Читайте также: |
|
24 сентября видел Шамиля, которого везут в Петербург99 и который остановился в гостинице «Дрезден». Это плечистый высокого роста мужчина. Волоса у него почти красные, глаза проницательные, лицо умное. По костюму и по лицу мне он казался не воином, а духовным лицом, тем более что глаза его напоминали мне митрополита Филарета.
Читаю и перечитываю «Обломова» Гончарова100. Нахожу, что Александр Петрович очень похож на Обломова. Интересный роман, будит к полезной жизни, стряхивает сон с души и тела и поднимает и несет в какую-то другую сферу. Вспоминая прочитанное, я повторял слова: «теперь или никогда», думал, что надо работать теперь, а то будет поздно, рвался куда-то и... упирался лбом в стену господского двора, где я был немного выше простого лакея и пользовался большою свободою только по доброте барыни. «Будет воля, и тогда выбивайся на дорогу», — говорил я себе. А на какую дорогу? Что я знаю и на что я способен? Могу быть только официантом и служить у тех же господ, с которыми я так сжился и которых считаю родными.
Встречал Новый год (1860) в купеческом клубе, где прислуживал. Господи, как много выпили господа вина. Один офицер, князь Мещерский, который угощал актрис, заплатил за 32 бутылки по 5 рублей. Конечно, бутылок пять ему приписали лишних.
Приезжал в конце января к барыне из доставшейся по наследству от Демидова вотчины крестьянин Карнин просить разрешения ему выдать дочь свою замуж за крестьянина чужой вотчины. Петр Львович Демидов в таких случаях, давая разрешение, ничего за это не брал, барыня же взяла 100 рублей. В феврале барыня передала ярославскую пустошь за 500 рублей купцу, который хочет устроить там паточный завод. Я не вытерпел и сказал барыне, что крестьянам эта пустошь нужна, они очень хотели купить ее и давали уже 400 рублей.
- Что же я должна была подарить им 100 рублей? Это слишком много, — ответила она.
- Но крестьяне ведь ваши, а купец чужой. Возможно было бы эти 100 рублей возвратить, наложив на них оброк по 1 рублю на душу.
- Охота мне еще возиться с ними. К тому же я у тебя об этом не спрашивала и в советах не нуждаюсь.
Я молча ушел. Вот тебе и доброта.
Читаю о жизни Байрона101. Характер и личность его мне не понравились. Во всех его действиях проявляется что-то демоническое. Навел на меня тоску. Читал статью Толстого о дворовых людях. Пишет, что господа с каждым поколением видоизменяются, а дворовые должны быть неизменного типа102. Хотел было написать ему по поводу этой статьи, думал целый вечер; но помешали — ничего не написал.
Читал Аксакова103 и затем Искандера «Полярную звезду»104, которая издается в Лондоне и которую можно достать у студентов.
Барыня купила дом у Спиридонова за 18 500 рублей. Очень много работы по перевозке вещей и устройству в новом доме.
В новом доме нас обновили. В окно залез ночью вор и обокрал. Барыня ходит недовольная. И по устройству дома много трат и много разных вопросов по вотчинам. Являлись старосты с планами, с которыми ведут переговоры предводители дворянства. На меня напало религиозное настроение. Я сижу один в комнате и смотрю на картину, изображающую старца Серафима, выходящего из келии и дающего кусок хлеба медведю. Хотелось бы убежать в пустыню, молиться Богу и быть свободным от господ и от всех людей и от страстей.
98 Стуколка и трынка — азартные карточные игры.
99 Шамиль сдался в плен 26 августа 1859 г. на почетных условиях и был поселен
с семьей в Калуге.
100 Роман И.А. Гончарова «Обломов» был опубликован в № 1—4 журнала «Отечественные записки» за 1859 г. и в том же году вышел в Петербурге отдельным изданием.
101 В журнале «Современник» (1850. № 1, 3—7) была напечатана большая работа П. И. Редкина «Жорж Гордон Байрон».
