Бристоль 1 страница

Она не смогла уйти из этой маленькой комнатушки. Сама мысль о том, что сейчас придется лечь одной на широкую кровать в спальне, оказалась невыносима. Здесь же, на узком диване, в объятиях Женьки, Марина чувствовала себя совершенно спокойно и защищенно. Ничего не могло быть надежнее этих искалеченных рук, бережно прижимавших ее к груди, украшенной вязью татуировок. Марина вдыхала родной запах и успокаивалась, дышала ровнее. Женькино присутствие всегда делало ее жизнь упорядоченной, наполненной каким-то смыслом. За годы, проведенные вне России, она привыкла к мысли, что никого ближе Хохла у нее нет и уже не будет. И сегодняшний разговор только утвердил ее в этом. Женька, оказывается, все прекрасно видел и понимал, а, самое главное, не осуждал ее метаний и готов был мириться с ними и ждать. Это удивило Марину сильнее всего – вспыльчивый Хохол готов был смиренно ждать, пока она разберется в себе и примет решение. Это оказалось неожиданно и так странно…

Прежний Жека сгреб бы ее за волосы, отходил ремнем или чем под руку попадется, потом бы долго заглаживал вину в постели. Этот же новый Хохол оказался эталоном всепрощения и смирения, и вот как раз это и было странно.

– Жень… – пробормотала она, уткнувшись лицом в его грудь. – А вот скажи… ты на самом деле будешь меня ждать?

– А у меня есть выбор? – негромко откликнулся он и потянулся за сигаретами.

– Выбор есть всегда.

– Только не в моем случае, котенок. Я увяз в тебе так, что даже если захочу, не смогу выбраться.

Он закурил, одной рукой по-прежнему поддерживая Коваль под спину. Табачный дым защекотал ноздри, и Марина, задрав голову, попросила:

– Давай покурим, как раньше.

Хохол усмехнулся, набрал в рот дыма и приник к ее губам, выдыхая. Вбирая дым легкими, Марина почувствовала головокружение и одновременно легкость во всем теле – так курить сигареты ее научил когда-то давно Федор Волошин, человек, пробывший рядом с ней так мало, но значивший для нее так много. А потом и Женька, когда ей было категорически нельзя, а курить хотелось, запирал дверь палаты и вот так дышал табачным дымом ей в рот, преследуя еще одну цель – прикоснуться к губам, поцеловать. В то время она была чужой женой, а он – всего лишь телохранителем, приставленным к ней для того, чтобы носить на руках после ранения в позвоночник. Но в их жизни уже была та поездка в Египет, были сумасшедшие ночи вдвоем, были трупы Строгача и Азамата… Коваль не привыкла отказывать себе в чем-то, вот и не отказывала, а Хохол был рад и тем крохам, что перепадали ему.

– Ну, отпустило? – чуть насмешливо спросил Женька, когда Марина открыла глаза и обрела способность соображать.

– Да…

– Наказание ты, Коваль, – вдруг сказал Хохол серьезно. – Пожизненный срок.

– «Я на тебе, как на войне»? – ехидно осведомилась она строкой из популярной песни, и он кивнул.

– Типа того.

– А сбежать?

– Куда? От себя не убежишь. И вообще – давай спать, что ли?

– Можно, я останусь здесь? – попросила Марина, прижимаясь к нему. – Я ведь понимаю, сейчас ты из принципа не пойдешь в спальню – ты всегда так делал. Но я не могу остаться одна. Пожалуйста…

– Говорю же – пожизненный срок, – хмыкнул Хохол, ложась на бок и поворачивая Коваль спиной к себе. – Оставайся.

