горшки, и я быстро закончил половину работы. Дальше требовался отдых. В горячем, влажном воздухе, похоже, напрочь отсутствовал кислород. Я быстро выбился из сил.

В маленькой спальне было еще жарче и пахло одно­временно селедкой и нектаром. До балкона - не дотяну. Я рухнул на диван.

Наверное, я здорово отупел от этих запахов - сразу не заметил, что с улицы на меня смотрят. А смотрела - ни много ни мало - маленькая обезьянка. Она качалась кончике перистой ветки и пыталась ручкой дотянуться до оконного стекла.

Я очень люблю собак. Сейчас бы погладить щенка или эту вот обезьянку! Детское такое желание вдруг проявилось. А она, как нарочно, застучала в окно снаружи.

Я встал и попытался открыть окно. Оно не поддавалось. С трудом переставляя ноги, поплелся на балкон, чтобы оттуда достать обезьянку, но тут меня остановила неожиданно здравая мысль, что я попросту схожу с ума.

Как в центре большого города, в Сибири могла оказаться обезьяна? Во - гениальный вопрос! Только с ответом не все ладилось. И тогда я понял, что пора сматываться. Дополивать цветы и бежать отсюда.

Куда усталость девалась! Все было сделано в две минуты. На балконе лейка не понадобилась. Прямо из ведра я наливал полные горшки воды. Цветы, похожие на черепа, сразу зашевелились, но меня это только подстегнуло.

Главное, ни о чем не думать!

Оставив ведро посреди комнаты, я рванул на улицу.

На свежем воздухе сразу полегчало. Однако анализировать ситуацию не хотелось. Лучше, быстрее доб­раться до дому и лечь в постель.

Дома я так и сделал. И только закрыл глаза - сразу провалился в сон.

Мозг, освободившись от волевого давления, воспроизвел окно, просвет между листьев и обезьянку, сидящую на перистой ветке. Она силилась дотянуться до стекла, до меня... И вот тут, во сне меня захлестнула волна нежности ко всему живому, даже к тем цветам. Они мне вовсе не были отвратительны. На этом пришло забытье.

Утром выяснилось, что мать сегодня не работает, так что придется, как минимум, до обеда сидеть дома - помогать ей по хозяйству. Обычно, я как могу отлыниваю, но сегодня накатило великодушие.

Необходимость в помощи обнаружилась сразу после завтрака. В диване с незапамятных времен скопились старые журналы. Мать зачем-то туда заглянула, в результате через минуту макулатура лежала на полу, а меня обязали все рассортировать и выбросить ненужное.

Уже справившись с половиной хлама и предчувствуя скорую победу, я наткнулся на страничку из какого-то жур­нала, похоже, двадцатилетней давности. На ней была фотография очень знакомого цветка с Сашкиного балкона.

Под картинкой стояло: "Florinus Hommunculi", что перевели как: "Цветок Сатаны". Будто цве­ты эти украшали когда-то сад Папы Иоанна 1Х - добрейшего из отцов церкви. Его приемник разрушил сад, а цветы предал огню, мотивируя, учиненный разгром, тем, что именно данные цветы погубили его предшественника.

Историю можно было бы считать легендой, если бы в начале шестидесятых годов в Амазонии точно такой же вид не обнаружил некто Прево.

Цветок считался у местных индейцев священным, и попытка выкопать хотя бы один экземпляр обернулась трагедией. Все племя в полном вооружении выступило против экспедиции.

Прево ретировался. Он бы не ушел так быстро, но у индейцев этого племени имелся неординарный яд. Противоядия найти не удалось.

В тех местах обычно для стрел использовали яд кура­ре. Эти же смазывали стрелы веществом совершенно неиз­вестного состава.

Состав яда так и остался загадкой. Вещество распадалось на вполне безобидные растительные алка­лоиды при малейшей попытке смешать его с любым реактивом, даже с водой. Кроме того, вставал вопрос хранения. Для него годилась только стерильно чистая, химически индифферентная посуда.

