Внесоциальная среда. Роль геополитики в науке о международных отношениях

Предпринимались многочисленные попытки определить содержание понятия "геополитика". Первое и наиболее общее определение

квалифицирует ее как изучение взаимосвязей и взаимозависимостей между державной политикой государства и географической средой, в рамках которой она осуществляется. Традиционно геополитику считают одним из ответвлений политического реализма, представляющего международные отношения как силовые отношения между государствами.

Возникновение термина "геополитика" связано с именем шведского профессора и парламентария Рудольфа Челлена (1846–1922). Изучая систему управления, которая имеет целью создание сильного государства, он пришел к выводу (в 1916 г.) о необходимости органического сочетания пяти тесно связанных между собой, взаимовлияющих элементов политики: экономополитики, демополитики, социополити-ки, кратополитики и геополитики.

О геополитике говорили еще Геродот и Аристотель, Н. Макиавелли и Ш. Монтескье, Ж. Боден и Ф. Бродель... Однако-выявление понятия "геополитика" – заслуга не только европейской науки. Еще в VI в. до н.э. китайский' мыслитель Сун Ци составил описание шести типов местности и девяти типов пространства, которые должен знать стратег для успешного ведения военной политики. Ибн Хальдун в XIV в. связывал духовные силы человеческих объединений (социальных общностей, в современной терминологии) – их способность или неспособность к сплочению и борьбе за завоевание и сохранение могущеевенной империи – с тем импульсом, который исходит от природной среды. Но геополитика как одна из специально изучаемых проблем науки появляется в конце XIX в., когда немецкий географ Фридрих Ратцель (1844–1904) и его ученики создали дисциплину, призванную изучать взаимосвязь между географией и политикой, исходя из положения страны в пространстве и ее границ. Великими являются те народы, полагал Ф. Ратцель, которые обладают чувством пространства, следовательно, границы могут подлежать сужению или расширению в зависимости от динамизма рассматриваемого народа. Во времена Третьего рейха подобные идеи привели соотечественника Ф. Ратцеля, Карла Хаусхофера (1869–1946) к опасной теории "жизненного пространства", взятой на вооружение нацистами для обоснования своих захватнических планов.

Крупный вклад в развитие геополитических идей внесли английский географ и политический деятель Хэлфорд Джон Макиндер (1861–1947), а также американские ученые: адмирал Альфред Мэхэн (1840–1914) и профессор Йельского университета Николас Дж. Спайкмен (1893–1943). Адмирал Мэхэн уже в 1900 г. выдвигает идею об антагонизме морских и сухопутных государств и о мировом господстве морских держав, которое может быть обеспечено путем контроля над серией опорных пунктов вокруг евразийского

континента. Основные идеи Х.Д. Макиндера изложены в таких известных его работах, как "Географическая ось истории" (1904), "Демократические идеалы и реальность" (1919) и "Мировой круг и завоевание мира" (1943). В них он формулирует понятия "Мировой остров" и "Срединная земля" ("Хартленд"). "Мировой остров" представляет собой соединение трех компонентов – Европы, Азии и Африки. Что же касается "Срединной земли", то под ней понимается обширная долина, простирающаяся от Северного Ледовитого океана до азиатских степей и выходящая на Германию и Северную Европу, сердцем которой является Россия. Проводя прямую линию от Адриатики (к востоку от Венеции) до Северного моря (восточнее Нидерланд), он разделяет Европу на две непримиримые между собой части – Хартленд и Коустленд (Прибрежная земля). При этом Восточная Европа остается зоной притязания обеих сторон, следовательно, зоной нестабильности. Германия претендует на господство над славянами (Вена и Берлин в средние века были славянскими землями, а Эльба служила естественной границей между славянскими и неславянскими народами). Х.Д. Макин-дер сформулировал (широко цитируемый ныне в нашей литературе) "геополитический императив", согласно которому тот, кто правит Восточной Европой, – правит Срединной землей, кто правит Срединной землей, – правит и Мировым островом, кто правит Мировым' островом, – тот господствует над миром. Однако не все, цитирующие сегодня этот "императив", обращают внимание на то, что даже К. Хаусхофер достаточно критически относился к взглядам Макиндера. Еще большей критике подвергаются эти взгляды со стороны современных специалистов в геополитике, например Ива Лякоста (Lacoste. 1988).