Утром он проснулся первым. Затекла шея от неудобной позы, ныл весь бок и рука, на которой всю ночь спала Марина. Но даже сейчас он боялся вытащить эту руку, чтобы не потревожить ровного сна любимой женщины. Хохол вглядывался в ее лицо, такое спокойное и безмятежное, к которому уже почти привык, видел чуть приоткрытые призывно губы, тонкие крылья носа, смеженные длинные ресницы и не мог удержаться. Осторожно, чтобы не сразу разбудить ее, он прикасался губами к теплой от сна коже, ласкал мочку уха с небольшой черной жемчужиной серьги, вдыхал едва уловимый запах духов. Марина не просыпалась, и Женька осмелел, осторожно просунул ладонь под бретельку черной ночной рубашки. Пальцы как-то совсем привычно легли на грудь, обняли ее. «Моя, – подумал Хохол с нежностью. – Совсем моя, вся… Чуди как хочешь, только не уходи навсегда. Я все вытерплю… Ты мне нужна, как никто».

Почувствовав, что больше не может удерживать рвущееся желание, он рывком развернул ее на спину, содрал рубашку… Коваль застонала, выгибаясь под ним и подчиняясь заданному бешеному темпу. Она не открывала глаз, и это заводило Хохла еще сильнее. Он совершенно потерял рассудок, впивался губами в тонкую кожу на шее, сжимал пальцами грудь так, что синяки наливались практически сразу. Марина не замечала этого – ей чудился прежний Женька, безудержный и жестокий, заставляющий ее ломаться и уступать его силе. Это видение словно подхлестывало ее, дарило какое-то совсем уж дикое наслаждение.

– Не… не молчи… – прохрипел Хохол ей в ухо, одновременно вцепляясь рукой в волосы и поворачивая ее голову так, чтобы сильнее обнажить шею.

Марина застонала, и это было совсем не наигранно – боль оказалась нестерпимой.

– Дааа… – Хохол выгнулся, замер на пару секунд и без сил рухнул на нее сверху. – Котенок… любимая…

Марина перевела дыхание, облизала пересохшие губы и улыбнулась счастливой улыбкой.

– Ты сошел с ума.

Она слышала, как колотится его сердце, все никак не восстанавливавшее нормальный ритм, и ей вдруг стало страшно. Хохлу, перенесшему год назад сердечный приступ, такие упражнения были не особенно полезны.

– С тобой все в порядке? – она обеспокоенно тронула его за плечо, и вдруг Хохол скатился с нее, упал на пол, раскинув руки.

Коваль завизжала и вскочила с дивана, не обращая внимания на разорванную рубашку, свисающую лохмотьями, упала на колени рядом с распластанным Женькой и приложила ухо к его груди. И тут раздался хохот. Это смеялся Хохол, не в силах играть дальше.

– Ах ты, сволочь! – Марина оседлала его и принялась колотить кулаками по груди.

Женька со смехом уворачивался, нежно придерживая ее за бедра.

– Испугалась?

– Не шути так больше, – серьезно попросила она, прекращая лупить его. – Ты ведь знаешь, что для меня нет ничего страшнее, чем потерять тебя.

«Тогда почему ты сама, своими собственными руками делаешь для этого все?» – вертелось у него на языке, но Хохол сдержался. Утро началось так хорошо – так стоило ли портить его продолжением ночного разговора? Он прикоснулся пальцем к огромному кровоподтеку на шее Марины и вздохнул.

– Опять разукрасил тебя всю.

– Ерунда какая, – только отмахнулась Коваль, чуть скосив глаза и оглядев синие отпечатки пальцев на груди и кровоподтек на животе. – Ты ведь знаешь, я отношусь к этому иначе. Мне все, что делаешь со мной ты, приятно и нормально.

– Ну, ты у меня знатная чудачка, – хмыкнул он. – Но вот Грег увидит шею – и что говорить?

– А ты потихоньку принеси мне водолазку с горлом – и все, – рассмеялась Марина.

– Иди в душ, чудовище. Ребенок скоро встанет, ему в школу вообще-то. Пойду я блины печь, – Женька обнял Марину и поднялся вместе с ней с пола, шагнул к двери. – Беги, моя сладкая.

Коваль на цыпочках, чтобы ненароком не разбудить сына и не показаться ему в таком непотребном виде, пробежала наверх и заперлась в душе.

Звонок Ветки застал ее расслабленной после завтрака, лежащей на постели в зашторенной спальне. Взглянув на дисплей, Марина поморщилась – эти звонки стали уж слишком частыми.

