Глава 4. Я пришла в свою контору пораньше, чтобы напечатать первые материалы по делу Никки

Я пришла в свою контору пораньше, чтобы напечатать первые материалы по делу Никки Файф, вкратце указав там, зачем именно меня наняли, и отметив тот факт, что мне уже вручили чек на пять тысяч долларов. После этого я позвонила в офис Чарли Скорсони, и его секретарша ответила, что у него есть немного свободного времени после обеда. Тогда я договорилась встретиться с ним в 15.15, а остаток утра потратила на сбор нужной для встречи информации. Когда беседуешь с кем-нибудь впервые, никогда не мешает заранее вооружиться кое-какими сведениями. Посещение окружной канцелярии, регистрационного бюро и газетного архива позволило раздобыть достаточно сведений, чтобы составить представление о бывшем партнере покойного Лоренса Файфа по адвокатскому бизнесу. Судя по тому, что я узнала, Чарли Скорсони был одинок, жил в собственном доме, аккуратно платил по счетам, изредка, в особо важных случаях, выступал на процессах, никогда не бывал под арестом или в заключении — короче, типичный мужчина средних лет, с консервативными взглядами, который не увлекается азартными играми, не спекулирует на бирже и вообще не занимается авантюрами. У меня сохранились смутные воспоминания о нем после наших кратких встреч в суде, и, насколько я припоминала, он был немного толстоват.

Его теперешний офис располагался всего в нескольких минутах ходьбы от моего.

Само здание напоминало скорее родовой замок, а не адвокатскую контору: двухэтажное строение из белого необожженного кирпича с глубокими двухфутовыми оконными проемами, обитыми полосками из кованого железа, и с угловой башней, в которой, вероятно, были устроены туалет и кладовка. Собственно офис адвокатской компании «Скорсони и Пауерс» располагался на втором этаже.

Толкнув массивную резную дверь из дуба, я очутилась в небольшой приемной, на полу которой покоился пышный палас, мягкостью и цветом напоминавший лесной мох. Белые стены были увешаны акварелями пастельных тонов, выполненными в абстрактной манере. Повсюду красовались комнатные растения, а у стены с узкими окнами, сдвинутые под прямым углом, стояли два пухлых диванчика, обитых темно-зеленым вельветом в широкую полоску.

Секретарша выглядела лет на семьдесят, и вначале я даже подумала, что ее прислало какое-нибудь агентство по трудоустройству долгожителей. Это была худая и весьма шустрая дама с завитыми по моде двадцатых годов волосиками и в стильных очках с игривой бабочкой, выложенной фальшивыми бриллиантами в нижнем уголке одной из линз. На ней была шерстяная юбка и бледно-лиловый свитер, который она, похоже, сама и связала, судя по невероятному разнообразию использованных приемов — всевозможных «колосков», букле, витых рубчиков и даже аппликаций. Мы с ней мгновенно подружились, как только она поняла, что я разбираюсь в вязании и по достоинству оценила ее творение, — всему этому я когда-то нахваталась у вырастившей меня тети, и вскоре мы уже перешли на ты. Ее звали Руфь — поистине библейский персонаж.

Она была не прочь немного поболтать и своими бойкими манерами живо напомнила мне старину Генри Питца. Раз уж Чарли Скорсони заставлял себя ждать, то я имела полное право отомстить ему и решила выудить побольше информации из его секретарши, стараясь быть при этом предельно обходительной. Руфь поведала, что служит у Скорсони и Пауерса уже семь лет, с момента основания фирмы. Бывший муж покинул ее, найдя себе более юную подругу (пятидесяти пяти лет), и Руфь, впервые за долгие годы оказавшись в одиночестве, совсем отчаялась в поисках хоть какой-нибудь работы, ведь ей было уже шестьдесят два, однако, по ее словам, она обладала «железным здоровьем». Хотя она была энергична и предприимчива, но, как водится, на каждом очередном повороте ее опережали юные соперницы, которые по возрасту годились ей во внучки и брали скорее не деловыми качествами, а привлекательной внешностью.

— И как только я нашла эту вакантную норку, то сразу в ней поселилась, — шутливо заметила Руфь, тихо рассмеявшись. Про себя я высоко оценила восприимчивость ее хозяев, Скорсони и Пауерса, к лести. Ведь в нашем разговоре она непрерывно восхваляла и превозносила их обоих. Эти хвалебные оды мало помогли подготовиться к встрече с человеком, который протянул мне руку через стол, когда я была наконец допущена в его кабинет спустя добрых сорок пять минут.

