Читайте также:
|
Однако впереди его ждало немало камней преткновения. Едва он подошел к
ботаническому столу, как седобородый профессор молча указал на ряд
микроскопов, подразумевая, что студенту следует посмотреть в них и
объяснить, что он там увидел. Вся душа Тома, казалось, сосредоточилась в
глазу, прижатом к окуляру, пока он безнадежно сверлил взглядом нечто,
походившее на каток, исчерченный коньками, - никакого другого ответа он
найти не мог.
- Быстрее, быстрее! - нетерпеливо проворчал экзаменатор (вежливость на
экзаменах в Эдинбургском университете поистине редкий гость). - Либо
отвечайте, либо переходите к следующему микроскопу.
Этот почтенный профессор ботаники, человек, в сущности, очень добрый,
славился как один из наиболее злокозненных экзаменаторов той школы, которая
считает экзамены единоборством между профессорами и студентами. По его
мнению, экзаменующийся стремился благополучно сдать экзамен, а его долг
заключался в том, чтобы стремиться всячески этому воспрепятствовать, что
ему в большинстве случаев блестяще удавалось.
- Быстрее, быстрее, - ворчливо повторял он.
- Это срез листа, - сказал студент.
- Ничего подобного! - с торжеством провозгласил экзаменатор. - Вы
сделали грубую ошибку, сэр. Очень, очень грубую: это спирилла водяного
растения. Переходите к следующему.
Том, объятый смятением, побрел вдоль стола и оглядел в следующую
медную трубку.
- Это препарат устьица, - сказал он, вспомнив рисунок в своем
учебнике.
Профессор мрачно покачал головой.
- Правильно, - сказал он. - Переходите к следующему.
Третий препарат поставил студента в точно такой же тупик, как и
первый, и он, стиснув зубы, уже готовился к неизбежному, когда
непредвиденное обстоятельство склонило чашу весов в его пользу. Второй
экзаменатор, еще не превратившийся в такую окаменелость, как большинство
его коллег, сохранил достаточно жизнелюбия, чтобы интересоваться вещами,
чуждыми его науке, и теперь он узнал в экзаменующемся студенте юного героя,
который претерпел увечье, спасая честь своей страны. Профессор был
пламенным патриотом и проникся к Тому живейшей симпатией; заметив, что
бедняге грозит неизбежная гибель, он поспешил вмешаться, вывел его на
правильную дорогу с помощью наводящих вопросов и помогал не сбиться с нее,
пока вновь не звякнул колокольчик. Этот молодой экзаменатор с удивительной
проницательностью и тактом сумел удержаться в пределах весьма ограниченных
знаний Тома. Как ни трудна была эта задача, он достиг цели, и, хотя его
собрат покачивал седовласой головой и всякими другими способами выражал
порицание невежеству студента, он все же был вынужден поставить S.В. в
лежавшем перед ним списке.
Увидев это, Том глубоко вздохнул и направился к третьему столу,
испытывая то смешанное чувство уверенности и страха, с каким жокей на
скачках приближается к последнему и самому трудному препятствию в
стипль-чезе.
Увы! Именно последнее препятствие чаще всего оказывается роковым для
наездника, и Томасу также было суждено потерпеть неудачу при этом
заключительном испытании. По несчастной случайности, пока он шел через
комнату, ему вдруг вспомнился студент, вещавший перед дверьми
экзаменационного зала о таинственной субстанции, которая именуется
"какодил". А стоит в голову экзаменующегося студента закрасться подобной
мысли - и ее уже нельзя изгнать оттуда никакими силами. У Тома даже в ушах
зазвенело, и он провел рукой по лбу и запустил ее в золотистые кудри,
стараясь успокоиться. Садясь перед столом, он еле удержался, чтобы не
сказать экзаменаторам, что ему прекрасно известно, о чем они собираются его
спросить, и что ему даже не стоит пытаться отвечать.
Главный экзаменатор, румяный и благодушный старик в очках, прежде чем
начать экзамен, обменялся со своим коллегой несколькими ничего не значащими
фразами, доброжелательно давая время растерявшемуся студенту прийти в себя.
Затем, ласково посмотрев на него, он сказал чрезвычайно мягким тоном:
- Вам когда-нибудь приходилось кататься в лодке по пруду?
Том сознался, что приходилось.
- Так, быть может, в этих случаях, - продолжал профессор, - вы иногда
задевали веслом ил на дне?
Том согласился, что в этом не было бы ничего удивительного.
- После этого вы, возможно, замечали, что со дна на поверхность
поднимался пузырь или даже несколько пузырей. Так скажите же, какой это был
газ?
Злополучный студент, весь во власти одной-единственной мысли,
почувствовал, что сбылись самые худшие его опасения. И без малейших
колебаний он, не задумываясь, высказал безапелляционное мнение, что газ
этот именуется какодилом.
Когда экзаменаторы услышали его ответ, на их лицах отразилось
глубочайшее изумление, и они разразились таким веселым смехом, какой не
часто услышишь у важных ученых. Этот смех немедленно привел Тома в чувство.
