Глава 3. Ходили слухи, что президент Кеннеди хотел закрепить положение мутантов в обществе

Ходили слухи, что президент Кеннеди хотел закрепить положение мутантов в обществе. Но президент не обладает правом законодательной инициативы, поэтому дело немного усложнялось. Оно шло медленно и умерло еще в начале разработки вместе с президентом.

Был день посещений, и утром в такие дни Эрик ощущал смутное беспокойство — вот, сегодня Чарльз может не прийти. Его могут не пустить, или он сам может променять встречу на какие-то более важные дела. Эрик боялся, что посещения Чарльза со временем станут все реже, а потом прекратятся совсем, хотя страх этот после их телепатической связи с помощью Церебро немного утих.

Но само использование Чарльзом Церебро тоже заставило поволноваться.

Чарльз еще не появился даже в коридоре, а Эрик уже его чувствовал. Он мог узнать его по голосу, по силуэту, по прикосновению, по дыханию, по шагам. И уж тем более по легкому, аккуратному прикосновению разума. Иногда Чарльз приезжал немного раньше, и они могли ментально поговорить без свидетелей, хотя из-за расстояния полностью погрузиться не получалось. Только сказать то, что запрещено обычно. Но слова — что значат и выражают простые слова по сравнению с тем, что он мог ощутить рядом с Чарльзом.

В этот раз телепатическая связь, тихо и беззвучно установившая между ними, не прерывалась. Эрик чувствовал, что Чарльз приближается, уже даже опускается вниз, понимал, что ему должны были вколоть вакцину наверху, но это ничего не меняло: Эрик ощущал, что их связь укрепляется, а Чарльз находится все ближе к нему.

«Давно мы не были так близки, — сказал Чарльз в его голове. — Но скоро нам не придется ждать».

Для того чтобы общаться телепатически, не обязательны слова. Все. Эрик увидел все глазами Чарльза.

«Они могли справиться и без меня. Но разве я бы?..» — голос Чарльза, как мягкие пушистые лапы, касался сознания и оставлял теплые следы.

Видеть его и слышать в своей голове одновременно... Эрик скучал по этому. Не хватало лишь физического контакта.

До камеры Чарльза провожали два человека из охраны. Стоило одному из них открыть дверь... Чарльз с силой толкнул его вперед, прикладывая лицом об косяк, развернулся, ударил второго в живот и по шее, кулаком по лицу, рассекая губу. Тут мужчины, пустыми глазами глядя перед собой, зашли в камеру и осели на пол.

— И зачем был этот цирк? Не мог сразу им что-нибудь внушить? — Эрик перешагнул кровь на полу, накапавшую из разбитого носа охранника, быстро приблизился к Чарльзу, беря его за руку. Мимолетное касание губ — все, что было им дано.

— Просто долго мечтал это сделать, — Чарльз сжал его ладонь, и Эрик даже не услышал, а почувствовал, что тот думает о времени. Мало времени. Воображаемые часы с маятником вели по кругу секундную стрелку. Тик-так, тик-так.

Эрик посмотрел на Чарльза. Часы в их общем сознании немного притормозили, дыхание сбилось. Чувствовать его, ощущать полностью, сознанием, кожей... Чарльз крепче ухватился за его руку, но где-то в голове сразу раздался бой часов, а стрелки пошли быстрее.

Молча они направились по коридору, Чарльз использовал способности, и все, что он узнавал, знали уже оба.

— Все в порядке? — спросил охранник, стоящий на выходе к лифтам.

Внушению он поддался легко, но даже в несуществующих костюмах видел что-то кажущееся ему неправильным. Инстинкты подсказывали, шептали, били в барабаны в нескольких милях от рационального мышления.

— Я лучше провожу их наверх, — сказал второй охранник, — а ко второму посту пусть пришлют смену. Позвонишь в штаб?

— Да, конечно, — уже спокойнее отозвался первый охранник.

Эрик и Чарльз прошли через контрольный пункт, дальше по коридору, зашли в лифт, следом зашел их провожатый. Стоило дверям за ними закрыться, как мужчина стал изменять внешность, становясь красивой, но не слишком заметной блондинкой.

