Жалостливость, сексуальность и жестокость у женщин

Согласно персидской легенде, при сотворении мира в основание женщины были положены "твердость алмаза и сладость меда, жестокость тигра, пылающее великолепие огня и холод снега". Все эти двойственности мы уже встречали в архетипе Божественной Женщины; они лежат в основе очень важной стороны женской психологии — сочетания жалости и жестокости. Еще Ломброзо и Ферреро отмечали, что женщины часто и более жалостливы, и более жестоки, - чем мужчины; если их "спустить с цепи", они необузданны как в любви-состра- дании, так и в совершенно звериной, разрушительной жестокости. В истории эти черты порой обретали коллективные формы — во время революций, самосудов,

1 Ненормальным считается не только контроль за constrictor cuimi, но и за гладкой мускулатурой женских органов, позволяющей интенсифицировать всасывающий автоматизм. Однако у некоторых народов обучение этим приемам считалось неотъемлемой частью эротического обучения женщины — девушку, не научившуюся им, "дисквалифицировали (Hesnard. Manuel de sexologie. cit, р.94-95; H.Ellis. Studies on Man and Women. v.V, p.159-165, Ploss-Baitels. Das Wieb. v.1, p.399, 408). При обучении тантрической половой магии эти приемы считаются очень высоким уровнем, как о том говорится в Hathayogapradipika (III, 42-43, 87-89); у женщин это именуется уош -mudra, то есть умение самой вызывать сжатие yoni с тем, чтобы помешать семяизвержению посредством зажатия linganfa. В этнологии известны народы (см. Ploss-Bartels, v.I, р.408), женщины у которых способны извергать семя обратно после его принятия в себя.

судов Линча.1 Легко, но и пошло объяснять, подобно цитируемым авторам, женскую жалостливость ее материнскими, то есть деметрическими чертами, а жестокость — глубинами женской сексуальности.

Даже в античной классике связь между жестокостью и сексуальностью, черта вакханок и менад, преувеличена. Конечно, она есть (не без отношения к уже упоминавшемуся "всасыванию"), однако только в профани- ческой сексуальности как раз не очень-то и экзальтированной. Жестокость вытекает из женской холодности, воплощенной в архетипах "Девы", Дурги, и вообще yin; поняв это, легко отказаться от поверхностной сексуальной психологии. Просто следует различать две формы gakti в ее афродическом аспекте: внешняя — примитивной "самки" или "простонародно-дионисийской" женщины и внутренняя, более высокая, если конечно, здесь это слово применимо, — двусмысленно-порочная при кажущемся целомудрии. Это — та самая Долорес, которую Суинберн называл "Госпожой Спазмов" и "дочерью Смерти и Приапа" и о которой писал: "С заднего хода проникаю я в свое святилище — это грех или моление? — что с того? — что с того, что этот ритуал несет смерть, о, Госпожа Спазмов? Что с того? Вино, которое я тебе наливаю, — твое, эту последнюю чашу мы выпьем вместе, о жестокая и роскошная Долорес, Госпожа Спазмов..." Скорее всего, это, конечно, чисто умозрительное литературное порождение декадентско- романтических "извращений".2 Гораздо ближе к реальности описанное д'Аннунцио: "Да, сколько же жестокости в глубине ее любви, — думал он. — Сколько в ней всего разрушительного... от моих ласк ее оргазм сильнее... но ведь она становится устрашающей, похожей на зверя, на горгону, и такой она казалась мне множество раз, сквозь ее полузакрытые веки... такие спазмы, по-

1 Lombroso-Ferrero. La donna delinquente, la prostituta e la donna normale. Torino,

1915, p.55-59, 79. Как часто проявляющуюся патологию женского поведения, авторы отмечают "спазматические взрывы дикого, разрушительного насилия". О том же см.: Kraft-Ebing. Psycbopada sexualis. cit., p.361.

2 M.Praz. La came, la morte eWdiavolo nella litteratura romantica. cit, p. 233-234.

гружение в полное истощение... ("Trionfo della Morte").1 Здесь нет жестокости в отношении к женщинам, скорее — наоборот. Какой бы сладкой и любящей ни была женщина, в момент пробуждения желания она яростна, тверда и безжалостна: сквозь слащавость, нежность и "потерянность" проглядывают бесчувственность, тайный эгоизм и элементарная "дургическая" холодность любовницы. П.Вьяцци показал, что все эти черты не чужды юной "идеальной" девушке, этакой романтической Мими, описанной Мюрже: "Ей было двадцать два года...

Ее лицо сияло наброском аристократизма; но эти тонкие черты под блеском ясных голубых глаз иногда неожиданно вспыхивали ненавистью, зверством, почти дикостью, такой, что даже очень плохой физиономист сказал бы: да, глубочайший эгоизм, да, бесчувственность..."

П.Вьяцци удивлялся неожиданностям "самого искреннего поведения любящей женщины".2 Мужчине трудно заглядывать в бездну ее одиночества и "потерянности", понимать их смысл. Но вот наблюдение женщины и притом женщины-психоаналитика: "Мало кто из мужчин остается холоден, переживая эротическую ситуацию, однако число женщин с такими чувствами отромно. Холод Луны и твердость сердца Лунной богини символизируют эти стороны женской природы. Казалось бы, отсутствие пылкости должно оставить мужчину равнодушным, но почему-то именно такие женщины часто привлекают своим безразличием, безликостью своего эротизма".3

Впрочем, в обычной жизни, и в особенности в любовных делах, женщины гораздо лучше, чем мужчины, способны угадывать и рассчитывать как выгоду, так и будущие удовольствия, если, конечно, это не связано с

1 Ср. тж. в "Forse che si forse che поВ то время как желание мужчины "бесповоротно избирательно", ее желание не имеет пределов, границ, оно бесконечно, как все зло бытия и вся меланхолия земли'. "Из-под ее ресниц обнажался взгляд, не имеющий ничего общего с человеческим; он, казалось, выражал инстинкт более страшный, чем даже звезды".

2 Р. Viazzi. Psicologia dei sessi. Milano, 1903, p.72.

3 E. Harding. LesMyst6res de la Femme. Payot, Paris, 1953, p.125-126.

анализированием социально-экономической обстановки, на что оЯи не способны. Кроме того, холодная женская жестокость проявляется как в кичении героическими и вообще необычными поступками, совершаемыми мужчинами ради них, так и в их стремлении подчинить себе и, более того, повергнуть и разрушить своего любовника. Один из персонажей Донна Берна говорит: "Мужчина, теряющий себя перед лицом женщины, как бы ни сильна была его любовь, — не мужчина. Ведь женщина презирает его". Женщина отвечает: "Да, я презираю его, это так. Но я его и люблю". Это вовсе не слова "роковой женщины", это то, о чем Ремарк говорит в образе любви утеса и волны: "Волна окружала и обнимала утес, целовала его день и ночь, обнимала белыми руками и манила к себе. Она любила его и окружала собой, и медленно подтачивала; и однажды утес, потерявший опору, рухнул в объятия волны. Он уже не был тем утесом, которым можно было играть, грезить, любить. Груда камней в морской пучине. И волна, одинокая, потерянная, стала искать другой утес." "Женщины, — писал Мартен, — безжалостны к мужчинам, которых любят".

Дата добавления: 2015-07-21