Н.Дж. Спайкмен в работе."Американская стратегия в мировой политике. Соединенные Штаты и баланс силы" (1942) формулирует понятие "Римленд", имеющее стратегическую нагрузку. Под этим понятием подразумевается дуга, соединяющая СССР и Мировой остров. Она проходит от Балтики до Центральной и Юго-Восточной Азии через Западную Европу, Средиземноморье и Ближний Восток. Являясь периферией Срединной Земли, Римленд, по мысли Спайкмена, должен был стать платформой сопротивления советской экспансии и сдерживания ее. Термин Спайкмена "Римленд" совпадает с тем, что Макиндер называл "внутренней маргинальной дугой". Спайкмен доказывает, что даже если Хартленд и существует географически, то его неуязвимость, во-первых, серьезно нарушена развитием стратегической авиации и других новейших средств вооружений; во-вторых, (вопреки прогнозам Макиндера) он не достиг того уровня экономического развития, который позволил бы ему стать одним из передовых регионов мира. Как утверждает Спайкмен, решающая борьба и в Первой, и

во Второй мировых войнах разворачивалась не в зоне Хартленда и не за обладание им, а на берегах и землях Римленда. Мировое господство не зависит от контроля над Восточной Европой, поэтому следует отказаться от "геополитического императива" Макиндера, ведь вопреки ему "судьбы мира контролирует тот, кто контролирует Римланд".

С приходом к власти в Германии нацистов геополитика стала активно использоваться ими для обоснования "расового превосходства", завоевания "жизненного пространства", "великой исторической миссии господства Германии над всем остальным миром". Поэтому многие исследователи в Европе и в Америке стали сомневаться в научной обоснованности самого понятия "геополитика". Одна часть ученых стала рассматривать его как псевдонаучный неологизм (служащий для попыток оправдания стремлений к изменению европейского порядка), орудие борьбы за власть, пропагандистский инструмент (Angel. 1936. Р. 103). Другая часть ученых, не отрицая права существования самого понятия, высказывала серьезный скептицизм относительно его инструментальных возможностей (Аroп. 1984. Р. 186,198). Третьи полагали, что геополитика способна давать определенные научные результаты, но лишь в очень узкой сфере, касающейся взаимовлияния политики и пространственно-географических характеристик государств или их союзов(Senarclens. 1992. Р. 40). Четвертые стали считать, что геополитику нужно рассматривать не как науку или дисциплину, а лишь как метод социологического подхода, учитывающий взаимосвязь географической среды и международной деятельности государств (Huntzinger. 1987. P. 134). Наконец, есть и такие, кто считает, что геополитика это не наука, а нечто гораздо более сложное (Lacoste. 1988. Р. 31).

Существует узкое и широкое понимания геополитики. Сторонники первого оперируют термином "геополитика" тогда, яогда речь идет о спорах между государствами по поводу территории, при этом каждая из сторон апеллирует к истории (Lacoste. 1988). Однако узкое понимание геополитики становится все более уязвимым в эпоху постиндустриальной революции, когда рушатся практически все традиционные "императивы* "классической геополитики". Современное мировое пространство все труднее характеризовать только как "межгосударственное" (с точки зрения способов его раздела, принципов функционирования социальных общностей, ставок и вызовов нынешнего этапа всемирной истории). Сегодня социологи обращают внимание на то, что из трех главных принципов, на которых базировались классические представления о международных отношениях – территория, суверенитет, безопасность, – ни один больше не может считаться незыблемым или же полностью адекватным новым реалиям (см. об этом: Badie, Smouts. 1992. P. 237–239; Введение в социологию

международных отношений. 1992. С. 29–44). Феномены массовой миграции людей, потоков капиталов, циркуляции идей, деградации окружающей среды, распространения оружия массового уничтожения и т.п. девальвируют привычные представления о государстве и его безопасности, национальном интересе и политических приоритетах. Еще в 1962 г. Р. Арон указал на другой важный недостаток "узкого" понимания геополитики: на его способность легко вырождаться в идеологию (Аrоп. 1984. Р. 193).