102 Очевидно, имеется в виду рассказ Л.H. Толстого «Три смерти», напечатанный впервые в № 1 «Библиотеки для чтения» за 1859 г.
103 Имеется в виду, очевидно, книга Сергея Тимофеевича Аксакова (1791—1859) «Разные сочинения» (М., 1858).
104 Искандер — псевдоним А.И. Герцена. Литературный и общественно-политический сборник вольной русской типографии «Полярная звезда» он издавал вместе с Н. П. Огаревым в Лондоне и Женеве в 1855—1868 гг.
XIII
Татьянин день. — Речь Погодина. — Сбор в пользу недостаточных студентов. — Толки о реформах. — Объявление манифеста об освобождении крестьян. — Рассуждения по поводу освобождения. — Грубый разговор с барыней. — Погодин. — Приветственная речь Государю. — Уход от барыни. — Студенческие беспорядки.
12 января 1861 года, в день Татьяны и основания Московского университета, я в качестве официанта прислуживал на обеде в Благородном собрании. Когда стол был накрыт, распорядились положить на некоторые стулья длинные белые листы. Я посмотрел и увидел, что на них написаны имена М.П. Погодина, Дмитриева, Назарова, Кетчера105 и др. В три часа дня начался съезд. После закуски сели обедать. После первого блюда подали шампанское. М.П. Погодин взял бокал, встал и произнес речь. Я забыл свое дело и превратился весь в слух и внимание. Помню, Погодин начал свою речь так: «Почтенное общество, собравшееся ныне сюда, предложило мне сказать слово. Признаюсь, что я не помню, чтобы я когда-нибудь так затруднялся в выборе слов для выражения моей мысли». Затем он начал говорить о деятельности Государя Императора, о разных преобразованиях и о решении его освободить крестьян из крепостной зависимости. Окончил он так: «Вот у меня в руках стихи нашего вещего поэта Пушкина, стихи, которые сорок лет лежали под спудом и которые теперь мы имеем полное право вскрыть:
Увижу ль, о друзья, народ неугнетенный
И рабство, павшее по манию царя.
И над отечеством свободы просвещенной
Взойдет ли наконец прекрасная заря106.
Заря восходит, милостивые государи, несмотря на облака, порою пробегающие по горизонту, но это неизбежно во всякое переходное время. Заря восходит. Поднимем же дружно наши бокалы за здравие того, который с такой энергией трудился на поприще благотворных реформ. За здравие благочестивейшего нашего Государя Императора Александра Николаевича. Ура!»
Громкое «ура» огласило залу. Грянула музыка. Потом говорили Дмитриев и Назаров. Профессор Бабст107 говорил о взаимной связи между всеми русскими университетами, прочитал телеграммы, присланные другими университетами, и поднял бокал за процветание науки во всех русских университетах. После обеда Кашевский сыграл на рояле русскую симфонию.
Под впечатлением чудной, чарующей музыки, под влиянием речей я чувствовал себя другим человеком. Мне казалось, что я расту, увеличиваюсь. Я дрожал, по жилам пробегал огонь. Я как-то поумнел, просветлел, перед моими глазами открывался какой-то широкий светлый горизонт. Мои мысли, моя душа сливались со всеми одними и теми же желаниями и надеждами... Вдруг неожиданный толчок в бок сбросил меня с неба на землю и заставил вспомнить, что я не студент, а официант. Меня толкнул Кузьмич и сказал: «Собирай серебро и проверь. Да смотри, чтобы кто не украл двух бутылок шампанского, которые я стащил и спрятал за бюст».
В это время кто-то предложил собрать лепту в пользу бедных студентов. Один из присутствующих стал обходить всех с подносом, и в пять минут собрано до трех тысяч рублей.
