В такие дни он бывал почти счастлив.

Но ныне путь его лежал не на поиски оче­редной нетронутой присутствием человека полянки, а в александрийский дачный пригород Москитово, и тому были веские причины.

Утро началось с привычного комплекса тайцзицюань; на соседней террасе Баг с неко­торым облегчением увидел обнаженную по по­яс фигуру сюцая Елюя. Юноша начал упражнения раньше его и не заметил багова появления, весь поглощенный плавными движения­ми. Некоторое время Баг наблюдал за ним и окончательно уяснил, что стиль Елюя заметно отличается от его, багова: зарядка сюцая вклю­чала несколько довольно резких движений, да­же выпадов, в коих Баг усмотрел какую-то внутреннюю агрессию; покачав головой, человекоохранитель заметил себе спросить сюцая, у кого тот брал уроки, — такой стиль Багу был незнаком и малосимпатичен.

Явившийся на террасу вослед за хозяином Судья Ди отнесся к Елюю, скорее, равнодуш­но — мазнул по нему взглядом, уселся у огра­ды и стал наблюдать за голубями, о чем-то го­рячо бубнившими на левой, до сих пор пустую­щей террасе.

Когда Баг сделал последний выдох, рассла­бился и открыл глаза, возвращаясь от комментариев Чжу Си на двадцать вторую главу “Лунь юя” к окружающей действительности, сюцай стоял у разделяющей террасы изгоро­ди, поросшей жизнерадостным плющом, и сми­ренно ждал, когда на него обратят внимание. Баг взглянул на него, и Елюй, расплывшись в радостной улыбке, почтительно поклонился. У Бага на языке вертелся невежливый вопрос: а где, собственно, его, сюцая, олуха такого, не­упокоившиеся души носили? он, Баг, уже Яньло-ван знает что стал думать; да что Баг! они с Богданом вместе уже чуть не в розыск собра­лись подавать сюцая, думая, что юноша влип в какую-то худую историю! Но тут сюцай, опе­редив заботливого человекоохранителя, стал униженно извиняться за свою беспутность и неразумность, и столько в его голосе было искреннего раскаяния, что Баг не сумел сказать ему приготовленных слов, хотя, конечно, стои­ло бы.

Оказалось, что сюцай Елюй просто и без за­тей — загулял. В Александрию на пару дней приехал по делам его давний ханбалыкский од­нокашник, даже почти родственник — побратались в училище, обычное дело, и вот они вдво­ем, на радостях от встречи и предавшись вос­поминаниям, так душевно напились маотая, что сюцая не держали ноги и он был вынужден остаться там, где был, будучи никак не в состо­янии передвигаться без посторонней помощи, а помочь ему кроме однокашника никто не мог; но ведь и однокашник отдал напиткам не меньшую дань, и вот... Смущенным голосом сюцай поведал Багу, что заснул прямо под столом от­дельной трапезной комнаты, которую друзья сняли в харчевне “Веселый Будда”, положа голову на грудь приятелю, который к тому вре­мени уже самозабвенно храпел; проснулся он на другой день, когда солнце уже стояло в зе­ните, обнаружил себя под столом и пришел в ужас. Баг кивнул — еще бы, такое любой поймет, еще Учитель наш Конфуций отмечал в двадцать второй главе “Лунь юя”: “Благород­ный муж знает толк и меру в рисовом вине; низкий человек не знает ни толка, ни меры, ни рисового вина”. Что же, сказал сюцаю Баг, пусть это будет вам уроком!..

Тут подошел Судья Ди, внимательно по­смотрел на сюцая, втянул ноздрями воздух, прижал уши, коротко зашипел в сторону юно­ши и трусцой покинул террасу. Ну вот, крайне огорчившись, сокрушенно сказал Елюй, ну вот, котик на меня обиделся, я же за ним недоглядел, я ведь взял его с собой, а утром его с нами уже не было. И куда он делся... Я так виноват, не знаю, что и делать, как быть, как загладить такой проступок, как вернуть ваше, драгоцен­ный преждерожденный Лобо, и вашего кота до­верие...

“... Смешной он, — меланхолически думал Баг, обогнав красный „тахмасиб" и вытаскивая новую сигарету из пачки, — молодой и смеш­ной... Все же надо будет мне с ним серьезно поговорить, он хороший парень в сущности... На­шелся — и хвала Будде, одной заботой меньше. А с котом они помирятся... ”

— Правда, Ди? — обернулся он к коту. Кот открыл один глаз, убедился, что ничего интересного не происходит, и закрыл глаз снова. “Дрыхнет, — с досадой подумал Баг. — Нет что­бы разъяснить наконец, откуда взялась эта жуткая пиявища? Елюй тут ни при чем, теперь это ясно... ”

... Ожидая порцию утренних цзяоцзы у Ябан-аги, Баг в перерывах между глотками жасминового чая кратко переговорил с Богданом, ко­торый ответил из воздухолета, держащего путь в Тверь. Богдан явно был в возбуждении и предвкушении, узнав, что Баг добыл-таки неправильное “Слово о полку Игореве” (“Ох, еч, я полистал на скорую руку — там такое!.. ”), но отложить поездку никак не мог; потом он поведал, что тоже провел не лучшую ночь в сво­ей жизни — сначала явились с некими весь­ма жуткими новостями научники, а потом сам минфа чуть не до утра копал сведения из баз данных нескольких Управлений; в результате смутные сомнения, появившиеся у него ранее, стали оформляться в выводы, о которых он, Богдан, считает пока говорить преждевремен­ным и для проверки которых должен предпри­нять короткое путешествие в Капустный Лог, к великому ученому (не научнику, а именно ученому, подчеркнул Богдан) Крякутному; а уж ежели беседа с ним принесет ожидаемые плоды — хотя Богдану того, видит Бог, совер­шенно не хотелось бы, — то во второй половине дня он, вернувшись в Александрию, расскажет обо всем Багу подробно. И тут уж они пораз­мыслят вместе.

Дата добавления: 2015-07-20