— Здравствуй, Рейвен.

— Привет.

Они вышли из лифта, Чарльз, удерживая пальцы у виска, чтобы не потерять концентрацию, внушал всем присутствующим в холле, что они никого не видят. Просто отключал функцию внимания, прерывал любую заинтересованность или попытку повернуть голову в их сторону.

— Хэнк обеспечивал техническую сторону дела. Например, перенаправил звонок в штаб, дал нам с собой «глушилку» для металлодетектора и оружие. Но главное, что он сделал, — это противоядие от вакцины, которую мне вводили. Все остальное, что мы планировали, было лишь страховкой на случай, если оно не сработает. Даже Рейвен была тут для этого. Телепатия — самое сильное оружие, потому что против него нет защиты. Нельзя только давать себя обезвредить. В этот раз нам повезло — при хорошем раскладе они спохватятся только во время смены караула на втором посту, — рассказывал Чарльз, когда они уже ехали по трассе в Вестчестер.

Эрик с удивлением выглядывал в окно, глубоко вдыхая свежий воздух и наслаждаясь даже непримечательными видами. Почему-то он был удивлен, когда увидел обычный загородный пейзаж, выйдя из здания тюрьмы. Тупичок, где находилась тюрьма, выходил проселочной дорогой на трассу, по которой можно было добраться в город. Вдоль нее стояли обычные маленькие магазины, заправки, от нее ветвились дороги в поселки с большими домами миллионеров и в направлениях, которые понимали только те, кто туда ехал. Указатели невнятно разбрасывались стрелками.

Чарльз, сидевший за рулем, не смотрел на таблички, привычными движениями направляя машину и проезжая мимо.

***

При виде Эммы внутри что-то неприятно кольнуло, но Эрик постарался себя не выдавать. Он помнил все, что показал ему Чарльз, поэтому ради него же стоило терпеть. Может быть, люди не меняются. Но их цели могут сменить одна другую, и глупо не пользоваться этим, если уверен в своих действиях. В такой войне им пригодится еще один телепат. И еще один взрослый человек.

— У нас есть еще около двух часов! — закричал Чарльз, как только вошел в здание. — Я надеюсь, что все выполнили поручения. А пока я проверяю, насколько мы подготовлены, вы можете попрощаться с близкими.

Эрик приподнял бровь, удивленно посмотрел на Чарльза, но промолчал.

Чарльз изменился. Может быть, немного огрубел, повзрослел, стал смотреть на мир более реалистичным взглядом. В нем все еще сохранилась та вера в людей, что была раньше, но теперь она стала другой. Отошла на второй план, закрывшись судьбами если не всех мутантов, то точно самых близких. Их нужно было защитить, но только в фильмах герои, вставая перед выбором между спасением человечества или семьи, могут сделать и то, и другое, да еще и наказать главного злодея. В реальности приходится иногда решаться лишь на одно.

Чарльз стал настоящим лидером. Идя следом за ним по дому, Эрик видел это. Он смотрел на мутантов, которых Чарльз смог собрать вместе и заставил работать в команде, смотрел на невероятно разных людей, каждый из которых имел свою цель, свои страхи, свой мир, свою трагедию, мутацию, цвет кожи, возраст, пол. Среди этих людей не было больше никого, способного занять место Чарльза. Чарльз был нужен им.

Эрик мог бы задуматься, какой Чарльз нравился ему больше, если бы это вообще было возможно. Еще Эрик понимал, чувствовал, что и сам он стал другим. Но их связь с Чарльзом все равно только крепла, тугим узлом завязывала канат где-то под ребрами.

— А как быть с остальными детьми? — спросил Эрик, когда они сидели на кухне.

О том, чтобы остаться вдвоем, уже не приходилось и мечтать, но появилось хотя бы несколько секунд для разговора, когда их не перебивали через слово.

— Детьми?.. — Чарльз встрепенулся, оглядел комнату и остановил взгляд на Шоне. — Они уже не дети, Эрик.

Он недолго помолчал, потом встал и прокашлялся. Казалось, будто он стал выше за эти три года.