Погодин, хромая, подошел к столу, взобрался на него и громко сказал: «Почтенные жертвователи, благодарю вас от лица жаждущих просвещения бедняков. Благодарю добрых людей, так сочувственно откликающихся на всякую благую мысль». Толпа, окружавшая стол, кричала «ура».
2 февраля прислуживал на обеде у Н.А. Усова. Гостей было 45 человек. Много спорили и кричали по поводу новых реформ. Одни хвалили, другие хулили.
- Законы попираются, — говорил один старичок. — Нам Екатерина дала права. Павел и другие цари подтвердили...
- Не нужно забывать, что это требует время, история, — начал было возражать ему офицер в очках, но ему не дал говорить старичок, закричав:
- Это одни фразы. Говорить так, как вы говорите, могут только те, которым терять нечего.
Говорят только о крестьянах. Следовательно, 19 февраля, вероятно, принесет нам что-нибудь новое. 11 февраля барыня по совету служащего при губернаторе, П.А. Артемьева, дала вольную Ваське-лакею, Ваньке-повару и предложила и мне. Я ответил, что как ей будет угодно. С одной стороны, я и так пользуюсь свободой, а с другой — боюсь, как бы не произошло перемен и не достался бы я кому другому. 14 февраля барыня позвала меня в кабинет и, подавая лежавшую на столе бумагу, сказала: «Вот я тебе даю вольную. Ее нужно засвидетельствовать. Сходи к князю Шаховскому и Ефремову, которые засвидетельствуют мою руку, а потом предъяви бумагу в гражданскую палату. Там утвердят, и ты будешь вольный. Если хочешь служить у меня, живи». Я поблагодарил, взял бумагу и отправился хлопотать. Я очень смущен, точно потерял что-нибудь. Сегодня 19 февраля, но ничего особенного нет. На днях от имени губернатора было объявлено, что 19 февраля объявления об освобождении крестьян и дворовых не последует и что будет объявлено и когда именно, неизвестно. Сегодня же в «Московских ведомостях» напечатано, что вопрос об устройстве крестьян заканчивается и во время поста будет приведен в исполнение. Будь что будет. Я же получил уже из гражданской палаты вольную и сегодня спрыснул ее с знакомыми в Барсовой гостинице. 23 февраля был в трактире. Там слышал разговоры, что манифест об освобождении крестьян 19 февраля не объявлен до сих пор из боязни, что народ по случаю Масленицы разбежится, перепьется, станет бунтовать и разграбит господ. Губернатор вытребовал казаков, и войскам велено быть готовыми к тревоге.
Итак, объявление манифеста приостановили. Меня это очень удивило и оскорбило. Я знаю и по самому себе и сужу по своим товарищам и убежден, что ни один человек из дворовых не уйдет без спроса даже за ворота и не станет грубить. Я долго читал и перечитывал книжку Славина о том, как должны встретить свободу крепостные дворовые люди108. Решил написать статью, в которой думаю высказаться от имени дворовых. Стал писать и в конце статьи поместил четверостишие:
Но, отрешившись от оков, Предстанет в образе ином, Не будет гостем кабаков И распрощается с вином.
28 февраля отнес статью в редакцию «Московских ведомостей». Там только потребовали написать фамилию и адрес и взяли статью, не читая.
М.В. Сущева рассказывала барыне за обедом, что дворовый Алексей не берет вольной, потому что ему некуда деваться с семьей.
