Василий кивнул ушастой головой.

— Значит, так... — смутился, взял другой тон. — Докладываю, драгоценный преждерожденный ланчжун Лобо. Согласно вашего распоряжения, мы, заселившись этажом ниже, собрались в покоях прер... преждерожденной Цао и стали обдумывать все то, что вы нам рассказали. — Он положил на столик несколько листков распечаток и фотографию Крюка. — Всесторонне обсудив задание, — Василий даже покраснел от усердия и оказанной ему чести, — мы вошли в местную сеть и убедились, что данный преждерожденный в списках разыскиваемых лиц не числится (“Еще как числится! Только это специальные списки!”), обнаружили, что это действительно есаул Максим Крюк, начальник срединного участка Управления внешней охраны Александрии Невской, — глаза Казаринского хитро блеснули (“то есть для начала они меня проверили...”), — и решили вести поиски по трем направлениям. Основываясь на переданной вами его характеристике, мы посчитали, что главными характеристическими чертами из всех вами перечисленных счесть следующие. Что есаул Крюк набожен — это раз, — принялся азартно загибать пальцы Василий, — что он отцелюбив — это два, и что он — дорожит своей внешностью, это — три.

— Ну-ну, — подбодрил Василия Баг. Все это он действительно упоминал: в православной истовости среди знакомых Бага Крюк уступал, пожалуй, только Богдану, к родителям в Мосыкэ он ездил чуть не каждый отчий день, а уж его знаменитые усы были известны любому, кажется, вэйбину Александрии, не говоря про Козаков, — и если Крюк отсутствовал на месте, то, значит, оказывал быструю холю усам в ближайшем заведении под вывеской “Стрижка-брижка”. — И дальше?

— Мы рассуждали так, — Василий глотнул чаю, — если набожен, стало быть, надо проверить церкви. Ведь тогда он должен часто бывать на службе и у исповеди, и священники могли его запомнить, тем более — с такими усами.

— Разумно,— кивнул Баг.

— Ага... Дальше — отцелюбив. Родители его проживают здесь же, в Тохтамышевом стане. Значит, мог к ним заходить. Но... мы решили, что будет несообразно тревожить людей, ведь у нас практическое занятие. Да мы и не обладаем соответствующими полномочиями. — Василий смущенно кашлянул. — Скоро новый год, и мы решили проверить торговые ряды на предмет, не видел ли какой лавочник нашего есаула... Мы предположили, что преждерожденный есаул может приобрести такой лубок с целью подарить отцу и матери...

— Замечательно,— кивнул Баг. Действительно, новогодние благопожелательные лубки, кои спокон веку принято было вывешивать на входных дверях и в первую голову дарить родным и близким, начинали появляться в продаже в первых числах двенадцатого месяца; обычно лубками старались обзавестись заранее — купить самые лучшие, оригинальные, новые, а к самому празднику на лотках оставались только одни избитые сюжеты: вроде улыбающихся Деда Мороза и Лао-цзы, подносящих огромный спелый гранат, что символизировало грядущее многодетство, или — летучей мыши-чоха, название которой созвучно чтению иероглифа “счастье”. Лубки же с новыми сюжетами расхватывали седмицы за две, а то и за три до самого праздника.

— И наконец — что дорожит внешностью. Конкретно — усами. — Казаринский поднял фотографию Крюка вверх и продемонстрировал ее собравшимся, указывая пальцем на предмет гордости есаула. — Это говорит о том, что данный преждерожденный должен часто посещать заведения, где усы причесывают и... — безусый Василий обернулся к Хамидуллину, — что там с ними еще делают...

— Стригут. Подравнивают, — уточнил бесстрастный Хамидуллин.

— Ага... Вы сказали, что усы у него в последний раз были растрепанные. Мы посчитали, что мастера ножниц и расчески также вполне могли запомнить частого посетителя.

“Что ж, для начальных курсов неплохо, головы у них варят, из всего того, что я им наговорил, выбрали лучшие, пожалуй, признаки. Это и впрямь самые характеристические черты Крюка... хотя детский сад, конечно, полный... Тут же на две седмицы только одних опросных трудов по всей Мосыкэ. Ну да ничего: научатся. Все когда-то происходит впервые. Главное — уже научились слушать и стараются выхватить самое существенное. Ну а если из этих версий за день им удалось еще и хоть что-то выжать, то получат зачет, ибо это — чудо”, — подумал Баг, а вслух сказал:

— Пожалуйста, продолжайте.

— Вот такой был план.— Казаринский улыбнулся. — Мы распределились по всем трем направлениям. Я — по части стрижки-брижки,— студент погладил свою почти утерявшую волосы голову, — прер... преждерожденный Хамидуллин — по церквам, — Баг нарочито не обращал внимания на то, что Василий нет-нет да и срывается на упрощенные формы обращения,— а преждерожденная Цао — по лубкам.

— И что же, вы за один день побывали во всех заведениях города Мосыкэ, где честные подданные могут оказать холю усам? — Баг постарался скрыть так и рвущуюся наружу иронию, но, видно, недостаточно тщательно, ибо Василий Казаринский густо покраснел.

