Читайте также:
|
Едва ключица Тома Димсдейла зажила, как приблизился день экзамена, и
его отец, который, нажив порядочное состояние, удалился на покой, решил
дождаться в Эдинбурге этого знаменательного события. Он не без труда убедил
Гердлстона позволить Кэт остаться с ними, впрочем, коммерсант был в это
время так занят делами фирмы, что оказался более покладистым, чем можно
было бы ожидать при обычных обстоятельствах. Путешественники продолжали
жить в гостинице, однако студент не покинул своей обители на Хау-стрит, где
посвящал утро и день занятиям. Однако каждый вечер он выкраивал время,
чтобы пообедать с ними в гостинице, и уходил только, когда отец начинал
гнать его назад к книгам, и все его протесты и просьбы разрешить ему
остаться еще на полчаса оказывались тщетными. Доктор был неумолим. И когда
наставал роковой час, бедный юноша начинал собирать перчатки, шляпу и
трость, растягивая эту процедуру елико возможно. Затем он грустно прощался
с родными и негодуя отправлялся к своим книгам.
Впрочем, довольно быстро он сделал важное открытие: с одной скамейки в
Садах была видна почти вся гостиная, куда удалялись его родные после обеда.
Стоило ему обнаружить это обстоятельство - и домой он начал возвращаться
поздно ночью. Сады, правда, вечером запирались, но чему мог помешать
подобный пустяк! Том, как кошка, перебирался через ограду, усаживался на
заветной скамейке и не спускал глаз с окна до тех пор, пока его родители и
Кэт не отправлялись на покой. Случалось, что его кузина уходила к себе
сразу же после обеда. В этих случаях Том угрюмо брел на Хау-стрит и, куря
крепчайший табак, полночи проклинал судьбу. Но когда счастье ему улыбалось
и он мог любоваться грациозной фигуркой подруги своих детских игр, это
зрелище дарило ему почти такую же радость, как и ее общество, так что в
конце концов он отправлялся домой в гораздо более веселом настроении. И
пока доктор Димсдейл тешил себя мыслью, что его сын усердно постигает тайны
науки в миле от гостиницы, нерадивый юноша сидел на скамье в каких-нибудь
шестидесяти ярдах от нее, размышляя на темы, ничего общего с наукой не
имеющие.
Кэт, разумеется, отлично понимала, что происходит. Даже самая
неискушенная, самая юная девушка обладает тем таинственным женским чутьем,
которое всегда подскажет ей, что в нее влюбились. И тогда впервые она
понимает, что уже миновала ту невидимую границу, которая отделяет детство
от юности. Кэт была смущена, чувствовала себя неловко и невольно стала
держаться с Томом по-иному.
Прежняя дружеская, почти сестринская непринужденность теперь сменилась
холодной сдержанностью. Том немедленно заметил эту перемену и молча бесился
и негодовал. Он даже поступил настолько неразумно, что не стал скрывать,
насколько он обижен, после чего Кэт стала обходиться с ним еще суше и
холоднее. Теперь он все ночи напролет метался на постели и поверял свою
тоску спинке кровати, убежденный, что ничего подобного еще никогда ни с кем
не случалось за всю историю мира и ни в коем случае не повторится до конца
времен. Кроме того, он принялся кропать скверные вирши, которые были
немедленно обнаружены его хозяйкой, имевшей привычку ежедневно рыться в его
бумагах и не замедлившей прочитать их вслух избранному обществу своих
соседок. И те, очень растроганные, принялись сочувственно обсуждать
сердечные дела молодого человека.
Постепенно у Тома появились и другие симптомы недуга, столь внезапно
его сразившего. До сих пор в его внешности и костюме можно было заметить
некоторую небрежность, отлично гармонировавшую с его богемными привычками.
И вдруг он преобразился. В одно прекрасное утро он посетил подряд портного,
сапожника, шляпочника и галантерейщика, и после его визита все эти
достойные люди довольно потирали руки. Примерно через неделю он вышел из
своей комнаты, одетый столь великолепно, что его хозяйка была поражена, а
друзья несказанно удивлены. Приятели-студенты лишь с большим трудом
узнавали честную физиономию Тома над воротником наимоднейшего сюртука и под
самым глянцевитым из цилиндров.
Но даже эта перемена ничего не сказала его отцу.
- Ума не приложу, что творится с мальчиком, Кэт, - пожаловался он
как-то после ухода сына. - Пусть он только попробует франтить! Я от него в
ту же минуту отрекусь! А ты разве не замечаешь, как он переменился?
Кэт уклонилась от ответа, но ее яркий румянец мог бы многое объяснить
почтенному доктору, если бы он только обратил внимание на краску, залившую
ее щеки. Впрочем, ему просто в голову не приходило, что его сын - взрослый
юноша, и он уж никак не мог счесть маленькую дочку Джона Харстона взрослой
девушкой. Как правило, подобные открытия делают люди малознакомые, а друзья
и близкие узнают об этом только потом и из вторых рук.