– Алло.

– Мэриэнн… прости меня, – прошелестела Виола. – Я наговорила тебе лишнего, но поверь – я так испугана, что не нахожу себе места.

– Разумеется, это был повод, чтобы обвинить меня во всех смертных грехах, дорогая. Ты всегда так поступала.

– Мэриэнн… пожалуйста…

– Чего ты хочешь от меня? – Марина испытала легкое раздражение. Предав ее, Ветка теперь думает, будто вправе надеяться на сочувствие – странная логика.

– Помоги мне выпутаться. Я чувствую – это какие-то старые Гришкины косяки. А в этом можешь разобраться только ты.

– А теперь объясни мне, почему я должна делать это? Бросать мужа, сына, лететь в вашу Россию, ковыряться там в бесовском дерьме столетней давности? Мне-то это зачем? – Марина достала сигарету из лежавшей рядом на постели пачки, дотянулась до пепельницы и закурила, перевернувшись на живот.

– Мэриэнн… ты же не чужая мне! К кому мне еще бежать с этим? – взмолилась Ветка с отчаяньем в голосе.

– А к Ворону что же не пойдешь? Ведь это ему ты так легко продала меня. А сейчас что же?

– Я сделала все, чтобы он не вспомнил об этом разговоре! Клянусь тебе чем захочешь – он никогда не говорил…

– Ну, еще бы! – со смехом перебила Марина. – Разумеется, он не говорил – зачем? Он меня живьем видел, какие тут разговоры? Но факт, Ветуля, вещь упрямая – ты меня сдала. И будь Ворон не тем, кто он есть, вообще непонятно, чем бы все закончилось.

– Мэриэнн… ну, не закончилось ведь! – простонала Ветка. – Я не думала, что ты настолько злопамятна…

Марина едва не захлебнулась дымом от смеха – только Ветка могла позволить себе такую святую наивность и убежденность в собственной непогрешимости. Коваль никогда ничего не забывала, и если человек делал ей зло, то рано или поздно рассчитывалась по самой высокой ставке. И исключений не было. Разве что племянник, но с ним Марина пока просто не знала, что делать. Хотя мыслишка крутилась…

– Я, дорогая, не злопамятна совершенно. Как ты помнишь, у меня просто хорошая память на зло – и все. Валяй, говори, что стряслось, – велела она, ткнув окурок в пепельницу.

Ветка с явно слышимым облегчением выдохнула.

– Мэриэнн… я бы не хотела по телефону… ты ведь понимаешь?

– Ты отвратительная мелкая шантажистка.

– Но ведь ты за это меня и любишь, дорогая, правда? – промурлыкала ведьма игривым тоном.

– Не надейся. Как только решу – сообщу.

– Мэриэнн, пожалуйста! Тут счет на дни…

– Сиди дома и никуда не высовывайся. Где ребенок?

– В больнице. Я его раз в три месяца на реабилитацию госпитализирую, иначе просто невозможно, – удрученно сказала Ветка.

– Прекрасно. Ты можешь как-то организовать ему постоянное наблюдение там?

– Да, конечно, с ним и так все время няня и охранник. Но он ведь меня ждет…

– Интересно, кого он будет ждать потом, если тебе во время такого визита голову открутят? – задумчиво проговорила Марина, злясь на непонятливость подруги.

– Я поняла…

– Ну, и прекрасно. Сиди и жди. Я позвоню.

… – Понимаешь, я не могу это так оставить…

Марина сидела за барной стойкой, пила кофе и пыталась объяснить Хохлу причину своего внезапного решения поехать в Россию. Естественно, Женька понимать это отказывался, приводя резонные доводы о сложности получения визы, о надвигающихся новогодних праздниках, о том, что они обещали Грегори провести каникулы на Кипре в собственном доме. Но в душе он уже смирился, потому что знал: он ничего не сможет поделать. Если Марина решила – будет так, как она сказала.

– Зачем тебе-то туда вязаться? Тебя-то как это касается?