Вот почему в последние годы все более влиятельной становится широкое толкование геополитики как совокупности физических и социальных, материальных и моральных ресурсов государства, составляющих /потенциал, использование которого (а в некоторых случаях просто его наличие) позволяет государству добиваться своих целей на международной арене. Одним из представителей этой точки зрения является Пьер Галлуа (Gallois. 1990).

П. Галлуа считает, что к традиционным элементам геополитики – таким, как пространственно-территориальные характеристики государства (географическое положение, протяженность, конфигурация границ), его недра, ландшафт и климат, размеры и структура населения и т.п. – сегодня прибавились новые элементы, переворачивающие все наши прежние представления о силе государств, меняющие приоритеты при учете факторов, влияющих на международную политику. В числе таких приоритетных факторов появление и распространение оружия массового уничтожения (прежде всего, ракетно-ядерного), которое как бы. выравнивает силу владеющих им государств независимо от их географического положения, климата и количества населения. Традиционная геополитика не принимала в расчет массовое поведение людей. Геополитика наших дней обязана учитывать развитие средств информации и связи, повсеместное распространение феномена непосредственного вмешательства населения в государственную политику, которые имеют для человечества последствия, сравнимые с последствиями ядерного катаклизма. Наконец, поле изучения традиционной геополитики было ограничено земным пространством – сушей и морями. Современный же геополитический анализ должен иметь в виду настоящее и прогнозировать будущее освоение космического пространства, его влияние на расстановку сил и их соотношение в мировой политике.

С позиций "классической" геополитики, географическая среда является тем постоянным и незыблемым фактором, который оказывает существенное влияние на международно-политическое поведение государств. Однако современный геополитический анализ, учитывая изменения, которые происходят сегодня, выделяет во взаимодействии

человека со средой (и, соответственно, в эволюции геополитики) три исторические фазы.

В первой фазе, на ранних этапах общественного развития (вплоть до эпохи промышленной революции), влияние природной среды на человека, общество и государство было не просто весьма существенным, но во многих отношениях определяющим. Такая зависимость человека от окружающей среды объясняет и оправдывает "географический детерминизм" (в известных исторических и логических пределах). Промышленная революция стала исходной точкой второй фазы во взаимодействии между державной внешней политикой государства и ее географическими рамками. Это период безудержной, хищнической эксплуатации человеком окружающей среды, использования ее законов в своих целях, период, когда возрастают антропогенные нагрузки на естественные условия человеческого существования – климат Земли, ее флору и фауну, земной покров и воздушное пространство, подземные и водные ресурсы. Синдром "переделывания" природы, подчинения ее человеку (который мы могли бы назвать "синдромом Мичурина") принял такие размеры, что в конечном итоге стал причиной возникновения и чрезвычайного обострения глобальных проблем. Последние, в свою очередь, создают угрозу самому существованию цивилизации, ставят ее на край гибели. Начинается третья стадия (фаза) во взаимодействии человека и среды. Бумеранг возвращается. Природа, потрясенная до основания бесцеремонным вмешательством человека в свои законы, "мстит за себя" тем, что уже не обеспечивает в достаточной мере всех естественных для человека условий существования. Тем самым природа вновь заставляет государства и политиков считаться с собой¹.

Согласно оценкам Института всемирной вахты, публикующего ежегодные доклады о состоянии мира, только за последние три десятилетия с лица Земли исчезло более 200 га лесов, тысячи видов животных и растений. Ежегодно истребляется не менее 17 млн. га леса и разрушается около 6 млн га плодородных почв, теряющих в результате этого всякое сельскохозяйственное значение. Огромных размеров достигло загрязнение воздушных и водных бассейнов, что наносит существенный ущерб здоровью жителей городских и сельских регионов.

Все это имеет самое непосредственное отношение к внутренней и внешней-политике. В наши дни во многих странах и на международном уровне уже существуют партии, выступающие за новые приоритеты в

отношениях человека и среды, за альтернативное использование природных ресурсов. Это усиливает политическую борьбу, поскольку любая инициатива в данной области затрагивает интересы различных групп, влечет за собой новый взгляд на устоявшиеся ценности, влияет на властные отношения. Чтобы прекратить или уменьшить загрязнение окружающей среды, требуются новые решения в области энергетической политики, в способах производства и потребления. Возрастают издержки производства, общественные расходы на структурные перестройки и т.п.