— Мои дорогие друзья. Ученики, учителя, мои гости и близкие. Я бы очень хотел вас всех сейчас заверить, что все закончится скоро и обязательно хорошо. К сожалению, я не могу вам ничего обещать. Я не знаю, какой стороной повернется фортуна к нам всем и к каждому в отдельности. Но поверьте: я сделаю все, что будет в моих силах. У нас остались минуты до начала и часы до окончания. Когда рядом с домом появится пресса, они прекратят нападение; агрессия со стороны правительства — не лучший маркетинговый ход. Нам нужно продержаться. Я не знаю, какие средства и оружие будут у «Друзей человечества», ожидать можно чего угодно, и вряд ли это окажутся приятные сюрпризы. Но не стоит бояться или опускать руки. В каждом из нас должна жить надежда на хороший исход, на счастливое будущее, иначе зачем вообще все это? Какой тогда смысл вести бой? Еще немного времени на существование? Еще капля крови с врага? Я хочу, чтобы вы верили. Чтобы вы надеялись. Даже если в какой-то момент вам покажется, что вы совершенно бессильны, то помните, что это не так. Вы все сильны. И вы не одни.

***

Присутствие Чарльза успокаивало. Не только Эрика, но и всех остальных. Даже тогда, когда он неожиданно понял, что его способность в бою будет практически непригодна, Чарльз не показал, что что-то не так.

— С ними работал телепат, — тихо сказал Чарльз на ухо Эрику, — у каждого в голове блок. И, вероятно, еще какая-то «глушилка» физического свойства. Я не завидую телепату, который к ним попал. Ты меня, конечно, прости, но это хорошо, что они из нас двоих выбрали тебя.

Металла у солдат тоже практически не было. Использовать приходилось любые подручные средства: скрепя сердце вырывать старинный витой забор, чтобы создать более прочное ограждение на пути к дому, сплавлять старые гвозди, найденные в кладовке, делать оружие из мелких вещей, пожертвованных жителями особняка.

«Не убивать, — сказал Чарльз перед началом. — Мы не опустимся до этого. Каждый труп их солдата слишком дорого нам обойдется. Ничего не получится, если мы не покажем себя пострадавшей стороной», — уже тише добавил он.

Эрик спрашивал себя: зачем им вообще чье-то признание? Они в состоянии захватить власть сами, они могут взять под контроль целую планету.

«И нужна тебе эта планета? Нужна эта власть над человечеством?» — спросил Чарльз в его голове.

Эрик не был уверен, следил ли Чарльз за его мыслями постоянно или после трех лет тюрьмы он уже сам слишком привык вести придуманные диалоги с Чарльзом, решая, что тот мог бы ответить.

«К тому же захватчики власти долго не живут. Всегда очень плохо заканчивают», — добавил Чарльз.

«Как будто те, кто получает власть законно, всегда заканчивают хорошо», — огрызнулся Эрик, и в голове ненадолго воцарилась пустота. Спокойствие, туман, окутывающий колючие мысли.

«Рано или поздно мы все равно сменим человечество. Эволюционный процесс завершится, а нам больше не придется воевать. Нам уже сейчас не придется воевать — достаточно лишь занять свое, равное место в человеческой цивилизации. Это как ужин, дорогой званый ужин среди аристократов, где надо показать себя бе-зу-преч-но».

Чарльз говорил, что им просто не нужна власть над всей планетой. Открытая, по крайней мере. Эрик ему верил.

Почему-то Чарльзу было слишком сложно не поверить, хотя раньше получалось, даже если с большим трудом. С Чарльзом становилось легче, а его присутствие успокаивало.

Поначалу было просто. Но машины, созданные без малейшей примеси ферромагнетиков, привозили новых солдат, уезжали и снова возвращались. Алекс, сделав попытку прервать замкнутый круг, открыл окно и встал в полный рост, но почти сразу получил пулю с транквилизатором и дозой вакцины, успев задеть энергетическим лучом только одну из машин.

Когда солдат собралось достаточно, они перешли в наступление. Именно в тот момент Эрик ощутил острую нехватку взрослых, дееспособных мутантов. Способных мутантов. Какой толк от этих Логана или Виктора, если они умрут, как только в кровь попадет лекарство? Эрик, не использовавший свои способности три года, тоже не мог оказаться на высоте. Если бы только у него было больше времени восполнить силы...