– Женя, ты не понимаешь…

– Конечно, не понимаю. И не пойму никогда! – загремел он, ударив кулаком по столешнице. – Ты так и не поняла: в России тебя никто больше не ждет! И если что-то случится, я не успею прилететь и помочь тебе! Просто не успею!

– Ничего не случится.

– Ну-ну, давай, – отмахнулся он, устав доказывать и натыкаться на одни и те же ответы. – Только помни, что грань между «Вот тут чуть-чуть подправлю, и будет хорошо» и «Ох, бля, что же я наделала опять!» – о-о-очень тонкая. А ты ее никогда не чувствуешь, грань эту.

Марина хохотнула, но заметила, что настроение у Женьки испортилось, лицо помрачнело, а лопатка, которой он переворачивал последний блин на сковороде, со смачным щелчком вдруг сломалась.

– Женя…

– Джек я, а не Женя. Все, хватит. Поела – иди отсюда.

Он повернулся к ней спиной, и Марина поняла – действительно, все, он больше ничего не скажет.

Хохол молчал все время до ее отъезда. Это были самые тяжелые дни в Марининой жизни за последние годы. Она старалась держать его в курсе, рассказывала что-то, пыталась получить ответы, но бесполезно. Он только угрюмо кивал – или вообще не реагировал и сразу уходил от нее. Только с Грегори у него все было хорошо – они много времени проводили вдвоем, играли, взялись вдруг собирать из деталек большую яхту с мотором… Марина чувствовала уколы ревности, потому что сын общался с ней куда менее охотно, чем прежде.

Ночами она тоже страдала от одиночества – Хохол перебрался жить в гостевую спальню. Марина понимала его и не осуждала, но сердце ее часто ныло от обиды. Ведь он же сам сказал – побудь свободной, так зачем же теперь так демонстративно выражал неодобрение?

С Грегом все оказалось немного проще, чем Марина думала. И в этом тоже помог Хохол, объяснив мальчику: матери пришло время показаться врачам, и потому она уедет на какое-то время. Грег было напомнил о Новом годе и обещанных каникулах, но Женька сказал, что на Кипр они поедут втроем с дедом, а маме все равно сейчас нельзя туда. На этом разговоры и закончились.

Улетала Коваль за сутки до Нового года, и это значило, что в родной город она попадет всего за несколько часов до боя курантов. Ее это, правда, не особенно огорчало – Новый год никогда не значился в списке ее любимых праздников, а со смертью Егора и вовсе превратился в формальное событие, отмечавшееся только ради Грегори. Так что перспектива провести эту ночь в съемной квартире в одиночестве Марину не пугала. Ветка, правда, настаивала на том, чтобы она ехала сразу в «Парадиз», но Марина отказалась, мечтая просто выспаться после двух перелетов.

Хохол поехал провожать ее – ну, а как же, не мог ведь он отпустить Марину неизвестно на сколько, не простившись… Как бы ни был зол Женька, но беспокойство, охватившее его с утра, все-таки пересилило, и он хотел убедиться, что хотя бы по дороге в аэропорт с Мариной ничего не произойдет.

Они стояли возле стойки регистрации; Коваль держала в одной руке паспорт и посадочный талон, а другой крепко уцепилась за борт распахнутой Женькиной куртки. Хохол смотрел куда-то поверх ее головы, и весь вид его выражал тревогу и беспокойство. Марина порывисто прижалась к нему, обняла и почувствовала, как он вздрогнул и крепко обхватил ее ручищами в ответ.

– Не уезжай, родная… я прошу тебя – не уезжай, не надо, – пробормотал он, касаясь губами ее макушки.

– Джек… я не могу…

Хохол почти грубо оттолкнул ее, развернулся и быстрыми шагами пошел к выходу. Марина еще долго стояла на прежнем месте, глядя ему вслед, и, даже когда он совсем скрылся из вида, не могла заставить себя пойти в терминал. Но потом, помотав головой, взяла себя в руки и решительной походкой двинулась к стойке паспортного контроля.