У любви есть неприятная привычка вторгаться в человеческую жизнь в
самое неподходящее время, и все же она могла бы пощадить студента, который
готовился к экзаменам.
Эти недели, пока Том разгуливал в сапогах, сшитых на два номера
меньше, чем следовало бы, дабы придать большую элегантность его мускулистым
икрам, и рвал перчатки в количестве, поражавшем перчаточника, ему,
собственно говоря, полагалось бы сосредоточить все силы на постижении тайн
ботаники, химии и зоологии. Драгоценные часы, которые следовало бы отдавать
изучению подразделов целентератов или систематике эндогенных растений, он
тратил на то, чтобы вспомнить слова романса, который пела накануне его
кузина, или все оттенки ее интонации, когда она сказала ему, что погода как
будто хорошая, или еще какое-нибудь столь же важное обстоятельство. В
результате по мере приближения рокового дня наш студент в минуты
отрезвления начинал чувствовать некоторую тревогу. Впрочем, одно время он
занимался довольно усердно и мог надеяться, что ему все-таки повезет. Во
всяком случае, он предпринял энергичную попытку за неделю сделать то, на
что другим требовался месяц, и к письменному экзамену несколько наверстал
упущенное. Вопросы ему достались знакомые, и, выходя из зала, он
чувствовал, что судьба обошлась с ним гораздо милостивее, чем он того
заслуживал. Однако устный экзамен был куда более грозным испытанием и
внушал ему порядочный ужас.
И вот в прохладное весеннее утро настал его черед. Доктор и Кэт
доехали с ним до ворот университета.
- Больше мужества, Том! - напутствовал его отец. - Держи себя в руках
и не волнуйся. Сохраняй спокойствие, это самое главное!
- По моему, я забыл даже то, что знал, - уныло сказал Том, подымаясь
по ступеням. Оглянувшись, он увидел, что Кэт весело машет ему рукой, и это
чрезвычайно его ободрило.
- Ждем тебя к обеду! - крикнул ему вслед отец. - Только смотри,
принеси нам хорошие новости.
И карета покатила по Бриджис, а Том присоединился к студентам, которые
у дверей зала тревожно ждали, когда их вызовут.
Вид у них у всех был самый плачевный. Землистая бледность их унылых
лиц лишь отчасти свидетельствовала о напряженных занятиях, но в основном -
о снедавшем их страхе.
Было просто больно смотреть, как они стараются придать себе уверенный
и беззаботный вид: одни поглядывали на небо, словно интересуясь погодой, а
другие, вдруг воспылав любовью к старине, изучали надписи на древних стенах
университета. Еще грустнее было наблюдать за ними в ту минуту, когда
какой-нибудь храбрец, собравшись с духом, отпускал неуклюжую шутку, и вся
компания старательно смеялась, словно желая показать, что даже в столь
тяжкую минуту они не утратили чувства юмора. А порой, когда кто-нибудь из
них заговаривал об экзамене и принимался раскрывать, какие именно вопросы
задавались накануне Брауну или Смиту, маска равнодушия немедленно спадала с
их лиц, и они жадно и молча впивались глазами в лицо говорящего. Как
правило, в подобных случаях обязательно найдется злокозненный утешитель,
который шепчет на ухо всем желающим головоломные вопросы и утверждает,
будто это конек того или иного экзаменатора. Такой злой гений вырос рядом с
Димсдейлом и погасил последний луч надежды, который еще таился в сердце
юноши.
- Что ты знаешь про какодил? - внушительно спросил он.
- Какодил? - в ужасе повторил Том. - Какой-то допотопный ящер. Верно?
Его собеседник криво усмехнулся.
- Нет, - ответил он. - Это - органическое взрывчатое химическое
соединение. И уж про какодил тебя спросят обязательно! Тестер на нем просто
помешан. Он всех спрашивает, как изготовляется эта штука.
Том, весьма расстроенный таким сообщением, попытался было с
лихорадочной поспешностью узнать у своего собеседника хоть что-нибудь про
это таинственное вещество, но тут за дверью резко зазвенел звонок, и на
пороге появился краснолицый служитель, держа в руке голубой листок.
- Диллон, Димсдейл, Дуглас! - выкрикнул он важным голосом, и три
несчастливца гуськом проследовали через полуоткрытую дверь в сумрачный зал.
То, что они увидели там, отнюдь их не успокоило. В зале на некотором
расстоянии друг от друга стояли три стола, загроможденные всевозможными
учебными пособиями и приборами, и за каждым столом сидело по два пожилых
профессора, весьма строгих и взыскательных. Перед одной парой красовались
чучела различных зверьков, многочисленные скелеты и черепа, большие банки с
заспиртованными рыбами и змеями, челюсти с огромными зубами, злобно
ухмыляющиеся несчастному студенту, и всяческие другие зоологические
диковинки. Второй стол был завален великолепными орхидеями и тропическими
растениями, которые выглядели как-то неуместно в этом огромном унылом зале.
