В рукаве пискнул телефон.

— Да.

— Здесь старший вэйбин Яков Чжан. — Го­лос заместителя есаула Крюка звучал несколь­ко растерянно. — Приношу свои глубокие из- винения, драгоценный преждерожденный ланч­жун Лобо, но... — Он запнулся. — В Средин­ный участок только что по вашему повелению прибыли научники, говорят — для углубленно­го обследования состояния задержанного вами вчера ночью и содержащегося здесь у нас чело­веконарушителя.

— Все правильно. И что?

— Но, драгоценный преждерожденный ланч­жун Лобо, вы же сами повелели преждерожденному есаулу Крюку препроводить указанного человеконарушителя, буде он окажется в состо­янии передвигаться, для проверки некоторых обстоятельств этого дела. Как же мне быть с на­учниками? Отослать их обратно или пусть ждут, когда преждерожденный есаул Крюк с человеко­нарушителем вернутся?

У Бага упало сердце.

— Я? А... Куда еч Крюк его... сопроводил?

— Не могу знать, драгоценный преждерож­денный ланчжун Лобо! В бумаге об этом ниче­го не сказано!

— В бумаге?

— Так точно! В вашем письменном пове­лении.

Срединный участок

Й день восьмою месяца, вторница,

День

Воз, следовало бы остаться в Москитово и постараться выяснить все же, в какие игры и кто там играет; и почему сказав­шийся глубоко усталым от нервного напря­жения, вызванного постоянным употреблением “Бруно”, Юллиус Тальберг довольно бодро прохаживается мимо елок и вдоль залива, ле­лея за пазухой заветную фляжку со столь подорвавшим его здоровье напитком... И что странный гокэ имел в виду, указав на молодца в белом халате, и отчего молодец сей вел себя так, будто следил — ну не следил, а так, при­глядывал — за Тальбергом.

Быть может, это просто милосердный брат из “Тысячи лет здоровья”, приставленный наблюдать за тем, чтобы строптивый гокэ впредь уж не наносил вред организму ядреным напитком, а спокойно вкушал обезжиренный кумыс и вдыхал целебный воздух — в промежутках между оздоравливающими процедурами и жи­вотворными воздействиями молчаливых лека­рей и их бессловесных подопечных? Быть может.

Воз, этот Тальберг вообще псих, рас­ставшийся с частью сознания зарубежный подданный, проводящий время в химерическом мире, порожденном расстроенными нервами и постоянным воздействием разрушительного напитка.

Воз. Хотя все равно очень подозри­тельно. Но — не более.

А вот то, что Баг не давал Крюку относи­тельно задержанного никакого повеления, ни единым словом, ни устным, ни письменным да­же не намекнул, что было бы желательно вы­вести захваченного ночью человеконарушителя за пределы его тюремной клети в Срединном участке хоть на мгновение, — это Баг знал наверняка. Не подозревал. Знал.

Не писал Баг никаких таких бумаг. И устно не распоряжался. И составить не велел, и печать свою к составленной бумаге такого свой­ства — не прикладывал.

Напротив: он чаял, если состояние челове­конарушителя позволит, во второй половине этого хлопотливого дня уединиться с задер­жанным в уютном кабинетике участка, где из мебели есть лишь маленький стол и два сту­ла — тот, что для посетителей, надежно при­винчен к полу, — и вдумчиво, с результатами научных разборов и заключениями штатных обдумывателей в руках, побеседовать с ночным гостем, задать ему все те вопросы, какие за это короткое время у него, у Бага, накопились; и задать их так, чтобы дошли они до самого человеконарушительского нутра, до самой его зловонной печени, а если надо — то еще и за­ехать пару раз кулаком скорпиону в лоб, благо кабинетик тот имел вполне звуконепроницае­мые стены. Ощущение неотвратимо уходящего времени — Баг с некоторых пор всем телом чувствовал, как минуты просачиваются сквозь пальцы, а их так осталось мало, этих минут, до того, как свершится что-то важное, быть мо­жет, даже катастрофическое — было настоль­ко сильным, что достойный ланчжун мысленно смирился с необходимостью применить к за­держанному самые крайние меры, вплоть до веревочной петли и палки.

Полчаса пути до Александрии — включив сирену, Баг вел цзипучэ на пределе возстей, с риском обходя другие повозки, нахаль­но проскакивая на желтый свет, при необхо­димости вылетая даже на встречную полосу, — показались ему совершенно невозможным сро­ком. Рядом, на переднем сиденье бешено не­сущегося цзипучэ, прижав уши и молотя по спинке хвостом, напрягся, словно в засаде, Судья Ди; глаза кота хищно горели. Настро­ение хозяина передалось и ему, и когда Баг в очередной раз взглянул на хвостатого, то поду­мал злорадно, что ежели задержанный каким-то чудом найдется, так, пожалуй, будет запросто обойтись лишь рекомендованны­ми в уложениях способами ведения беседы с подследственным, а звуконепроницаемые сте­ны на сей раз не понадобятся. Завидев Судью Ди в этаком состоянии, человеконарушитель тут же расскажет все — даже то, о чем его ни­кто и спрашивать-то не помышлял бы. “Как хорошо, что этот кот на моей стороне”, — по­думал Баг.

Дата добавления: 2015-07-20