Урал

Телефонный звонок заставил его открыть глаза и сесть. Звук терроризировал перепонки, хотелось схватить ненавистный аппарат и расколотить его вдребезги – вырвал из такого прекрасного сна. Но нужно было отвечать – это мог звонить информатор.

Так и оказалось.

– Она не выходила из дома ни разу с того дня. В доме постоянно толчется телохранитель и человека четыре охраны. Ну, плюс домработница и еще кто-то.

– Дальше.

– Сегодня из двора вышла машина, я приставил человека, он звонил только что. В аэропорт поехала, там водитель и один из охранников. Что дальше делать?

– Пусть проследят, кого встретят, потом позвони мне.

– Да, понял.

«Интересное кино, – подумал он, положив трубку. – Муженек в больнице, а мадам кого-то в аэропорту встречает прямо накануне Нового года. Родни у нее нет, насколько я знаю. Так кого же?»

Ветка еле сдерживала нетерпение. Только присутствие сына, которого она забрала на праздники из Центра, заставляло ее сосредоточиться на каких-то делах, иначе она сама бы рванула в аэропорт.

Коваль все-таки прилетела. До последнего момента, до последнего ее телефонного звонка у Ветки было сомнение, но Марина все-таки прилетела. Жаль, конечно, что отказалась встречать Новый год вместе с Виолой и Алешей, но это уже ее личные предпочтения, она всегда не любила этот праздник. Ничего, зато у них столько совместных дней впереди. И, возможно, ночей – если Коваль не передумает.

Виола наскоро наряжала елку при помощи Сани и сидевшего на полу Алеши. Стоять мальчику было трудно, требовался специальный аппарат-ходунки, но наряжать елку в таком приспособлении оказалось неудобно. Поэтому Ветка решила проблему просто – усадив сына на толстый плед и вручив ему коробку игрушек.

– Ты будешь на нижние лапы их вешать, потому что мы с Сашей так низко не сможем нагнуться.

Алеша заулыбался – было хоть что-то, что он может сделать, а мама и дядя Саша – нет. За свою недолгую жизнь мальчик успел привыкнуть к тому, что он не может многого из того, что умеют и делают другие дети. Тот же Егорка…

– Мама, а почему к нам не приезжает Егорка?

Ветка вздрогнула и уронила на пол стеклянный шарик, немедленно расколовшийся на сотни блестящих кусочков.

– Какой Егорка, малыш?

– Ну, тот, что приезжал – помнишь?

Виола спрыгнула со стула и опустилась на корточки перед сыном.

– Алешенька, сыночек, никто к нам не приезжал, о чем ты говоришь? – она погладила мальчика по волосам, но он отстранился.

– Зачем ты так говоришь? Было лето, к нам приехала сперва Мэриэнн, потом дядя Саша – не этот, другой дядя Саша – привез мальчика Егорку, и мы с ним и с дядей Геной плавали в бассейне.

«Опа… – подумала Ветка, испытав приступ паники. – А вот об этом-то я и не подумала. Мне казалось, он все забыл. Надо же – ни разу не вспомнил, а тут… с чего бы? И может ведь еще и у Бармалея спросить, когда тот вернется из аэропорта, ведь это же он тогда привозил Егора из Москвы».

– Алеша… – начала она осторожно и ласково. – Малыш, ты мне рассказывал уже этот сон – помнишь? Тебе приснилось много всяких людей…

Мальчик внезапно расплакался, и Ветка подхватила его на руки, уселась на пол и начала медленно раскачиваться из стороны в сторону, монотонным голосом приговаривая:

– Все сны забываются… то, что мы видим во сне, там и остается, и никогда не происходит в жизни… тебе приснился мальчик, и все… а на самом деле его никогда не было… и Мэриэнн никакой не было… никого не было…

Она не замечала, с каким вниманием и удивлением слушает ее бормотание новый телохранитель, сейчас было важно убедить Алешку в том, что это был всего лишь сон. Виоле и в голову не приходило, что по прошествии нескольких лет мальчик вдруг вспомнит события того лета и всех, кто был в них задействован. Это становилось опасным…

Алеша уснул, убаюканный материнскими руками и монотонным голосом, и Ветка выразительно посмотрела на Саню:

– Унеси его в комнату, пожалуйста, я не смогу встать с ним на руках.