— Логан, я не могу вколоть тебе сыворотку, которую давал Чарльзу, — Хэнк, сидя рядом, развел руками, случайно задевая Эрика за плечо. — Она как прививка от гриппа. Тоже в некоторой степени основана на использовании вируса, от которого защищает. Твой организм может не справиться даже с минимальной дозой, это ведь совсем другое дело. Чарльз мог перенести вакцинацию без явных последствий, но для тебя она, возможно, смертельна.

Раздался взрыв, штукатурка посыпалась с потолка.

— Ангел завалило, — сказал Чарльз, прижав пальцы к виску. У него было постоянное прямое сообщение с мутантами, находящимися в других областях особняка. — Остальные... остальные в порядке, только по мелочи. Но Ангел отключилась, ей пытаются помочь и...

Прогремел новый взрыв.

Разбилось стекло, в помещение влетела бутылка с горючей смесью, вспыхнул ковер.

Взрыв.

Неожиданно все из напряженного ожидания превратилось в хаос, действие, дым в комнате, шум, крики. Искра появилась при низком давлении воображаемого баллона с газом, и все взорвалось эмоциями, паникой, необходимостью что-то делать. Эрик уже совершенно забыл, как надо вести себя в дальнем бою. Вообще в каком-либо бою.

Выбираясь на улицу из дыма, Эрик еще пытался управлять металлом, скрученным забором, разглядывал через серую занавесу силуэты, обезвреживая их ожившими прутьями.

— Я оглушу их, а ты нападай, — крикнул кому-то Шон. Появившаяся Рейвен, прячась в дыму, тоже уже пробиралась к той стороне баррикад.

Вынужденный переход на ближний бой был воспринят по-разному, но преимуществ оказалось неожиданно много. Неуязвимая Эмма в алмазной форме невозмутимо продвигалась вперед, голыми руками вырубая высоких накачанных мужчин.

Эрик, ощущая прилив сил, откинул несколько человек в сторону, подняв их над землей грудой некогда бесполезного металлолома. Очнувшийся Алекс крушил технику и чужое оружие.

— Шон, нет! — чужой крик прорезал воздух, Шон, только приземлившийся, обернулся.

Он бы не успел. Он просто не мог успеть. Шон бы не увернулся, а у Эрика бы не получилось чем-нибудь перехватить пулю. Чарльз, поднимаясь с земли, кинулся вперед, сшибая Шона с ног, падая сверху и неестественно изгибаясь.

Мозг Эрика прорезала острая боль.

Реальность врывалась в сознание яркими, ужасающими картинками. Пуля в позвоночнике Чарльза. Его голова на коленях Эрика. Зажмуренные от боли глаза. Путь до подвала, грохот, бесконечные ступеньки, белоснежные простыни на заранее заготовленной кушетке. Простыни сразу покрывались пятнами, но перчатки на руках доктора всегда стерильны.

«Я не мутант, — говорил хирург. — Но тоже обладаю особыми способностями. Чарльз позвал меня на случай... на такой случай. Я мог помочь наверху, но он сказал, что я должен быть в безопасности, чтобы принести пользу после боя».

Но бой не был окончен.

Чарльзу ввели успокоительное, Эрик опять пробормотал ему что-то бесконечно глупое, сжимая ладонь в своих руках. Очень хотелось остаться рядом, убедиться, что все в порядке, но там, наверху... Эрик вдруг вспомнил, что им всем нужен лидер. Им всем нужен Чарльз или хотя бы...

«Не мешайте», — раздраженно сказал доктор.

Это стало последней каплей.

Эрик кивнул и пошел из подвала наверх. Казалось, что почти ничего не изменилось. Изменилось, конечно. Алекс, затаившись за разрушенным крыльцом, не решался выйти в нападение. Упавший Шон больше не поднимался, Эмма рвалась из опутывающих сетей.

«Вы не одни», — сказал Эрик.

Все было в дыму, все было как в тумане.