Он в отчаянии сообразил, что они спрашивали его про болотный газ - про одно
из самых простейших и зауряднейших химических соединений. Увы, было слишком
поздно! Он знал, что спасения нет. Посредственно сдав ботанику и зоологию,
он не мог рассчитывать, что ему простят подобную ошибку на экзамене по
химии. И он поступил так, как, пожалуй, только и можно было поступить при
подобных обстоятельствах. Встав со стула, Том почтительно поклонился
экзаменаторам и направился к двери, к величайшему изумлению служителя,
которому впервые довелось стать свидетелем подобного нарушения этикета. На
пороге Том оглянулся и увидел, что профессора ботаники и зоологии подошли к
столу химиков, по-видимому, желая узнать, что случилось. Раздавшийся затем
взрыв хохота показал, что они в должной мере оценили смешную сторону
происшествия. Студенты, ожидавшие под дверью, бросились к Тому в надежде
узнать причину неожиданного смеха, но он сердито растолкал их и бросился к
лестнице. Ему было хорошо известно, что анекдот этот станет всеобщим
достоянием и без его содействия. К тому же он уже принялся обдумывать план,
который зрел в его голове несколько месяцев.
Доктор с супругой и мисс Кэт Харстон долго и напрасно ждали в
гостинице известий от Тома. Доктор сначала пытался напустить на себя
высокомерное равнодушие и рассеянность, но вскоре совсем забыл об этом и
принялся бесцельно бродить по комнате, барабанить пальцами по столу и
всякими другими способами проявлять жгучее нетерпение. Их гостиная
находилась на втором этаже, и Кэт, как часовой, стояла у окна, вглядываясь
в снующих по улице прохожих, чтобы сразу же предупредить остальных о
появлении Тома.
- Неужели его еще не видно? - спросил доктор в двадцатый раз.
- Нет, нигде не видно, - ответила Кэт, снова посмотрев на улицу.
- Но ведь он должен был уже все сдать! И явиться прямо сюда. Отойди от
окна, милочка. Я не хочу, чтобы шалопай догадался, как мы о нем тревожимся.
Кэт села рядом со стариком и, поглаживая белыми пальчиками его широкую
темную руку, сказала:
- Не тревожьтесь так. Все будет хорошо, вот увидите!
- Да, он, конечно, сдаст экзамены, - ответил доктор, - но... А это еще
кто?
Последнее восклицание относилось к круглолицей розовощекой девочке в
скромном платьице, которая неожиданно вошла в гостиную, держа в руках
связку с книгами и грифельную доску.
- Прошу прощения, сэр, - сказала незнакомка, делая книксен. - Я Сара
Джейн.
- Ах, вот как! - отозвался доктор с легкой иронией. - И что же привело
вас сюда, Сара Джейн?
- Прошу прощения, сэр, моя маменька миссис Мактавиш велела мне отнести
вам вот это письмо от молодого джентльмена, который у нас проживает.
С этими словами девочка вручила доктору конверт, сделала еще один
книксен и удалилась.
- Как! - удивленно вскричал доктор. - Письмо адресовано мне, и это
почерк Тома. Что случилось?
- Боже мой, - вздохнула миссис Димсдейл, с женской проницательностью
отгадав, в чем было дело. - Значит, он провалился.
- Не может быть, - пробормотал доктор, дрожащими пальцами разрывая
конверт. - Да нет, ты права! - добавил он, пробежав глазами записку. - Он
действительно провалился. Бедняга! Ему это намного тяжелее, чем нам, так
что не следует его бранить.
Добряк перечел письмо несколько раз, а потом спрятал его к себе в
бумажник с очень серьезным видом, показывавшим, насколько оно было важно.
Поскольку это письмо окажет значительное влияние на дальнейший ход событий
нашей повести, мы закончим эту главу тем, что, воспользовавшись привилегией
автора, заглянем через плечо доктора и прочтем вместе с ним послание Тома.
Вот оно от первого и до последнего слова:
"Дорогой отец!
Вы будете огорчены, узнав, что я не сдал экзамен. Мне это очень
тяжело, потому что я представляю, какое горе и разочарование это причинит
Вам - ничем не заслуженное горе и разочарование, да еще по моей вине.
Для меня же в этом провале есть своя светлая сторона, потому что
теперь я могу обратиться к Вам с просьбой, которую обдумывал уже давно. Я
хочу, чтобы Вы разрешили мне не изучать больше медицины и заняться
коммерческой деятельностью. Вы никогда не скрывали от меня размеры нашего
состояния, и я знаю, что и получи я диплом - мне не обязательно нужно будет
заниматься врачебной практикой. Таким образом, я потрачу пять лет жизни на
приобретение знаний, которые окажутся для меня бесполезными. Я не чувствую
особой склонности к медицине, и в то же время мне глубоко неприятна мысль,
что я буду просто тратить деньги, заработанные другими. Поэтому мне следует
подыскать себе какое-нибудь другое занятие, и лучше всего будет сделать это
немедленно. Выбор этого нового занятия я предоставляю на Ваше усмотрение.
Сам же я считаю, что, вложив свой капитал в какое-нибудь коммерческое
предприятие и прилежно трудясь, я мог бы преуспеть на этом поприще. Я так
расстроен своим провалом, что у меня не хватает духу встретиться с Вами
сегодня, но завтра я надеюсь выслушать ответ из Ваших собственных уст.
Том".
- Быть может, эта неудача окажется не такой уж и страшной, - задумчиво
проговорил доктор, складывая письмо и устремляя взгляд на холодное пламя
ноябрьского заката за окном.
Дата добавления: 2015-07-21; просмотров: 46 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| ПЕРВЫЙ ЭКЗАМЕН | | | БОГЕМНОЕ ЖИЛИЩЕ |