— Нет, драгоценный преждерожденный ланч-жун Лобо, я на это и не рассчитывал. Но я рассуждал так, — Василий сглотнул, — что уж если где что-то понимают в усах козаков, так это в Тохтамышевом стане.

“Хвала Будде! Уже лучше...”

— И что же?

— Таких заведений в пределах стана оказалось ровно девять. Но ни в одном из них есаул Крюк замечен не был. Правда, в трех из них мне удалось, — Казаринский гордо приосанился, — разговорить мастеров и, болтая о том, о сем, невзначай показать им фотографию. Пришлось пожертвовать волосами... Они опознали его как постоянного посетителя, но это было несколько лет назад, когда сам Крюк проживал в Тохтамышевом стане.

“Еще бы! Да если бы Крюк сунулся хоть в одну "Стрижку-брижку" в стане, то уже в тот же день об этом знали бы и Матвея, и все соседи”.

— Ничего,— утешил Василия Баг,— вы проработали версию, которая ничего не дала, но, как говорил еще великий Конфуций, отсутствие плодов на грушевом дереве — есть тоже своего рода плод.

— Сегодня я планирую расширить сектор поисков, — пробубнил Василий, явно смущенный, — начну с ближайшего Ярилова, а там...

“Волос на голове не хватит...” — подумал Баг и прервал студента:

— Это будет позже. — Прикурил. — А что у вас, преждерожденный Хамидуллин? В вашем ведении, сколько я понял, оказались церкви?

— Точно так, драгоценный преждерожденный ланчжун Лобо, — кивнул невозмутимо Иван. У Бага уже в ушах звенело от бесконечных “драгоценных преждерожденных”, но предложить студентам перейти на сокращенные формы обращения ему, как временному наставнику, было никак не сообразно. — У меня — церкви. Православных церквей и храмов в Мосыкэ ровно триста сорок три. Включая подворья монастырей. Я сосредоточился на главном. С моей точки зрения — главном. Поскольку есаул Крюк — козак, логично предположить, что он посещает церковь в районе, заселенном козаками. И эта церковь должна иметь к козакам самое непосредственное отношение. Не только географически, но и исторически. Такая церковь есть одна. Именно: церковь Всех Святых, где хранится рака с мощами Михайлы Тохтамышского. В просторечии — Михайлы Козацкого. Расположена в Тохтамышевом стане. Я провел сетевое разыскание и выяснил про Михайлу буквально следующее, — ровным голосом доложил Хамидуллин, ловко извлек из-за пазухи сложенный листок и развернул его. “Основательный молодой человек, — подумал Баг, несколько опешивший от такой скрупулезности. — Похоже, вскоре ни один архив не сможет скрыть от него и волоска своих тайн”. — История его восходит к посольству хана Тохтамыша в 1382 году. Михайло был сотник одного из приданных посольству отрядов. После возвращения в Тохтамышев стан козаки стали замечать за ним странное. Михайло сделался задумчив, много молился, истово соблюдал посты. Однажды, так гласит предание, его ближайший друг застал Михайлу на удаленной поляне в лесу. Одетый в одну длинную рубаху на голое тело Михайло стоял посредине. А вокруг него собрались волки с волчатами, олени с оленятами, зайцы... э-э... — Хамидуллин глянул в бумажку, — с зайчатами, на ветвях же окрестных древ сплошь сидели... э-э... — он снова заглянул в бумажку, — разные птицы. С птенцами. Михайло читал им проповедь о скором наступлении рая на земле. Животина... э-э... внимала. После того козаки стали относиться к Михайле как к божьему человеку. В конце жизни Михайло Тохтамышский возложением рук стал исцелять страждущих, а после смерти был причислен к лику святых. Его мощи и хранятся в левом пределе церкви Всех Козацких Святых. На протяжении веков мощи Михайлы Тохтамышского являли верующим разнообразные чудеса. Он также считается всеордусским покровителем козачества, — все также ровно, бесстрастно, словно зачитывая выдержку из словаря, закончил студент и замолчал.

— И что же? — выслушав этот скупой исторический экскурс, поинтересовался Баг. Его разбирал смех.

— Делаю вывод о том, что если искомый есаул Крюк и пошел бы в церковь, то только в церковь Всех Святых. Скорее всего, на литургию. Я уже был там на вечерне и собираюсь к литургии нынче же. — Хамидуллин был неподражаемо серьезен.

— Иными словами, вы не считаете... — начал было Баг, но его перебило пиликанье телефонной трубки.

— Слушаю, — сказал он, машинально бросив взгляд на часы: без двадцати двух восемь.

— Драгоценный преждерожденный ланчжун Лобо? — услышал Баг голос отсутствующей в номере студентки из Ханбалыка по имени Цао Чунь-лянь. Ханеянка говорила отчего-то шепотом. — Ваша ничтожная студентка нижайше просит вас воз скорее прибыть по адресу: Спасопесочный переулок, дом восемь.

Богдан Рухович Оуянцев-Сю

Дата добавления: 2015-07-20