Телохранитель осторожно взял спящего мальчика и унес в его комнату. Ветка пришла за ними, укрыла сына одеялом, включила маленький ночник на тумбочке, чтобы Алеша, проснувшись, не испугался темноты. Ему скоро должно было исполниться девять лет, но он отставал в развитии от сверстников и потому казался Ветке особенно беззащитным. Она очень любила его, боялась потерять и, наверное, поэтому никогда не рисковала заглядывать в его будущее. Просто запрещала себе делать это – никаких карт Таро, никаких сеансов ясновидения, ничего. Она понимала – если узнает что-то негативное, не сможет с этим жить. И в этом вопросе Виола всегда была солидарна с Коваль, которая категорически не признавала игр и забав с будущим.

Уложив Алешу и проверив, чтобы окно в комнате было закрыто, Ветка спустилась в гостиную и там застала Саню в компании вернувшегося Бармалея.

– Ну, что? Встретил? – сразу кинулась она с расспросами, и Бармалей, как-то натянуто улыбаясь, кивнул. – Ты что?

– Да это… ну, короче… я так и не понял, – выдавил питекантропообразный Бармалей, переминаясь с ноги на ногу. – Кто это был-то?

– А-а, – протянула Ветка, вспомнив, что новую внешность Марины Бармалей не имел чести видеть. – Подруга моя, очень старая подруга… школьная…

Тут она немного замялась, потому что не сразу смогла вспомнить имя, которое ей называла Марина. «Черт тебя подери, Коваль, с твоими многочисленными паспортами! – раздраженно подумала она и вспомнила – Ксения. – Да, точно – Ксения Ольшевская. Фу-ух…»

– Мы с Ксюшкой в одном доме жили, – закончила Ветка, наивно хлопая ресницами.

– А-а, – протянул Бармалей. – Интересная ба… женщина, – тут же поправился он, недобро глянув на фыркнувшего от смеха Саню.

– Смотри, Бармалей, аккуратнее – она женщина строгих правил, – лицемерно добавила Веточка, уже прикинув, как, возможно, они проведут с Мариной пару упоительных ночей.

Втроем они закончили наряжать елку, проверили, как работает гирлянда, и Бармалей откланялся – начинался его трехдневный по случаю праздника выходной.

Встречать Новый год Ветке предстояло в компании Сани и Алеши – если тот проснется. Но она не смогла удержаться, незаметно ускользнула в ванную и, включив воду, набрала номер Марины. Когда в трубке раздался знакомый чуть хрипловатый голос Коваль, Ветка почувствовала, как сладко заныло в груди:

– Алло.

– Это я… – выдохнула ведьма, прикрыв глаза.

– А то я не догадалась! – насмешливо отозвалась Марина. – Чего тебе?

– Я поздороваться хотела. Как ты?

– В порядке. Все?

– Ты точно не передумаешь? Может быть, приедешь все-таки? – попробовала еще раз Ветка, не понимая странного настроения подруги.

– Я не хочу вам испортить праздник, Ветуля, – чуть мягче отозвалась та. – Ты ведь знаешь, я не люблю Новый год, и, раз уж выдалась возможность его не отмечать, то я ее непременно использую. Встретимся послезавтра, хорошо?

– А завтра, что ты будешь делать?

– Спать, – отрезала Марина. – Я сейчас сим-карту поменяю и тебе номер пришлю. На этот больше не звони. Счастливого празднования, Ветка.

– Н-да, спасибо… – проговорила Виола в замолчавшую трубку.

Коваль растянулась на кровати в большой спальне съемной квартиры в самом центре города и сменила сим-карту в телефоне. «Нужно будет позвонить Женьке и Грегу».

Мысли о муже и сыне не добавили оптимизма и хорошего настроения. Марина чувствовала свою вину за то, что бросила их вдвоем, снова поставила свое личное «хочу» выше. Конечно, Хохол не удивился – но сын… Мальчик попрощался с ней довольно холодно, хотя и выслушал перед этим объяснения о необходимости лечиться. Он уже не был наивным ребенком и прекрасно понимал: лечиться в новогодние праздники – это как-то странно.

