Глава 27.Подсознание.

Сильный взрыв потряс воздух. Воздушная волна прокатилась надо мной и опрокинула, словно я — костяшка домино. Смерчем она прошлась по пустой улице, взметнула черный, полный копоти, слой пыли и, застонав где-то в полумраке, пронеслась дальше. Стараюсь вжаться в землю, на которую меня приземлил ураган, пытаюсь врасти в нее, но у меня не получается. Плотно зажмуриваю глаза. Порывистое дыхание, резко поднимающее грудь вверх. Нервы, натянутые до предела, и адреналин, бушующий в крови. Вот он я.

Резко распахиваю глаза. Свет. Яркий, едкий, ослепляющий, он бьет по зрачкам, и глаза снова закрываются от его напора. Пытаюсь отдышаться. Чувствую, как по венам течет инородная масса. Похоже на раскаленное железо. Снова открываю глаза. Все тот же свет. Пытаюсь привыкнуть. Не получается. Глаза резко закрываются от ослепляющей силы. Этот луч словно не хочет, чтобы я что-то увидел. По щекам льются слезы. Я чувствую соленую влагу на губах.

Пытаюсь подняться с земли с закрытыми глазами. Привстаю и сажусь. Странно. Ноги свисают, хотя я точно уверен, что сижу на земле, и они так или иначе должны быть вытянуты вперед.

Еще одна попытка поднять веки венчается успехом, но теперь мне кажется, что причина моих слезящихся глаз стала меркнуть. Оглядываю ту комнату, в которой оказался. Ничего, кроме белоснежной кровати, на которой оказался. Белые стены, белый потолок, белая больничная рубашка на мне и яркий белый свет, исходящий от лампочки, висящей над серой дверью.

Облупившаяся краска и потертая черная ручка, в свете отдававшая серым. Казалось, что эта дверь из фильма ужасов.

Дотягиваюсь ногами до пола, словно боясь, что он может провалиться. Холодный. Чувствую, как от прикосновений с гладкой поверхностью ступни окутывает неприятное ощущение. Словно я хожу по чему-то слизкому и скользкому, но меня это не волнует. Я продвигаюсь к будто притягивающему меня “порталу”.

Неуверенно подхожу, еще более неуверенно дотрагиваюсь до ручки. Чувствую, как слой пыли оказывается на пальцах. Поворачиваю ее, закрываю глаза и делаю шаг.

Это дом. Облупившийся трехэтажный дом в одном из старых кварталов Нью-Джерси. До боли знаком. Он просто стоит здесь, наверное, в ожидании меня. Его пустые стены вопят от возмущения, сбрасывая на жителей пепел вины.

Прохожу на задний двор, точно зная, что мне не нужно этого делать, но у моих ног, кажется, есть свой мозг, а, соответственно, и любопытство. Они подставляют меня.
На мне черный костюм, хотя я не помню и даже не знаю, как надевал его, и надевал ли вообще. Я ничего не знаю, не понимаю, не чувствую, не вижу.

Люди. Их тут много. Вокруг бегают веселящиеся дети, пока взрослые распивают шампанское возле надгробья.

Могила ребенка.

Пытаюсь прорваться сквозь праздничную толпу и слышу их недовольное: “Поаккуратнее можно?” Нет, нельзя! Пустые люди. Я ощущаю их пустоту, холод. Вижу, как на их лицах появляется черный налет. Это означает одно — они гниют.

Подбегаю к могильной яме, рядом с которой стоит пустая плита. Внизу лежит тело. Тело ребенка. Оно завернуто в покрывало и перевязано веревками. В него кидают землю, грязные словечки и тонну ненависти. Они хоронят его, но я-то вижу, что он жив.
Незамедлительно прыгаю в эту чертову яму и, пытаясь развязать веревки уже, наверное, задыхающемуся “трупу”, прикрываю его телом, чувствую, как на спину обрушивается град ударов из земли. Мелкая пыль засыпает глаза и сквозь плотно сжатые губы набивается в рот. Я задыхаюсь и плачу. Мне кажется, что я вижу каждую пылинку, оседающую на ткань, которой обмотано тело.

Люди смеются, судорожно глотая воздух, словно выброшенные на берег рыбы. Пытаюсь уберечь барабанные перепонки от грохота их голосов, чтобы не дать помутиться рассудку.
От тяжести земляного покрова, что обрушился на меня, падаю прямо на бедолагу. Мне видится, чувствуется или только кажется, что я вижу, осознаю, как там, наверху люди тащат еще одну могильную плиту, как там, наверху они до краев наполняют бокалы, которые при звонком чоканьи выливают из себя небольшое количество опьяняющей жидкости. Я умер. Я труп. Такой же, как и тот ребенок, что лежит подо мной и толщей земли, не подавая признаков жизни. Люди наверху думали, что он умирает и решили, что будет лучше, если он не будет мучиться от естественной смерти. Они убили его, запятнали свои руки.

Открываю глаза. Чувствую, как по ним бьет свет, но он уже не такой, как во сне. Тусклый свет, еле пробивающийся из-за плотных занавесок, если только, конечно, шерстяное одеяло, висевшее на окне, можно назвать занавеской, не слепит глаза. Он приносит обеспокоенность. Сны — это наше подсознание, и никакой мистики в этом нет. Это просто наши эмоции, которым мы не преграждаем дорогу. Не хочу верить, что все, что только что происходило в моей голове, есть плод моего воображения. Нет, мое подсознание бы никогда так не поступило, оно бы никогда ее не похоронило!

— Фрэнки, ты в порядке? — доносится слева.

Рядом лежит она. Моя Лили.

— Да, золотце. Все хорошо. Спи.

Кашляет. Опять.

Сны — это наше подсознание. Мое не может ее убить.

Дата добавления: 2015-07-20