5 марта, воскресенье. Конец Масленой. День знаменательный. Сегодня объявлен Высочайший манифест, подписанный Государем 19 февраля. Утром, когда я подавал самовар господам, разносчик принес «Московские ведомости». Из девичьей выглянула Клавдия и позвала меня. «Прочитайте скорее, — сказала она, указывая на газету. — Говорят, есть объявление о воле». Я развернул газету и увидел манифест. К газете был приложен и отдельно отпечатанный экземпляр манифеста. Я торопливо и тихонько прочитал девушкам манифест и затем, молча подав газету господам, вышел в девичью. Сейчас же вошел туда Александр Петрович и поздравил нас с волею. Когда я убирал со стола, Марья Александровна спросила меня, радуются ли люди. Я ответил, что они удивлены и поражены неожиданностью. Она же попросила меня растолковать хорошенько им, чтобы они не напились. В 10 часов утра я пошел в квартал взять «Положение» о крестьянах, которое, как было объявлено в газете, продавалось по 1 рублю за экземпляр. Дорогою зашел в Вознесенскую церковь, которая была полна народа. В квартале была давка и говор. В толпе рассказывали, что манифест и «Положение» о крестьянах были привезены экстренным поездом. Газеты печатали всю ночь, чтобы поспеть приложить экземпляры манифеста. Полиция должна была наклеить объявления на всех видных местах к 6 часам утра. Кабаки велело было не открывать до 1 часа дня. Войска были в сборе. Возвращаясь с купленною в зеленой обложке книгою домой, я встретил человек 12 солдат с ружьями. Это был один из патрулей, которые расхаживали по всем улицам. В это время раздался трезвон, и народ повалил в церкви слушать чтение манифеста. Я очень пожалел, что не мог пойти, потому что, по приказанию барыни, должен был поскорее принести домой «Положение». Барыни я дома не застал. Она ушла в церковь с девушкой. Остальные же все дворовые были дома. Я стал им читать манифест и объяснять. Читал я с чувством, и когда прочитал заключительные слова: «Осени себя крестным знамением, православный народ, и призови с Нами Божие благословение на твой свободный труд, залог твоего домашнего благополучия и блага общественного», все перекрестились. У многих были на глазах слезы. Авдюшка шепотом спросил меня, можно ли ему теперь попроситься идти погулять. Ванька, 23-летний парень, заметил, что теперь, вероятно, ему позволят жениться. На мой вопрос, почему он думает о женитьбе, он ответил, что ему некому починить и выстирать рубахи. Вечером пришел в гости Митусов в сопровождении лакея. Барыня спросила у него, почему он пришел с конвоем. Он ответил, что для безопасности нанял двух лакеев, так как ждет бунта. Барыня стала смеяться.
— Не смейтесь, — сказал он. — Увидите, что это была не лишняя предосторожность. Я в деревню, куда собираюсь ехать завтра, отправил две пушки и мушкетера. Пушки велел поставить у крыльца, а мушкетер с ружьем будет стоять у ворот.
6 марта ходил в рынок и слышал много рассказов о том, как некоторые господа проводили вчерашний день. Старушки Дурновы велели закрыть все ставни и, запершись, сидели целый день дома, разговаривая со служанками и дворецким Осипычем о милостях и благодеяниях, которые были оказываемы ими и их родителями дворовым. Время от времени они посылали Осипыча послушать, что делается на улице. Исполняя приказание, Осипыч уходил, слушал и докладывал, что по улицам одни только пьяные ездят на извозчиках с гармониями и горланят. Многие господа приглашали к себе нарочно гостей для безопасности. В то же время говорили, что вчера в Подновинском было меньше обыкновенного народа и пьяных. Так оно и должно было быть, так как теперь каждый должен заботиться о себе. Заходили нарочно к Нивинским узнать о поваре, который когда-то похвалялся при освобождении нагрубить господам. Оказалось, что он был смирнее остальных дворовых, молился и плакал.
11 марта в № 56 «Московских ведомостей» напечатали мою статью с указанием редактора на то, что это отклик грамотных крепостных людей. Напечатали почти без изменений109. Читая, я весь горел, волновался и чувствовал полное удовлетворение самолюбия. Я убеждал себя, что я исполнил свой долг и долг своих собратьев, высказав печатно благодарность и давая обещание жить порядочно и прилично. В то же время я очень сомневался в том, чтобы другие ясно понимали значение освобождения и чтобы могли разумно воспользоваться им, так как не имели личной воли и не умели пользоваться свободой.