В воздух поднялся металл, преграждающий дорогу пулям, направленным в него. Но между этим и приближающимся звуком шин автомобилей журналистов по дороге к поместью прошло еще невероятно много времени. Долгие, тяжелые минуты, сошедшие за несколько лет в тюрьме.

***

Справляться в чужой системе одному было абсолютно невозможно. Какие-то общие ужины, помощь детям, работа с бюджетом, звонки от журналистов, восстановление особняка, ночи у постели Чарльза, разговоры с доктором о нем и состоянии остальных пострадавших, похороны... Для Эрика это было чужим, невероятно неправильно устроенной жизнью.

Забота о младших учениках была поручена Рейвен, Логан стал главным в вопросах по восстановлению здания, Хэнк заведовал больными, которых расположили в левом крыле первого этажа, Алекс следил за выполнением распорядка дня, Эмма говорила с журналистами. Оставаясь один на один со счетами в кабинете Чарльза, Эрик тоже пытался работать. Но все рушилось, валилось из рук, цифры расплывались, два и три давали в сумме шесть, а одни концы никак не сводились с другими. Дела шли очень медленно, слегка дрожащие руки перекладывали бумаги, а Эрик смотрел на успокоительное в среднем ящике стола, смотрел на рождественскую фотографию на столе, на шахматную доску, на занавешенное зеркало в углу. Эрик смотрел, потом собирал все папки со стола и уходил в какую-нибудь другую комнату, где работа шла уже проще.

В доме опять начинала кипеть жизнь. Из руин поднималось молодое существо, потери уходили на второй план, настоящее опять было важнее прошлого и будущего. Эрик ощущал себя в стороне от этого, взращивая внутри очередную поглощающую темную пустоту, черную дыру, абсолютную тишину. Мир существовал отдельно: личное магнитное поле закрывало его, без изменений несло по реке времени, отторгая любое воздействие из внешней среды.

Дни шли за днями.

Ночи за ночами.

Эрик просыпался в комнате Чарльза, он пытался жить жизнью Чарльза, но что он знал о тех трех годах, когда был в тюрьме?

План Чарльза выполнялся прекрасно без чьего-либо осознанного участия — все было продуманно даже в тех местах, где стояло невнятное «что-нибудь против», «какое-то новое оружие», «туз в рукаве». Мир крутился, жил ярко. Школа — как часть большого мира. Эрик ощущал себя в его центре, в самом сердце событий, «оке бури», где ничего не происходит.

Он жил в постоянном ожидании. Ожидание оправдалось.

Эрик первый узнал, когда Чарльз очнулся. В момент, когда доктор Стрэндж выглянул из палаты, чтобы попросить кого-нибудь из детей позвать Эрика, он уже находился у двери, переводя дыхание после бега. Не показалось. Сеть, постоянно окутывающая разум, крепкая связь, не пропадающая даже через долгое время, помогающая уснуть по ночам; она давала надежду, что Чарльз очнется, опять откроет глаза и... может быть... а еще... Мысли уходили далеко, самому Эрику такие мечты казались глупыми и наивными, но некому было его осуждать.

Жизнь Эрика состояла из сплошных бумаг, которые можно было бы легко сжечь в камине, из неосязаемых мыслей, из бесконечного ожидания. Когда он стал таким? Раньше совершенно точно все было по-другому. Разучился жить без Чарльза? Полностью пропитался им, слился с ним, образуя смесь, в равной степени отдающую тем и другим, но уже не имеющую определенного перевеса. Виски с колой.

Без личности, без собственности, без себя.

В тюрьме он привык ждать.

Хотя он мог бы теперь что-то делать, но все происходило само, заранее подготовленный механизм выполнял свою работу без сбоев, оставляя полную свободу действий и бесконечное время, наполненное ожиданиями, мечтами, надеждами, ожиданиями, ожиданиями...

— Ты не смог их спасти, — жестко сказал Чарльз.

Эрик замер перед дверью, прислушался, не решаясь зайти.

— Они все равно были обречены, — более высоким голосом ответил сам себе Чарльз.

— Ты не виноват.

— Каждый отвечает сам за себя.

— Ты повел их за собой.

— Ты ничего им не обещал.

— Каждый верил тебе, но ты подвел их.

