Читайте также:
|
|
Богдан с трудом сел. Оглянулся мутным со сна взглядом — никого. Никого.
Ничего не болело, но слабость была ужасающая. “Простыл вчера на куполе, что ли? — вяло подумал минфа. — Ветром прохватило, ветер весьма пронзительный днем разыгрался... Вот и снится невесть что, после вечернего-то разговора с архимандритом встречи супружеские на ум полезли, а по нездоровью — проистек из оных мыслей о встречах черный бред”.
В душе была пустыня.
Ни сладкая, ни горькая... Пресная.
С трудом великим приступил Богдан к утреннему правилу. Голова кружилась, и огонек лампадки то и дело уплывал куда-то в сторону. “Блудны бесы ночью ломят — в избу влезли и снуют: домового Ли хоронят, ведьму замуж выдают”, — студенисто всплыли в памяти чеканные строки великого Пу Си-цзина. “Да, — вяло подумал Богдан, механически повторяя слова молитвы, — наверное, это бесы. Искушения к тем наипаче подступают, кто наипаче очиститься восхотел...” Эта мысль оставила его странно равнодушным. Мол, подумаешь, ну — бесы...
Впрочем, поклоны он клал перед иконою истово и крестился от всего сердца.
Но даже читая кафизму, он не мог отделаться от чувства, что в его пустыньке все ж таки пахнет духами. Духами Жанны. Теми, которыми она надушилась тогда, поджидая Богдана, подготовив ему маленький праздник... в их последний вечер.
“Нет, конечно, сон, — окончательно решил Богдан. — По-настоящему это не мог быть я. Пять раз подряд... Не я”.
Когда он вышел на воздух, ему полегчало. Студеный рассветный ветер окатил чело, ввинтился от шеи под ворот. Богдан глубоко вздохнул, расправляя плечи. На юго-востоке, над островерхими темными соснами, рыжими прожилками разгорались всклокоченные края туч.
И тут он увидел у поворота дороги, шедшей в сторону перекинутой на остров Муксалма валунной дамбы, ту же странную пару в степных треухах. Тангуты подобно каменным изваяниям стояли в трех десятках шагов от пустыньки Богдана и смотрели в его сторону. На таком расстоянии выражение их лиц терялось, но Богдан готов был поклясться, что на них написаны настороженность и неприязнь. И подозрительность. Увидев, что Богдан их заметил, оба резко повернулись, не обменявшись ни словом, и быстро зашагали прочь, вскоре скрывшись за приземистыми багряными кустарниками, росшими по обочине.
Эта странная встреча напомнила Богдану все, что было с тангутами связано. Словно наяву он опять увидел беспомощно оскаленные зубы мертвой лисички, ее вспоротый мягкий живот. Буквально винтом скрутило Богдана от негодования и ненависти к неизвестному живодеру. Какое зверство! И против кого? Не бурундук и не волк, не личинка какая-нибудь бессмысленная и не вонючая копошащаяся тварь, вроде хорька... нет. Лисичка! Милая, веселая, игривая... чистенькая рыженькая хитруля, Патрикеевна ласковая и своенравная... да это же самый милый, самый лучший зверек, какой лишь бывает на свете Божием! На лисичку поднять руку — это же все равно, что на человека! На женщину!
Дата добавления: 2015-07-20; просмотров: 91 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
В крике ее звучали торжество и исступленная радость. | | | На девочку. |