23 марта Василий и Ванюшка стали просить о прибавке жалованья. Барыня растревожилась, отказала в прибавке, велела уволить Ванюшку и спросила у меня, довольно ли мне получаемых 7 рублей. Я ответил, что вполне доволен, так как раньше думал и без жалованья остаться у ней служить.
30 марта читал статью Погодина, в которой он простым ясным языком горячо призывает народ в знак благодарности к Царю за его великие и благотворные реформы принести посильную лепту на построение храма...110 Кто бы из нас отказался принести свою лепту? Но нести ее надо в комитет при Чудовом монастыре. Кто из простого люда решится идти в комитет, находящийся под предводительством митрополита, с такою лептою? Гривенник сейчас же бы дал. Меньше как с рублем идти неловко, прогонят, пожалуй. А собирают только там, в одном месте. По этому поводу я сегодня рассуждал с несколькими своими знакомыми. Все были одного и того же мнения, что нужно бы было установить 10-копеечный сбор при волостных правлениях и при ремесленных и мещанских управах. Если бы сбор этот установить обязательным, образовалась бы такая сумма, на которую возможно бы было устроить благотворительный дом Александра II и при нем храм во имя Александра Невского и больницу. Из запасного капитала возможно было бы выдавать ссуды, в размере 3 рублей, приходящим в Москву крестьянам на заработки впредь до приискания работы.
- Прежде всего, — сказал знакомый Артемий, — необходимо устроить ночлежный дом. Я помню, как я, явившись в первый раз в Москву, долго бродил по ней и не мог найти пристанища, где бы мог обогреться и переночевать. Я готов на это дело пожертвовать свои последние 30 копеек.
Мы засмеялись такому крупному пожертвованию.
- Не смейтесь, — сказал Иван Трофимов. — Иногда и 15 копеек могут устроить судьбу человека. Я был без места в течение трех месяцев. Сбережения прожил и стал уже закладывать платье. Случайно встречаюсь на бульваре с знакомым дворецким Безобразова и кланяюсь. Он поздоровался со мной и, извинившись, что не может угостить меня чаем, так как торопится домой, сунул мне 15 копеек. Я уже давно чаю не пил и поэтому сейчас же пошел в трактир «Венецию» и заказал себе порцию. Вдруг входит буфетчик Богданова. Я пригласил его и угостил чаем. Разговаривая, я между прочим сказал, что я без места. Он ответил, что его барин ищет выездного лакея, и предложил рекомендовать меня. На следующий же день я был уже на месте, на котором живу до сих пор и на котором я и деньгу нажил. Вот что значит 15 копеек.
В конце концов решили собрать 5 рублей и отослать в комитет.
24 апреля дворовый Павлыч, лежавший в злой чахотке, скончался. Перед смертью он указал мне, какие вещи кому отдать. Сюртук он просил отдать Костину с тем, чтобы он дал денег на похороны. После его похорон барыня приказала отдать сюртук покойного вольнонаемному лакею Ивану. Узнав об этом, я доложил, что Костин дает за сюртук 8 рублей и что, если она желает, можно отдать Ивану эти 8 рублей, так как и он давал деньги на похороны. Барыня вспылила и сказала: «Я хочу отдать сюртук, а не деньги». На мое замечание, что сюртук собственность покойного и что он распорядился отдать его Костину, барыня стала кричать: «Да, вы теперь вольные, имеете права. Смеете рассуждать... не слушаться, грубить», — и стала плакать. Через несколько времени ко мне в комнату вошли Артемьев и Демидов, стали говорить, что я не смел грубить барыне, и наступать на меня. Я указал на толстую палку и сказал: «Не заставьте меня взяться за это грубое орудие». — «Вы грубо оскорбили Марью Александровну», — сказал Демидов, уходя с Артемьевым из комнаты. «Вы не слышали моих слов и, следовательно, врете, г[осподин] Демидов», — ответил я и захлопнул за ними дверь. Может быть, я не прав, но я желал исполнить волю покойного.