Вследствие этого новые проблемы появляются и в сфере международных отношений. Сегодня огромная ответственность за нарушение экологического равновесия лежит на экономически развитых странах. Представляя лишь пятую часть населения планеты, они ежегодно производят более половины всех газовых выбросов в атмосферу, являющихся причиной парникового эффекта. Согласно Докладу ООН 1989 г. о социальной ситуации в мире, 70% скапливающихся в атмосфере и способствующих разрушению озонового слоя планеты хлорофтористоуглеводородных соединений (CFC) связано с применением бытовых распылителей, производимых странами ОЭСР.

Но и бедные страны тоже являются значительным источником загрязнения природной среды. Экологические катастрофы, в частности, наводнения, вызываемые истреблением лесов и эрозией почв, чаще и разрушительнее бывают именно в бедных странах. Слаборазвитые экономически страны не заинтересованы в инвестициях средств в природоохранные программы, финансировании очистных сооружений и т.п. С другой стороны, транснациональные предприятия и фирмы, размещающие свои филиалы в слаборазвитых странах, используют общую экономическую, социально-политическую ситуацию и законодательство этих стран в целях экономии на природоохранных мерах, захоронения на их территориях отходов вредных производств и т.п.

Последствия крупных природных катастроф всегда отражались и на международных отношениях. Например, "картофельный кризис" 1846 г. в Ирландии не только повлиял на жизнь этой страны, экономика которой перенесла необычайное потрясение, а население жестоко пострадало от голода, но и вызвал массовую волну эмиграции из Ирландии в США, и это стало феноменом огромного международного значения. В более близкое к нам время наводнения и тайфуны, обрушившиеся на Бенгальскую часть Пакистана, сыграли значительную роль в появлении на мировой арене нового государства Бангладеш (см. об этом: Moreau Defarges. 1992. Р. 378).

Нарастание экологических проблем и осознание их опасности для всего человечества потребовали создания таких международных организаций, как ФАО, ВОЗ, ЮНИСЕФ и др. В 1972 г. ООН принимает

Программу мер в области окружающей среды. В последующие годы экологические проблемы стали предметом обсуждения многих международных конференций по "глобальным рискам". Растет число межправительственных соглашений, призванных не только регистрировать нарушения экологического равновесия, но создавать конкретные механизмы сотрудничества государств деле сохранения окружающей среды и регулирования природных ресурсов.

Однако, как показывает практика международных отношений, решение экологических проблем – дело непростое и сопровождается большими трудностями. Достаточно вспомнить так и не вступившее в силу соглашение 1982 г. в области морского права. Оно рассматривало природные ресурсы морских глубин как "общее достояние человечества", доходы от использования которого должны были бы направляться на развитие самых бедных стран. Не оправдала надежд и межправительственная Конференция 1992 г., приуроченная к 20-й годовщине Программы ООН по окружающей среде.

Главная проблема международного сотрудничества состоит в том, что государства-партнеры должны находиться на сопоставимом уровне экономического развития. Только в этом случае они могут объединить усилия по выработке мер, необходимых для охраны природной среды, и выделить для этого необходимые средства. В противном случае кому-то придется пойти на большие, с его точки зрения, жертвы. Это всегда трудно, особенно если речь идет о государстве, которое не входит в число наиболее развитых. Например, Китай или Индия вряд ли откажутся от использования тепловых электростанций, работающих на угле, только потому, что это способствует увеличению парникового эффекта.

В целом, масштабы новых императивов таковы, что геополитика перестает быть уделом отдельных государств. Раньше она могла быть охарактеризована как "картографическое представление отношений между главными борющимися нациями" (Harkavy. 1982. Р. 274). Се-годня необходимо согласованное взаимодействие всех членов международного сообщества в выработке и реализации общепланетарной геополитики, в основе которой лежали бы интересы спасения цивилизации для будущих поколений.

Геополитика, бесспорно, оказала и продолжает оказывать влияние как на международную стратегию государств и их правительств, так и на изучение международных отношений. Рассматривая политическую историю США, П. Галлуа подчеркивает, что главным источником их могущества стало пространство: во-первых, расстояние и океан, отделяющие их от Старого Света, позволило американцам отказаться от его законов, институтов, нравов и создать новое общество; во-вторых, протяженность американского континента, явившаяся на первых

порах источником опасности для эмигрантов, стимулировала авантюрный и предпринимательский дух их потомков и стала основой величия нации.