Эрик распахнул дверь и остановился, не зная, что говорить.

— Забери зеркала, — севшим голосом попросил Чарльз через несколько секунд молчания.

— Хорошо, — Эрик кивнул.

Сбитое дыхание восстанавливалось, он подошел ближе и сел на край кровати, обняв Чарльза за плечи. Одна из гостевых комнат, временно выполняющая роль больничной палаты, отзывалась белой выглаженной простыней, запахом лекарств, въевшимся даже в волосы Чарльза, светлыми цветами и стерильной, пустой чистотой.

Чарльз завозился, Эрик отпустил его плечи и взял за руку.

— Лежи. Тебе нельзя много двигаться.

***

Ночью все казалось совсем иным. Эрик не верил в мистику, он всегда был уверен, что любое явление можно объяснить с научной точки зрения, а для всего, что не поддается хоть какой-то определенной логике, просто недостаточно данных. Объяснение есть для чтения мыслей и управления металлом. Для девушки, которая становится алмазом, для заживающих на глазах ран, для невероятной скорости. Все, что встретилось и еще встретится на пути человечества, имеет под собой научное основание.

Но на подсознательном уровне человек видит в ночной темноте что-то, чего нет в дневное время. На каком языке можно говорить под звездами? Нет-нет, не на французском. На немецком? Эрик не любил этот язык, испытывал к нему неконтролируемое отвращение и чувствовал в нем только жесткость. Тогда английский?

Стоя ночью на балконе, Эрик смотрел в небо.

Сколько звезд во вселенной? Сколько планет вращается вокруг этих горящих шаров? Звезды, в миллиарды раз большие, чем Земля. Все эти мысли про смысл жизни каждого отдельного человека, всего человечества, власти над этим миром, который в сущности всего лишь... Даже если смотреть в определенном направлении, нельзя увидеть всех звезд, расположенных в той стороне. Некоторые звезды видно только при определенных обстоятельствах, они показываются, например, при инфракрасном свете. Как некоторые черты характера проявляются в разных жизненных ситуациях. Или не проявляются вообще, даже если они были, есть, затаились...

Мысли эти, бессмысленные, неприятные, сменились другими.

Эрик вспомнил, как в детстве играл в футбол с соседскими детьми.

«Ну и куда ты запнул этот мяч?! — кричал Гилберт, он был среднего роста, но зато со светлыми волосами и голубыми глазами. — Вот теперь сам иди и вытаскивай его».

Рыжие близнецы, Руфус и Ада, садились на сваленное дерево, служившее детям скамейкой, готовились ждать, пока Эрик достанет с крыши чужого сарая мяч. Девчушка — как же ее? Мила? Или это другая, а та была Кармит? — предлагала пока поиграть во что-нибудь другое. Якоб ее все время во всем поддерживал, он влюбился в нее без памяти еще в начале того лета, таскал цветы, дарил цветные карточки, камушки, конфеты из дома, даже научился играть в «резиночку», хотя как раз это старался не афишировать. С Эриком он был не то чтобы дружен, но больше некому было рассказать обо всех своих переживаниях, да и жили они прямо в соседних домах. У Якоба еще был шустрый и веселый младший брат, его раньше загоняли домой, но он высовывался из окна детской, наблюдая, и иногда кричал что-нибудь с высоты второго этажа.

Эрик помнил, как полез по старому забору на крышу, сломал гнилую доску, ободрал колено, нашумел, но ворчливая соседка из дома не вышла. Скинув мяч вниз и попав в Гилберта, Эрик долго стоял наверху, дожидаясь, пока тот остынет.

После войны из них всех выжило только немецкое отродье Гилберт и Ада. Летом сорок восьмого он встретил ее в Берлине. Она вытянулась, стала красивой, стройной девушкой с кудрявыми рыжими волосами. Сарафан открывал веснушчатые плечи. Ада была одна. Они полчаса просидели в небольшом кафе на террасе перед ее рейсом в Париж. Он не спрашивал, что ей пришлось сделать, чтобы выжить.

— Эрик?..

Со стороны кровати послышался шорох, Чарльз зевнул и медленно сел. Сощурившись на яркий лунный свет, он посмотрел на балкон.