– Ничего, закончу здесь, поеду к ним на Кипр… – Марина перевернулась на живот, щелкнула пультом телевизора – безмолвие в квартире почему-то вдруг стало непереносимым.

Шел концерт, но Марина не слышала слов песен – ей вообще было безразлично, что происходит на экране, главным было растворить тишину пустой огромной квартиры.

Пока все шло отлично – Сашка Бармалей, встретивший ее в аэропорту, не узнал и даже не напрягся по поводу каких-то знакомых интонаций в голосе. Это было хорошо – с Бармалеем Марина была знакома довольно долго, он состоял при Бесе с того самого момента, как Гришка переехал сюда, а потому Коваль знал в лицо прекрасно. Следовательно, операции не прошли зря. Теперь нужно было определиться, что делать и как помочь Ветке выпутаться, а для этого необходимо хотя бы приблизительно понимать, кто пошел на Беса войной. И вот это было проблемой – Марина совершенно не представляла, как обстоят дела в городе и регионе, кто нынче правит балом и каковы вообще тенденции. Но за этим можно спокойно обратиться к Ворону – вряд ли Мишка, наверняка заинтересованный в поимке стрелка, откажет ей в помощи.

– Ладно, не буду портить праздник, дотерплю до завтра, – пробормотала Марина и набрала номер Хохла.

Тот долго не отвечал, и Коваль начала беспокоиться. Но Женька все же взял трубку.

– Хелло, – буркнул он с чудовищным акцентом, и тут до Марины дошло – номер незнакомый, российский, Хохол просто не мог решить, отвечать или нет.

– Джек, это я.

– Добралась? – и ни приветствия, ни теплоты в голосе.

– Да, все в порядке. Бармалей встретил. Представляешь, не узнал.

– Немудрено, – буркнул Хохол.

– Женя…

– Не говори ничего. Не хочу.

– Женя, зачем ты…

– Я просто увидел, насколько мало для тебя в жизни значу. Ты всегда находишь кого-то важнее меня, дороже. И с легкостью меня задвигаешь, – с горечью проговорил он, и Марина почувствовала, как вспыхнуло все лицо. – Ты, наверное, имеешь право – кто я такой? Не будь меня, ты могла бы устроить свою жизнь как-то иначе после гибели Малыша. Но я был – и ты считала себя должной.

– Прекрати! – перебила она. – Это неправда, и ты не хуже меня это знаешь!

– Нет, дай уж я скажу. Я прилип к тебе, прирос, и ты просто привыкла, что я есть. И думала, что вроде как это нормально. А надо было выгнать меня – и…

– И что?! – снова перебила Марина, разозленная и обиженная его словами. – Я тебя люблю! И тогда любила – как ты можешь?! Разве ты забыл, сколько всего произошло? Да мы бы сдохли поодиночке – и я, и ты!

– Ты бы выжила, – буркнул Хохол.

– Да не выжила бы я! И хватит уже! Неужели ты не понимаешь, что никто не был в тот момент нужен мне так, как ты?

– В тот – да, никто. А потом?

– Женька! Ну, Женька, я тебя прошу – прекрати это! – взмолилась Марина, садясь на постели и нашаривая сигареты. – Ты к чему завел разговор? Хочешь уйти? Ну, так я не сумею удержать… как бы ни силилась – не сумею…

– Ладно, не плачь. Зря я это все… прости.

– Ты… ты не любишь меня больше? – вдруг севшим от волнения голосом проговорила Марина, понимая, что если он сейчас скажет «нет, не люблю» – она упадет замертво, и это не красивая фраза, а суровая действительность.

– Я люблю тебя, – просто сказал Хохол. – И ты это знаешь и бессовестно пользуешься. Люблю – ничего не могу сделать с этим. Скажи… ты вернешься?

– Что?

– Ты вернешься домой потом… после всего?