Подобные примеры помогают понять, почему теоретические изыскания X. Макиндера, Р. Челлена, К. Хаусхофера, Ф. Ратцеля, А. Мэхэна, Н. Спайкмена и других основателей и "классиков" геополитики нашли отклик в политических кругах (и генеральных штабах) великих держав: геополитика предоставила "научную" базу их глобалистским амбициям (см. об этом: Senarclens. 1992. Р. 37–40). Влияние геополитических установок после Второй мировой войны сказывается и на американской стратегии "сдерживания советской экспансии", и на стремлении руководителей СССР к созданию и удержанию "санитарного кордона" к западу от его государственных границ, и на "доктрине Брежнева". В наши дни элементы геополитической идеологии проявляются не только в планах великих держав и их поведении на мировой арене, но и в экспансионистской политике региональных квазисверхдержав (например, таких, как Ирак или Турция), в соперничестве государств за стратегический или экономический контроль над территориями, расположенными далеко за пределами их национальных границ.

Признавая сегодня безусловное влияние геополитики на развитие международных отношений, необходимо, однако, осознавать ограниченность геополитических объяснений (а тем более – прогнозов). При всей своей многогранности геополитический анализ все же не дает возможности полного понимания системы.

Одним из главных приемов аргументации в геополитике является то, что Ив Лякост назвал "представлением" – в смысле воображения, а также в том смысле, в каком актер, играющий в театре, представляет свой персонаж². Подобного рода эпистемологический метод достаточно широко применяется в социальных науках, более того – составляет важный этап в их развитии. Специфика геополитики состоит в том, что "представление" в ней очень часто принимает самодовлеющий характер, дополняется фантастическими и мистическими рассуждениями и предположениями.

Революция в средствах связи и в транспортной сфере, развитие информатики и появление новейших видов вооружений радикально изменяют отношения человека и среды, представления о "больших пространствах" и их роли, делают устаревшим и недостаточным понимание силы и могущества государства как совокупности его пространственно-географических, демографических и экономических

факторов. "Геополитический словарь" слишком образен, чтобы претендовать на научную строгость. Альтернативы "Север и Юг", "Запад и Восток", "Теллурократии и Талассократии" слишком метафоричны, чтобы гарантировать от ложных представлений о поляризации "богатых" и "бедных", "развитых, цивилизованных" и "менее развитых, менее цивилизованных", "континентальных" (сухопутных) и "островных" (морских) государств и их союзов. Положения геополитики о перманентном противостоянии в истории "Рима" и "Карфагена", об авторитаризме и демократизме, имманентных, соответственно, сухопутным и морским державам (см. об этом: Гливаковский. 1993), слишком категоричны, чтобы объяснить все перипетии взаимодействий стран и народов в прошлом, настоящем и будущем. Концептуальные построения "классиков" геополитики и ее современных приверженцев часто слишком произвольны, нередко фантастичны. Многие из аргументов сторонников геополитики слишком малоубедительны перед контраргументами их противников (нередко, правда, столь же малоубедительными, что, однако, не говорит в пользу геополитики) и не позволяют использовать их при анализе основных тенденций эволюции международных отношений и мировой политики.

Иначе говоря, геополитика не может претендовать на истину в последней инстанции, а тем более не может заменить другие подходы к исследованию международных реалий. Геополитика, как "картографическое представление отношений между главными противоборствующими нациями" (Р. Харькави), не отражает изменений, происходящих сегодня в мировой политике, ее основных тенденций. Она явно не оправдала претензий на то, чтобы стать "материалистической альтернативой марксизму" (К.Э. Сорокин)³. Ее понимание как "объективной зависимости субъекта международных отношений от совокупности материальных факторов..." (Ю.В. Тихонравов) остается достаточно ограниченным, а рассмотрение с позиций "миссии" или "судьбы" (А. Дугин) мистифицирует реальные проблемы.