Передо мной сидел Чарли Скорсони — весьма крупный мужчина, судя по всему, успешно избавившийся от своего избыточного веса. У него были густые песочно-желтого цвета волосы, уже тронутые сединой на висках, мощная нижняя челюсть и раздвоенный подбородок. Увеличенные сильными линзами очков без оправы, на меня смотрели не правдоподобно крупные голубые глаза. Воротник его рубахи был расстегнут, галстук сбился набок, а рукава поддернуты настолько, насколько позволяли мускулистые предплечья. Он сидел, откинувшись на спинку вращающегося кресла и закинув обе ноги на край письменного стола; в слабой улыбке чувствовался плохо скрытый сексуальный интерес. При этом вид у Скорсони был настороженный и несколько озабоченный. Он внимательно и с любопытством посмотрел на меня. Затем, сцепив ладони на затылке, произнес:

— Руфь сказала, у вас есть ко мне вопросы по поводу Лоренса Файфа. Что именно вас интересует?

— Пока трудно сказать определенно. Сейчас я занимаюсь обстоятельствами его смерти, и, по-видимому, лучше начать именно с этого. Не возражаете, если я присяду?

Он с почти безразличным видом сделал приглашающий жест рукой, но кое-что в его поведении все-таки изменилось. Я села, а Скорсони выпрямился в своем кресле.

— Я слышал, Никки уже на свободе, — начал он. — Если она заявляет, что не убивала его, то было глупо с ее стороны ждать так долго.

— Ведь я вам не говорила, что работаю на нее.

— Да это дело, черт возьми, кроме нее, уже давно никого не колышет.

— Может, и так. Но вы сами что-то не больно обрадовались этому известию.

— Послушайте, Лоренс был моим лучшим другом. За него я мог бы пойти в огонь и в воду. — В прямом взгляде Скорсони определенно читались горечь и досада. Трудно сказать, чего было больше.

— Вы хорошо знали Никки? — спросила я.

— Полагаю, неплохо, — ответил он. При этом красноречивое выражение, которое сквозило у него во взгляде, первый момент, растаяло, и мне подумалось, что он умеет его включать и гасить по мере надобности, наподобие электроприбора. Скорсони явно насторожился.

— Как вы познакомились с Лоренсом?

— Мы вместе поступали в университет Денвера и оказались в одной студенческой общине. Лоренс был настоящий плейбой. Ему все давалось легко. Сначала юридический колледж, потом Гарвард. А я отправился в Аризонский университет. У его родителей имелись деньги, у моих — нет. Через несколько лет я потерял его из виду, а потом вдруг узнал, что он открыл собственную контору в этом городке. Тогда-то я и приехал сюда, встретился с ним, предложил свои услуги, и он согласился. Спустя всего два года мы стали партнерами по бизнесу.

— Тогда он еще был женат на своей первой супруге?

— Да, на Гвен. Она живет где-то неподалеку, но совершенно меня не интересует. Помнится, расстались они с большим скандалом, и еще слышал, как она на всех углах поливала его грязью. У нее, кажется, фирма по уходу за собаками где-то в районе Стейт-стрит, если это вам интересно Сам я стараюсь ее избегать.

Он пристально посмотрел на меня, и мне показалось, что он прекрасно понимал, как много мог бы поведать, но пока скрывал.

— А как насчет Шарон Нэпьер? Она долго трудилась у него?

— Когда я поступил к нему на службу, она уже работала в конторе, хотя и не очень давно. Потом я нанял собственную секретаршу.

— У них с Лоренсом не было конфликтов?

— Насколько мне известно, нет. Она еще крутилась вокруг, пока шло слушание этого дела в суде, а потом исчезла. Кстати, смылась с моими деньгами, которые я заплатил ей в качестве аванса. Так что напомните ей, если увидите, что я не прочь получить должок. Пошлите счет или еще что-нибудь, просто чтобы она знала, что я не забыл прошлое.

— А имя Либби Гласс вам что-нибудь говорит?

— Кто это?

— Бухгалтер, которая занималась расчетами вашей фирмы в Лос-Анджелесе. Она работала в компании «Хейкрафт и Макнис».

Немного подумав, Скорсони помотал головой и спросил:

— А какое отношение она ко всему этому имеет?

— Ее тоже отравили олеандром и почти в одно время с Лоренсом, — ответила я. Никакого испуга или потрясения мое сообщение у Скорсони не вызвало. Он лишь скептически выпятил нижнюю губу и пожал плечами.

— Я этого не знал, но возьму ваши слова на заметку, — сказал он.

— А вы сами никогда с ней не встречались?

— Может быть, и встречался. Мы с Лоренсом распределяли между собой всю бумажную работу, и большую часть контактов с руководством других компаний он брал на себя. Но иногда я тоже подключался к этим делам, поэтому вполне мог сталкиваться и с этой женщиной.

— Насколько мне известно, их что-то связывало, — продолжила я эту тему.

— Не люблю сплетничать о покойниках, — сказал Скорсони.

— Я тоже, но ведь у него бывали романы, — заметила я осторожно. — Не хотелось бы акцентировать на этом внимание, однако немало женщин подтвердили это на суде.