По его краю щетинился ряд микроскопов. Но самым устрашающим был третий
стол, ибо на нем не было ничего, кроме стопки бумаги и карандаша. Химия
считалась самой опасной среди множества ловушек, подстерегающих беспечного
студента.
- Диллон - ботаника, Димсдейл - зоология, Дуглас - химия! - выкрикнул
служитель, и каждый направился к своему столу.
Прямо перед Томом оказался огромный краб, который, как ему почудилось,
смотрел на него с самым злорадным выражением, на какое только способно
ракообразное. Позади краба восседал низенький профессор, чьи выпуклые глаза
и скрюченные руки придавали ему такое сходство с вышеупомянутым крабом, что
Том не мог сдержать улыбки.
- Сэр, - сказал высокий бритый человек, сидевший у другого конца
стола, - потрудитесь вести себя серьезно. Сейчас не время для пустого
веселья.
После этого выговора на лице Тома застыло выражение, которое принесло
бы любому немому попрошайке целое состояние.
- Что это такое? - спросил низенький профессор, вручая ему нечто
маленькое и круглое.
- Это эхинус, морской еж! - победоносно ответил Том.
- Есть ли у него какой-нибудь орган дыхания? - спросил второй
экзаменатор.
- Водно-сосудистая система.
- Опишите ее.
Том бодро принялся отвечать, но экзаменаторы вовсе не собирались
допускать, чтобы студент потратил пятнадцать отведенных на него минут на
то, что он знал хорошо. Через минуту они его уже перебили.
- Как он передвигается? - спросил крабоподобный профессор.
- С помощью присасывательных трубочек, которые выдвигает по желанию.
- А каким образом эти трубочки помогают ему передвигаться?
- Они снабжены присосками.
- На что похожи эти присоски?
- Это круглые пустотелые диски.
- А вы уверены, что они круглые? - резко спросил профессор.
- Да! - мужественно ответил Том, хотя имел об этом лишь весьма смутное
представление.
- А каким образом действует этот присосок? - спросил высокий
экзаменатор.
Том почувствовал, что любопытство этих людей переходит границы
приличия. По-видимому, их любознательность была неутолима.
- Он создает вакуум! - в отчаянии вскричал он.
- А как он создает вакуум?
- Путем сжатия мускульного бугорка в центре, - ответил Том в миг
озарения.
- А что заставляет бугорок сжиматься?
Измученный Том чуть было не ответил "электричество", но вовремя
сдержался и пробормотал:
- Мышечное воздействие.
- Прекрасно, - сказали экзаменаторы, и несчастный студент перевел дух.
Однако высокий тут же вновь ринулся в атаку, вопросив: - А эта мышца
поперечно-полосатая или гладкая?
- Гладкая! - взвизгнул Том наугад, и оба экзаменатора, потирая руки,
пробормотали: "Отлично, отлично!" - после чего волосы Тома утратили
вертикальное положение, и он перестал дышать так, словно находился в
турецкой бане.
- Сколько зубов у кролика? - внезапно спросил высокий экзаменатор.
- Не знаю, - с подкупающей откровенностью ответил студент.
Профессора торжествующе переглянулись.
- Он не знает! - насмешливо воскликнул пучеглазый.
- Когда у вас в следующий раз на обед будет кролик, рекомендую вам
пересчитать его зубы, - сказал высокий.
Догадавшись, что это шутка, Том тактично засмеялся весьма жутким,
загробным смехом.
Затем экзаменаторы принялись терзать его вопросами о птеродактилях, о
разнице в строении летучей мыши и птиц, о миногах, о хрящеперых рыбах и
ланцетнике. На все эти вопросы он дал ответы, более или менее
удовлетворившие экзаменаторов, но чаще - менее. Когда наконец звякнул
колокольчик, указывая, что настало время экзаменующимся перейти к другим
столам, высокий профессор нагнулся над лежащим перед ним списком и сделал
на нем следующую иероглифическую пометку: S.В.
Зоркие глаза Тома различили эти буквы, и он направился к соседнему
столу весьма довольный, так как знал, что они означают "satis bene", то
есть "удовлетворительно", ну, а поставленный за ними минус его не тревожил.
Ответил ли он лучше или хуже положенного, не имело для него ни малейшего
значения. Зоологию он сдал, а все остальное его пока не интересовало.
Дата добавления: 2015-07-21; просмотров: 41 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| АНГЛИЯ ПРОТИВ ШОТЛАНДИИ | | | ПРИСКОРБНЫЙ ПРОВАЛ |