Попытка выяснить у туземцев, в чем они хранили яд, ничего не дала, вскоре последовала окончательная конфронтация, и Прево ничего не оставалось, как унести ноги не только из Амазонии, но и с континента.

На него была объявлена настоящая охота - в столице стало известно о конфликте, и все газеты расписали, как вооруженные европейцы напали на беззащитных индейцев.

Разумеется, по закону бутерброда продолжение истории было оторвано. Я лихорадочно раскидал журналы в надежде разыскать недостающие листки. Но закон, он и есть - закон. Данная идея, в конце концов, шлепнулась маслом вниз.

Так может, я не совсем свихнулся? События послед­них дней кое в чем перекликались с прочитанным.

Имелись, конечно, некоторые неувязки. Но, судя по тому, что в руках я держал реальный листок из реального журнала - мой собственный чердак пока оставался на месте.

Мать молча смотрела, как я запихиваю журналы обратно. Наверное, по мне было видно, что ответа сейчас не дождешься. Она только спросила вдогонку, куда я помчался.

- В библиотеку, - крик разнесся по пустому подъезду, как выстрел.

Это было единственное место, где я мог найти про­должение статьи, или по каталогу отыскать еще что-нибудь о Прево.

Наверное, у матушки глаза на лоб полезли, когда я ей про библиотеку выдал! Она даже не знает, что я там часто бываю. Ну не так часто. Ну, в общем, бываю. Дорогу туда знаю во всяком случае.

На втором этаже, в читальном зале, было чисто, тихо и прохладно, как под водой. Впечатление это дополняли зеле­новатые шторы и блики, падающие от них на лица редких читателей.

Я неторопливо копался в каталоге, а девушка-библиотекарь терпеливо ждала, когда я к ней подойду. Нако­нец, она не выдержала, и предложила свою помощь.

И тут выяснилось, что материалами экспедиции Прево недавно интересовались, и она даже помнит номер ячейки, в которой они хранились. Ждать пришлось недолго. Девушка принесла тоненькую папочку.

Первые страницы посвящались общим вопросам изуче­ния Амазонии. Но когда речь пошла об экспедиции, текст обрывался, а вместо него было вложены страницы такого же формата с какой-то ерундой.

Я таращился в них, постепенно начиная понимать, что история приобретает еще более загадочный оборот.

Девушка аж побледнела, когда я показал ей остатки материалов. На ее зов примчалась старшая дежурная по залу и с меня сняли допрос с пристрастием. Заподозрить меня в мошенничестве, однако, было трудно.

Они стали выяснять, кто брал книгу в последний раз. Так я узнал, что у редких материалов есть реестрик, в кото­рый записывают всех, кто их берет.

Строго говоря, мне можно было уходить, но оставалась еще одна зацепка - фамилия того, кто последним брал книгу.

Я заглянул через плечо дежурной. В бумажке несколько раз повторялась Сашкина фамилия, а конец ее был оторван. Больше делать в библиотеке было нечего.

Серж, вопреки обыкновению, валялся на пляже один. Обычно вокруг него много девушек. Девушки, в общем - ничего, но уж очень все одинаковые. Мне всегда казалось, он их подбирает по принципу максимальной презентабельности.

-- Привет. Ты что, один? - мне хотелось казаться беззаботным. Однако с первой минуты обозначился и стал нарастать холодок.

-- Разбрелись все куда-то, - он перевернулся на живот,
не обнаруживая желания продолжать разговор.

-- Пошли купаться, - я встал, Серж нехотя поднялся и
потопал за мной.

Мы поплыли за буйки. Метров через пятьдесят можно было отдохнуть на бетонном кнехте. Сергей молча вылез из воды и растянулся на камне.

- Чем будешь вечером заниматься? - меня это мало
интересовало, но надо было хоть как-то поддержать разговор.

Он, не отвечая, свесил голову с камня и стал смотреть в воду.

- Пошли, пошатаемся по бульвару, - у меня появилось
желание разговорить его во что бы то ни стало. Слишком уж
упорно он молчал.

Я начал расписывать свои планы на вечер. Например, пообщаться с девочками, кото­рые собираются у кафе. Серж, кстати, никогда не обходил их стороной.