Слушая меня Скорсони сначала заулыбался, задумчиво разглядывая прямоугольник, который чертил на листе бумаги, а потом пристально поглядел в мою сторону.

— Вот что я вам на это скажу. Во-первых, Лоренс никогда сам никого не принуждал. А во-вторых, я никогда не поверю, чтобы он мог позволить себе любовную связь с коллегой по работе. Это было просто не в его стиле.

— А что скажете насчет его клиенток? Ведь с ними у него были связи?

— Без комментариев.

— А вы сами-то могли бы переспать с клиенткой? — поинтересовалась я у него.

— Что касается моей теперешней клиентки, то ей восемьдесят лет, поэтому ответ отрицательный. Она развелась, и я веду дело по разделу семейного имущества. — Сказав это, он взглянул на часы и встал со своего кресла. — Мне неприятно обрывать нашу беседу, но уже четверть пятого, и у меня почти не осталось времени на подготовку.

— Прошу прощения. Я не собираюсь отнимать у вас лишнее время. Весьма признательна за столь короткую и информативную встречу.

Скорсони проводил меня до двери кабинета; от его крупного тела исходил поток тепла. Он распахнул дверь и придержал ее вытянутой левой рукой. При этом в его взгляде, как и в начале встречи, опять мелькнуло плохо скрытое плотоядное выражение мужчины-самца.

— Удачи вам, — пожелал он на прощание. — Хотя, подозреваю, ничего особенного вы здесь не раскопаете.

* * *

По дороге я забрала фотографии той самой трещины на тротуаре, которую снимала по заданию «Калифорния фиделити». На всех шести снимках весьма отчетливо было видно разрушенное бетонное покрытие. Претендент на получение страховки, некая Марсия Треджнлл, требовала денежной компенсации в связи с потерей трудоспособности, утверждая, что споткнулась о выступ на тротуаре, который образовали разросшиеся корни деревьев, выпирающие из земли.

Она возбудила дело против владельца магазина-мастерской «Сделай сам», который располагался неподалеку от злополучного места. Иск по этому случаю, относящийся к разряду «поскользнулась и упала», в общем-то был небольшой — около пяти тысяч долларов. В него входили оплата счетов за лечение и медикаменты, а также возмещение потерь за время вынужденной нетрудоспособности. Все говорило за то, что страховой компании придется раскошелиться, но меня все-таки попросили проверить, нет ли тут каких-нибудь попыток мошенничества со страховкой.

Квартира мисс Треджилл располагалась неподалеку от меня, в доме, построенном террасой на склоне холма, обращенном в сторону пляжа. Остановив машину за несколько дверей от ее подъезда, я достала из «бардачка» бинокль и стала наблюдать. Только скрючившись на сиденье, я смогла наконец поймать в фокус ее балкон и убедиться, что растущие там папоротники она давно толком не поливала. Я не шибко сильна в комнатных растениях, но если вся зелень пожухла, то это кое о чем говорит.

Один из папоротников представлял собой этот ужасный тип растений с маленькими серыми волосатыми листьями-лапками, которые буквально расползаются из горшка. Почему-то подумалось, что владельцы таких чудищ патологически предрасположены к мошенничеству со страховкой. Я попыталась вообразить, как хозяйка тащит этот громадный двадцатипятифунтовый ящик с засохшим папоротником, напрягая свою якобы ушибленную спину.

Я понаблюдала за ее квартирой еще полтора часа, но хозяйка так и не появилась. Один мой коллега частенько повторяет, что человек — единственное в мире существо, способное заниматься длительным наблюдением, потому что только он способен, сидя в припаркованной машине, помочиться в консервную банку, не прерывая своего занятия. Я начала терять интерес к Марсии Треджилл, да и, по правде говоря, мне тоже было пора пописать, поэтому я убрала бинокль и отправилась обратно в город на поиски ближайшего заведения.

* * *

Снова посетив регистрационное бюро, я переговорила там с приятелем, который позволяет мне иногда порыться в папках с документами, закрытыми для широкой общественности. Меня интересовало, нет ли у них чего-нибудь на Шарон Нэпьер, и он обещал связаться со мной.

Выполнив еще несколько мелких дел, я вернулась домой.

День был не слишком удачный, как, впрочем, и большинство других: проверки и перепроверки, копание в документах и всевозможные выписки — в общем, обычная кропотливая работа, абсолютно необходимая для интересов расследования, но довольно пресная. Главные черты мало-мальски приличного сыщика — это трудолюбие и безграничное терпение. И совсем не случайно уже много лет общество доверяет эту работу женщинам. Вот и я сидела за рабочим столом и заносила сведения о Чарли Скорсони в свою картотеку. Наша беседа меня не удовлетворила, и мне еще предстояло с ним разобраться.

Дата добавления: 2015-08-10