Вместе с тем масштабность изменений, которые произошли и продолжают происходить на политической карте мира после холодной войны (распад СССР, Югославии и Чехословакии, образование десятков новых суверенных государств, перекройка привычных границ, изменения в политике союзов, проблемы ресурсов и экологических

вызовов, демографическая проблема и т.п.), способствует сохранению и даже росту интереса к традиционной геополитике, понимаемой как "наука о взаимовлиянии политики и пространственно-географических характеристик государств и их союзов" (П. де Сенарклянс). В нашей стране подобный интерес связан с драматическими результатами развала Советского Союза; с многократно возросшей уязвимостью государственных границ России, которая утратила большинство незамерзающих портов и выходов к теплым морям и столкнулась с враждебностью и территориальными претензиями со стороны некоторых бывших республик СССР; с серьезными демографическими проблемами (русские стали "разделенной нацией"); с вооруженными конфликтами этнополитического характера на сопряженных территориях и внутри страны. В этих условиях вполне понятно обращение к геополитике как к "дисциплине, изучающей структуры и субъекты, стратегические направления, закономерности и принципы современного мирового сообщества" (К.С. Гаджиев), как к "социологическому методу нахождения зависимостей между географическим окружением и международной деятельностью государств" (Ж. Унцингер), как к "спорам между государствами по поводу территории и с апеллированием к истории" (И. Лякост).

Эвристические возможности традиционной геополитики ограничены, и кардинальные перемены, которые происходят на мировой арене, требуют выхода за ее рамки. Ответом на потребность изменений в традиционной геополитике стало возникновение "новой", или "критической", геополитики (см., например: Agnew and Corbridge. 1995; Gearoid О. Tuathail. 1996; Gearoid О. Tuathail and Simon Dalby, eds. 1998; Agnew. 1998). Кратко охарактеризуем основные положения, касающиеся предмета и центральных проблем этой дисциплины.

Во-первых, "новая" геополитика рассматривает культурные мифологии государства, а не только геополитическую практику и внешние политики государств. Во-вторых, оценивает географию как социальную конструкцию (а не как нечто раз и навсегда данное) и допускает разнообразие вариантов возможного политического конструирования пространства. Предметом "новой" геополитики являются не внутренние и внешние границы государства и его интересы, а то, как эти интересы и границы воображаются, представляются и конструируются. В-третьих, "критическая геополитика" децентрализована и рассматривает не только элитистские, но народно-популистские формы геополитического выражения и конструирования. В-четвертых, она исходит из того, что изучение геополитики не может быть политически нейтральным и всегда выражает позиции стоящего за этим исследователя и его социальной группы. Наконец, в-пятых, "новая" геополитика анализирует не

специфические и партикуляристские практики отдельных государств, а обстоятельства глобального мира и времени в целом в их широком социопространственном и техно-территориальном измерении (подробнее см.: Gearoid О Tuathail and Simon Dalby, eds. 1998. P. 1-15).

Основные проблемы "новой" геополитики: а) поиск подлинно многостороннего механизма в принятии и осуществлении международных решений; б) изучение роли и значения идентичности и представительства интересов в международной, политике; в) учет и анализ исторического сознания в поисках нового гражданства; г) исследование возможностей продвижения за пределы рынка к "рыночному социализму" (см.: Agnew and Corbridge. 1995. P. 211–227).

Таким образом, "новая" ("критическая") геополитика стремится интегрировать в теоретический анализ актуальные тенденции мирового развития, связанные с потерей государством роли главного актора трансграничных взаимодействий и с изменением приоритетов таких взаимодействий. Речь идет о тенденциях, связанных с глобализацией международной среды – феномена, который нуждается в специальном рассмотрении.

¹ Следует отметить, что сегодня эти фазы взаимодействия человека со средой как бы сосуществуют' их проявление наблюдается не только в разных регионах планеты, но нередко и в рамках одной и той же страны.
² Лекция была прочитана во Французском колледже МГУ в ноябре 1992 г.
³ Во-первых, геополитика, как мы уже видели, далеко не столь материалистична, как это может показаться на первый взгляд (что само по себе не говорит о ее несостоятельности). А во-вторых, если под такой альтернативой понимать немарксистское (или антимарксистское) "единственно верное учение", то подобные претензии являются заведомо безосновательными со стороны не только геополитики, но и любой другой теории.

Дата добавления: 2015-07-21