У нас не принято копаться в интимных делах друг друга. Но мне всегда казалось, что он крутит с этими де­вицами именно потому, что не хочет обременять себя более серьезными отношениями.

В принципе, он во всем был такой. Если дело каса­лось ответственности, он всегда уходил в сторону, отказыва­ясь даже от самого заманчивого предприятия.

И Серж потихоньку разговорился. Мы обсудили наши планы, доплыли до берега, собрались и пошли к нему перекусить. Уже смерка­лось, когда мы выбрались на бульвар.

Нарядные девушки, раскрашенные как райские птички, проходили мимо, посматривая в нашу сторону. Но Серж решил, что торопиться не стоит, и мы направились в кафе.

Мы шли по боковой аллее, ближе к домам, когда я увидел ее.

Она сидела на своем обычном месте. Девочка выбрасывала игрушки из коляски, а она поднимала их и складывала обратно. Мячик, далеко откатившийся от коляски, ударился о ботинок Сержа.

Он успел ее разглядеть - орлом ки­нулся на мячик. А я, растяпа, стоял, как связанный, и смот­рел.

Продолжение было разыграно, как по нотам. Серж за­токовал. Даже про меня забыл.

Когда я завозился, напоминая о себе, он только вырази­тельно посмотрел в мою сторону. Осталось - уда­литься. Но я взгляда "не понял".

-- Мы в кафе идем? - промямлил я.

-- Ты иди... В общем, иди куда хочешь!

Сергей присел на скамейку, продолжая что-то гово­рить. Женщина его не дослушала, поднялась и пошла от нас по аллее. Серж двинулся было за ней, но тут я его пере­хватил.

-- Ты за ней не пойдешь! - я плюнул на затею с прогулкой. Этот тип вульгарно приставал к самой красивой на свете женщине.

- Что, самому захотелось? - гаденько хмыкнул приятель.

-- Захотелось... дать тебе по роже, - я едва сдерживался,
чтоб не привести угрозу в исполнение.

-- Знаешь, кто ты? Ты - идиот. Каждую шлюху защищать лезешь.

Он это выкрикнул намеренно громко, чтобы
она услышала. Она и впрямь услышала и пошла еще быстрее.

Сергей отступил на шаг и носком ботинка ударил меня по колену. Дальше я ни о чем не думал - руки сделали все сами. Сергей отлетел на газон и мягко въехал в куст жасми­на, а я помчался догонять женщину.

Она не успела далеко уйти, резко обернулась, услышав шаги за спиной, но увидела меня.

Я остановился напротив. Стоял молча и рассматривал ее. Она плакала.

Никого я не видел красивее. И печальнее. Пришла уве­ренность, что она очень одинока. Одинока и несчастлива. Счастливые женщины так себя не ведут.

-- Извините за него, - я не знал, что говорить дальше. А
она стояла и смотрела на меня так, что мне хотелось бухнуться ей в ноги и попросить прощения за весь мир.

-- Можно, я вас провожу? - а вдруг она подумает, что я
к ней пристаю, как Серж? Но я пошел напролом.

-- Вы меня второй раз выручаете, - она говорила мед­
ленно, подбирая слова, - У меня случилось несчастье - потеряла ключи. Весь вечер сижу на бульваре и не знаю, что делать.

- А соседи? - спросил я первое, что пришло в голову.
Она ответила, что соседей почти не знает, а знакомая старушка с верхнего этажа не помощница.

- А...?

- Мужа у меня нет. Мы живем с отцом. Но он сейчас
в командировке.

Дальше я не стал расспрашивать. В таком положении ей нужно не мое щенячье любопытство, а помощь.

- Пойдемте, что-нибудь придумаем, - и я пока­тил коляску по аллее.

Она жила рядом. Старый, пятиэтажный дом стоял в глубине двора. Она показала свои окна. Балконная дверь открыта. Это здорово облегчало дело, и хотя расстояние между балконами приличное, мне сейчас все было нипочем.

Дата добавления: 2015-08-10