1 мая была свадьба Александра Петровича Глушкова и Анны Петровны Племянниковой. Преподнес им стихи, за которые получил 5 рублей. Сознаюсь, что стихи были плохи и не стоили ни копейки.
В мае же был у редактора «Московских ведомостей» В.Ф. Корша111, которому объяснил о желании бывших дворовых людей увековечить память об освобождении постройкой дома благотворительности.
- Если М.П. Погодин указывает на построение храма, — сказал редактор, — то, несомненно, он руководствуется общим понятием массы простого люда, всегда имеющего обыкновение созидать в память чего-либо монастыри, храмы, часовни. Я не могу не сочувствовать вашему желанию возвести вместо храма дом благотворительности. Вы напишите статью по этому поводу и выразите в ней, что это желание многих. Я с удовольствием дам ей место. Это будет своевременно и хорошо. Итак, напишите, а я сделаю комментарии, — добавил, прощаясь, Корш.
Я стал обдумывать статью, но в это время узнал, что ожидается в Москву приезд Государя. Я бросил статью и стал писать приветственную речь. Долго я писал ее, закончил стихами и на следующий день понес показать ее Погодину. Подойдя к крыльцу дома Погодина, я нерешительно и, как казалось мне, с благоговением позвонил. Отворившая двери горничная провела меня в кабинет. Разглядывая старинную мебель, картины, бюсты, громадные шкапы с множеством книг, которыми переполнены были и столы, я вспомнил, что в этом кабинете бывали Пушкин, Гоголь, Аксаков, Белинский и другие, и мне стало чудиться их таинственное присутствие. В это время послышалось движение в соседней комнате. Ко мне в халате и туфлях вышел Погодин и спросил, что мне нужно. Я объяснил, что я бывший дворовый человек и пришел просить совета, каким образом выразить Государю благодарность от класса дворовых людей за дарованное освобождение.
- Это очень хорошо и будет кстати, — сказал Погодин, — потому что Государь огорчен печальными недоразумениями при исполнении Высочайшего манифеста. Народ в своем невежестве не понял царской милости, и поэтому во многих местах произошли печальные недоразумения. Образуйте артель дворовых и поднесите Государю хлеб-соль. Многие крестьянские общества готовятся это сделать. Сейчас у меня был фабрикант Алексеев. Его фабричные тоже хотят поднести хлеб-соль.
В ответ на это я подал ему составленную мною речь. Погодин пригласил меня сесть и, сам усевшись в кресло, просмотрел мое писанье и сказал:
- Конечно, теперь всякое сердечное, разумное слово приятно будет услать Государю и всем. Вы вот, как грамотный, поняли благодеяние Царя, освободившего миллионы крепостных. Вы лично можете сделать много хорошего в кругу своих товарищей, растолковывая здравомысленно обязанности опушенных на волю. Соберите же товарищей и представьтесь министру двора.
Возвращаясь домой, я все обдумывал совет Погодина. Я понял хорошо, что он для меня неисполним. И сам я никогда не решусь пойти к министру двора, и никто из моих товарищей не осмелится выставить себя представителем от имени всех дворовых людей. Да и на покупку блюда нет.
Через два дня, 18 мая, был высочайший выход в Кремле. Едва Государь вышел на крыльцо Чудова монастыря, как площадь вся огласилась неумолкаемым «ура». Орали все неистово, как сумасшедшие. Я был как пьяный, кричал вместе с другими до хрипоты. Государь, окруженный генералитетом, сошел вниз и сел на серого коня. Я успел-таки подать свою речь в конверте одному из генералов. Очень опасаюсь, что генерал просто бросит ее и не покажет Государю.
19 мая Александр Петрович Глушков предложил мне остаться у него в услужении с жалованьем по 8 рублей в месяц. Я согласился. Следовательно, моя барыня не пожелала больше иметь меня у себя за грубость. Долго плакал...