– Не смей думать о другом. Я вернусь. И ты сможешь наказать меня так, как решишь.

– Я обдумаю это, – серьезно сказал Хохол и положил трубку.

Марина откинулась на подушки и вдруг расхохоталась. Хохлу никогда не требовалось время на обдумывание наказаний – он всегда знал, как это сделать. Особенно когда подозревал, что есть, за что наказывать.

…Звук разорвавшейся хлопушки, очевидно, замаскировал прощальный звон разбившегося стекла, а потому только град осколков от огромного серебристого елочного шара, висевшего как раз над левым плечом Виолы, заставил телохранителя отбросить бокал с шампанским и в прыжке повалить хозяйку на пол, прикрывая своим телом. Ветка завизжала, но быстро умолкла, вспомнив, что в доме спит ребенок. Телевизор продолжал заливать комнату музыкой и смехом, а они с Саней все лежали на полу среди осколков от бокалов и шара, в липкой лужице шампанского, вылившегося из стоявшей на полу у елки бутылки, которую Виола при падении задела ногой.

– Что… что это было? – пробормотала она, и телохранитель, осторожно повернув голову, увидел отверстие в стекле окна. Характерное такое отверстие, вокруг которого паутинкой разбежались трещины.

– Снайпер.

Это слово явилось тем самым пусковым моментом, с которого и началась истерика у Ветки. Она каталась по полу и выла, молотя кулаками паркетный пол и не обращая внимания ни на что. Саня внимательно разглядывал отверстие в окне, прикидывал траекторию и всматривался в ночь за окном, то и дело расцвечиваемую салютами с разных сторон поселка. Снайпер залег где-то совсем поблизости, и это говорило либо о его фантастической наглой смелости, либо… о полном дилетантстве. И даже не определить, что опаснее – нахальный профи или идиот со снайперской винтовкой.

– Виола Викторовна, хватит, – он присел на корточки рядом с рыдающей Веткой и тронул ее за плечо. – Что толку так убиваться?

– Ты что… не понимаешь?! – прокричала она, не поднимая головы. – Он мог меня убить! Мог убить!

– Он не хотел вас убивать. Хотел только испугать.

– Откуда ты знаешь?!

– А вы посмотрите трезво на произошедшее, – предложил телохранитель, аккуратно помогая ей сесть. – Как вы думаете, во что проще попасть – в стоящую прямо перед тобой женщину или в шар за ее плечом?

Ветка прикусила губу и вздохнула прерывисто, соглашаясь с Саниными доводами. Действительно – хотел бы снайпер попасть в нее, не сидела бы она сейчас тут, вся зареванная и в шампанском. Но какую цель преследует этот неизвестный человек? Чего хочет, чего добивается? Ведь должен быть какой-то смысл в этих действиях. Ладно – Гришка, у него могли быть какие-то дела, о которых Виола не знала. В конце концов, прошлое у дорогого супруга такое темное, что легче об этом не думать. Но она-то с какой стороны?

– Думаю, вам спать лучше пойти, Виола Викторовна, – тем временем сказал Саня, чуть встряхнув ее за плечи. – Перенервничали все-таки, а мальчик проснется вдруг. Идите, Виола Викторовна, ложитесь к Алеше, мне так будет проще.

– Проще? – тупо переспросила Ветка, еще не вполне отошедшая от собственных мыслей и пережитого шока.

Саня терпеливо, как ребенку, начал объяснять, что будет проще присматривать и за ней, и за Алешей, если они будут находиться в одной комнате, а не в разных. Что ей, Виоле, станет легче рядом с сыном, а тот, проснувшись, не станет искать мать. Ветка слушала и не совсем понимала суть происходившего. Потом, как будто ужаленная, вскочила и побежала наверх, в свою спальню, закрылась в ванной и вынула мобильный, не обращая внимания на то, что Саня стучится и требует открыть. Ветка лихорадочно искала в смс-сообщениях новый номер Марины и, найдя его, наконец нажала на дозвон, молясь про себя, чтобы Коваль не спала.

Дата добавления: 2015-08-02