Невинное похищение

Бракосочетание в Шантильи не остудило любви короля, совсем наоборот. Конде отнюдь не повел себя {550} как снисходительный супруг, но и не проявил себя как супруг действующий. Однажды король в гневе назвал его педерастом, а принцесса позже в Брюсселе заявила, что брак ее не был осуществлен и что муж вызывает у нее отвращение. Но это всего лишь слова. Достоверно известно, что почтительные знаки внимания короля ей польстили, и переписка между ними завязалась еще до свадьбы. Тон писем нежный, с многословными куртуазностями, заимствованными из «Астреи», и намеками, которые трудно понять из-за употребляемого ими шифра. Принцесса иногда величается Дульсинеей — доказательство того, что Генрих IV читал «Дон Кихота». «Бесценное мое светило, — пишет Шарлотта королю 8 июня, — сожгите это письмо, сообщите о том, что вы это сделали, и любите ту, которая вас обожает».

Муж знал о своем несчастье, но его окружали родственники, которые заботились больше о том, чтобы угодить королю, чем об уважении к супружеским узам. Жизнь при дворе стала для него невыносимой. Особенно тяжелым было пребывание в июле в Фонтенбло, так как волокитство короля выглядело слишком откровенно. 12 июня произошла бурная сцена. Выслушав требование вести себя более покладисто, принц заупрямился и назвал короля тираном. Озадаченный таким неожиданным сопротивлением, Генрих заговорил отеческим тоном: «Я говорил с вами, как отец, как король, как ваш суверен и благодетель, и надеялся на вашу благодарность». В тот же день его гнев прорвался в письме к Сюлли: «Друг мой, принц здесь, и он совершенно несносен. Вы бы пришли в ярость, если б услышали, что он говорит обо мне. В конце концов мое терпение лопнет». Далее он просит {551} министра приостановить выплату племяннику пенсии, чтобы научить его повиноваться. Коннетабль, тоже извещенный в тот же день, устроил нагоняй своему зятю.

Конде был одержим только одной мыслью: увезти жену. 17 июня он уехал вместе с ней из Фонтенбло в свой замок Валлери в Бургундии, но 28 июня им пришлось вернуться на свадьбу Цезаря Вандомского. Король предстал на свадьбе во всем своем великолепии. «Он появился на церемонии, усыпанный драгоценными камнями, — пишет Малерб, — и очень хорошо выглядел». 4 и 12 июля состоялись конные состязания с кольцами. Ради своей прекрасной дамы король усердствовал не щадя сил. «Король чувствует себя хорошо и на глазах молодеет. Он говорит только о скачках с кольцами, на которых он осрамил весь двор». После положенных церемоний чета Конде вернулась в Валлери.

9 августа Генрих поселился в Монсо и во время охоты подъезжал близко к замку. 23 сентября Конде укрылся в Мюре, но Генрих вновь обрел свой пыл времен Габриели. 3 ноября Конде устроил охоту в аббатстве Бретей в Пикардии, и его друзья, губернатор Амьена де Триньи и его жена, оставили в своем замке молодую принцессу и ее свекровь. Узнав об этом, король выехал с сыном Цезарем и группой дворян с наклеенными фальшивыми бородами. Все они имели столь бандитский вид, что власти послали прево арестовать разбойников. Как только достойный служака понял свою ошибку, король углубился в лес, переодетый в ливрею королевского егеря, с пластырем на глазу и двумя борзыми на поводке. Расположившись на перекрестке дорог, он видел, как {552} проезжает карета принцесс. Шарлотта его узнала, но ничего не сказала свекрови. Через час она из окна замка увидела короля, посылающего ей воздушные поцелуи из соседнего окна. «Боже мой, мадам, так король здесь?» — спросила она хозяйку замка. Шарлотта повествовала об этой сцене даже сорок лет спустя. На этот раз ее волнение не ускользнуло от вдовствующей принцессы, и когда король появился, его вежливо выпроводили. Извещенный матерью, Конде решил со всем этим покончить. Заручившись поддержкой герцога Бульонского, зятя принца Оранского, он выяснил, что за границей его охотно примут. 29 ноября он решился. Чувствительные дамы назвали это «невинным похищением»: муж похитил свою жену. Они покинули Мюре и поскакали окольными путями на Север, причем принцесса не знала о конечном месте назначения. Через несколько дней они прибыли в Брюссель. Бегство Конде нанесло королю удар, от которого он не оправится. Когда ему сообщили об этом, он играл в карты в своем кабинете: «Бассомпьер, друг мой, я погиб. Этот человек увез свою жену в лес, и я не знаю, с какой целью, или чтобы ее убить, или чтобы вывезти из Франции». «Я еще никогда не видел короля в такой растерянности и тревоге», — добавляет Бассомпьер. Вызванным к королю министрам было предложено высказать мнение, какое решение следует принять по поводу случая, который, казалось, не имеет никакого отношения к европейской дипломатии. Однако это любовное дело было также и государственным, так как принц крови не имел права покидать пределы Франции без разрешения короля, а с другой стороны, отношения Франции с брюссельскими герцогами были столь {553} скверными, что укрыться у них — значило быть заодно с врагами. Следовало также опасаться, что испанцы, завладев возможным претендентом на французский трон, будут подстрекать его объявить недействительным брак короля с флорентийкой, а дофина — незаконнорожденным. Появившиеся первыми министры посоветовали принять решительные меры: написать послам, попытаться догнать беглецов, угрожать загранице. Сюлли, который пришел последним, не согласился: нужно было послушать его и заключить Конде в Бастилию, теперь же ничего предпринимать не следует.

Гвардейский капитан де Прален, получивший приказ догнать беглецов, был послан дальше в Брюссель, чтобы пригрозить эрцгерцогу жесткими мерами. Но ничто не помогло. Принцесса Конде поселилась у принца Оранского во дворце Нассау, тогда как ее муж отправился в Кельн. Когда в конце декабря он вернулся в Брюссель, герцог по просьбе испанского посла разрешил ему остаться. {554}

Дата добавления: 2015-08-02