25 мая получил от М.П. Алексеевой славный выговор за то, что помогал советами дворовому Костину, как освободиться ему от генерала Алексеева и выручить свое платье, которое тот не хотел отдавать.
- Я не думала, — говорила она, — что ты такой способный и в тебе совмещаются так много дарований. Подумайте только, что это за человек. Он в одно и то же время и поэт, и сутяга, и лакей.
В июне месяце был занят хлопотами по поводу постройки дома Александром Петровичем, весь ушел в это дело и поэтому так и не написал статьи, Гуманной мною, о необходимости начать сбор на постройку благотворительного дома. К тому же боюсь, что надо мной станутглумиться.
В июне же барыня Марья Петровна переехала на новую квартиру. Прощаясь, она велела заходить к ней, сказала, что не берет меня с собой потому, что я необходим Александру Петровичу при постройке дома, и дала 25 рублей. Поблагодарив ее со слезами на глазах, я поцеловал у нее руку и После ее ухода написал стихи, в которых вылилось мое настроение.
Я вижу грустно, что теперь
Мне отворилася уж дверь
Из дома, сердцу дорогого,
Куда из края я родного
И от родных был привезен
И там в лакеи возведен,
Где прожил столько лучших лет,
Где погубил свой жизни цвет.
Душой и телом я изношен,
Как кость обглоданная брошен.
Вспомнив, что преосвященный Филофей хотел когда-то взять меня к себе, я написал ему. В августе барин как-то сказал мне, что владыка велел передать, что теперь для меня у него места нет. Вероятно, ему доложили, что я изменился.
В сентябре все газеты были переполнены известиями о происходивших в разных местах беспорядках между крестьянами по поводу наделов. Крестьяне убеждены, и злонамеренные люди поддерживают это убеждение, что царь велел всю помещичью землю отдать им.
3 октября в Московском университете вследствие волнения среди студентов закрыты 2 курса. Студенты ходят по улицам большими группами, спорят и громко жалуются, что им не позволяют обсуждать свои дела.
12 октября студенты громадною толпою двинулись к дому губернатора и запрудили всю площадь. Несмотря на множество полицейских и жандармов, они кричали и безобразничали, ругали полицейских и раскидывали лотки у разносчиков. Вышедший по приказанию губернатора адъютант объявил, что губернатор просит выбрать депутатов, но из толпы никто не вышел. Кричали все сразу. Некоторые требовали разрешения открыть ссудную кассу, другие добивались перемены ректора. Стали слышаться крики: «Конституцию»... Когда на просьбу губернатора разойтись толпа не обратила внимания и, стоя на одном месте, продолжала кричать, жандармы стали надвигаться на нее и теснить. Со стороны студентов в жандармов полетели палки. Тотчас же произошла свалка, и студенты стали разбегаться. Бегущих стал ловить народ и колотить. Арестованных было так много, что части Тверская, Пречистенская и Арбатская были переполнены бунтовщиками. В числе других был арестован и брат Анны Петровны, студент Всеволод Петрович Племянников, смиреннейший раб Божий. Когда еще студенческие волнения только начались, барыня спросила у него, чего студенты хотят.
— А почему я знаю, чего они хотят, — ответил он. — Я ничего не хочу. Они только всем нам объявляют, что поколотят всех, кто от них отстанет.
15 октября явился студент Племянников и рассказал, как его арестовали. Он пошел в университет на лекции и застал там уже шумевших студентов. Выйдя на улицу, он хотел было уйти домой, но толпа увлекла его с собой. Порывался несколько раз выбраться из толпы, но тут уже его не пропускали жандармы и его загнали с другими под арест. Народу арестовано было так много, что большинству пришлось провести ночь во дворе части и спать на голой земле. Он проспал в телеге, продрог и говорил спасибо за то, что дали чаю с хлебом. Утром переписали фамилии и отпустили по домам.