— Не могу уснуть, — сказал Эрик.

Вернувшись в спальню, он прикрыл балконную дверь, не запирая ее полностью, залез в постель, обнимая Чарльза. Без него Чарльз просыпался по ночам. Без Чарльза Эрик долго не мог уснуть. Они были одним целым, эта связь была им необходима, и они цеплялись друг за друга в полной уверенности, что поодиночке у них не получится. Может, и получилось бы. Но не было никакого желания это проверять.

***

Огонь из камина бросал отблески на шахматную доску, на высокие резные фигуры, на старое отполированное дерево, свет веселыми пятнами ложился на мягкий ковер, задевал плед на коленях Чарльза, солнечными зайчиками выходил из бокалов с яблочным соком. Чарльзу нельзя было алкоголь, Эрик тоже терпел. Но выглядело, если не знать, презентабельно. Свет от пламени высвечивал игру и людей в креслах, но оставлял вокруг них тени, ютившиеся в углах.

— Я не видел Крида через Церебро из-за шлема. Шлем остался от Шоу, про него мне рассказывала Эмма. В тюрьме его заставили снять шлем, но теперь мне абсолютно не нужно следить за ним, — Чарльз передвинул слона, проходя по диагонали по белым клеткам. — Корнелиус тоже в тюрьме. И тоже беззащитен перед телепатией.

— Совсем не хочешь узнать, что может придумать такой мозг в заточении?

— Я бы предпочел забыть все, что он уже успел придумать на воле. Того, что я проследил за уничтожением оружия против мутантов, всех чертежей и формул... этого недостаточно. Я все еще боюсь, что некоторые вещи могли сохраниться. И кто-то может захотеть опять использовать их по назначению.

Чарльз откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Эрик эти несколько секунд молчания думал над ходом.

— Хэнк во время исследований вакцины рассказывал мне о своих новых открытиях. Представь, что твоя способность — грецкий орех. У ореха есть скорлупа. Она придает способности определенную материальную, осязаемую форму — мутировавший ген в организме. Вакцина действует как, например, шоколад. Она обволакивает всю скорлупку, забиваясь в каждую трещинку, и так застывает. Слой, который покрывает скорлупу ореха, мешает использовать способность, сквозь него она просто не пробивается. Но со временем этот слой начинает трескаться, шоколад осыпается сам, и чем чаще и больше используешь способность в этот период, тем быстрее сходит действие вакцины. Как только меня выпускали из здания тюрьмы, я начинал пытаться дотянуться до тебя с помощью телепатии и не прекращал до самого приезда в Вестчестер. Иногда, если Хэнк хотел сравнить, я, наоборот, не использовал способность, пытался вообще о ней забыть и позволял ей развиваться самостоятельно. И результаты действительно были разные. На основе своих догадок Хэнк создал лекарство, которое окутывало скорлупу ореха первым слоем, мешающим сделать это второму. Через первый слой способности пробиться вполне реально, хотя это заставляет тратить гораздо больше энергии. А еще от него сложнее избавиться, он как... как масло.

— Поэтому Хэнк не ввел это Логану? — Эрик постучал пальцами по краю стакана — Из-за продолжительного воздействия неопределенной силы?

— Мы вообще не были уверены в том, как она могла на него подействовать.

— Теперь уже не важно, — Эрик помолчал, передвинул ладью, направляя ее по краю доски. — Мы сделали очередной шаг к новому миру. Перешагнули еще одно препятствие, стали ближе к светлому будущему для мутантов.

— А было ли нам это нужно?

— Чарльз?

— Мы мутанты и сражаемся за мутантов. Есть ли у нас другой выбор? Мы двигаем эволюцию вперед, хотим этого или нет. Если бы мы были людьми, то сражались бы за людей. Это в первую очередь битва за самих себя, не за вид и не какое-то общество... За себя. И так выпало, что мы те, кто мы есть.

— Мы мутанты. Следующая ступень эволюции. Со временем мы сместим людей с их позиций, положим конец их правлению. Мы новый вид, мы сильнее людей, мы выше них, мы...

— Мы еще хуже их.

Дата добавления: 2015-08-10