Читал «Беседы о Сократе» Платона, перевод Клеванова112.
Александр Петрович втянулся в игру в лото. При проигрышах бывает угрюм. Если выиграет, приезжает домой часа в 3—4 утра сияющий, привозит на особом извозчике блюд десять кушаний и начинает пировать, лежа в постели. Хотя обыкновенно в таком случае и получает деньги, но после того порядка, который был заведен у его матери, мне эта жизнь не нравится.
105 Дмитриев Михаил Александрович (1796—1866) — критик, поэт, переводчик; Назаров Николай Степанович (1830—1871) — публицист; Кетчер Николай Христофорович (1806—1886) — литератор, переводчик.
106 Неточная цитата из стихотворения А.С. Пушкина «Деревня» (1819).
107 Бабст Иван Кондратьевич (1821 — 1881) — экономист, публицист, профессор Московского университета.
108 Славин — псевдоним писателя и актера Алексея Павловича Протопопова (1814—1867). Имеется в виду его книга «Повествование о том, как крестьяне и крепостные люди должны подготовиться, чтобы достойно встретить предстоящую им свободу. Книжка для всех сословий» (М., 1861).
109 Статья, подписанная «Один из крепостных. Москва. 1861 г.», была опубликована в «Московских ведомостях» 11 марта и предварялась следующей редакционной заметкой: «С особенным удовольствием сообщаем полученный нами отзыв одного из бывших (так еще недавно) крепостных о книге г. Славина "Повествование о том, как должны крестьяне и крепостные люди встречать свободу". Правда, мы не разделяем мнения автора об этой книге, которая могла быть составлена гораздо лучше, дельнее; но дело совсем не в этой книжке, а в том, как откликаются грамотные крестьяне на благородное дело, так великодушно предпринятое Государем. Вот один из этих откликов с некоторыми незначительными поправками». Бобков приветствует книгу Славина и сам манифест об освобождении крестьян от крепостной зависимости, восклицая с воодушевлением: «Что было вещь, то стало говорить!»
110 Имеется в виду статья М.П. Погодина «По поводу крестьянского дела» (Северная пчела. 1861. 28 февраля).
111 Корш Василий Федорович (1828—1863) — историк литературы, публицист журналист, редактор газеты «Московские ведомости» в 1855—1866 гг.
112 Клеванов Александр Семенович (1826—1889) — переводчик древних классиков. Здесь, очевидно, имеется в виду переведенная и изданная им книга «Философские беседы Платона» (М., 1861).
XIV
Рассуждение об освобожденных. — Поездка в Венев. — Мировые посредники. — Вифания. — Ольридж. — Отмена откупа. — Пьянство. — Польская смута. — Колюбакин.
Сегодня, 19 февраля 1862 года, ровно год, как нам предоставлена свобода устраивать жизнь по собственному желанию. Нас не продают уже больше наравне с коровами и овцами, не бреют голов, не режут у девок кос, даже не бьют по щекам. Я пользуюсь свободой и, однако, остаюсь тем же самым лакеем. Все мои товарищи и знакомые тоже продолжают жить на прежних местах. Только те, которым было отказано от места, или вследствие сокращения штата прислуги, или за дурное поведение, изменили свой образ жизни, но далеко не к лучшему. На каждом шагу только и слышишь, что ищут места. Поэтому я стал обдумывать, что не мешало бы устроить контору для нуждающихся в приискании места.
В мае ездил с барыней в Венев113. Это маленький, незначительный городок. От скуки пошел на кладбище. Там прочел на памятниках много курьезных надписей. Некоторые записал. На одном памятнике было написано:
Дата добавления: 2015-07-20; просмотров: 68 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Ф.Д. Бобков. Из записок бывшего крепостного человека 4 страница | | | Ф.Д. Бобков. Из записок бывшего крепостного человека 6 страница |