То ли шапку снять да голову свою обнажить перед таким человеком, то ли с лекарем-психоисправителем о его голове посоветоваться. То ли святой, то ли блаженный.

Сонмище любимцев великого цзиньши био­логических наук разлетелось, ровно драгоцен­ная фарфоровая чаша, грубой рукою о камень разбитая. Кто куда. Кто лекарем пристроился, кто вовсе занятие сменил... Это будет, подумал Богдан, позже посмотреть, тут долгая кропотливость да въедливость нужна — отеле- дить жизненные пути двух, а то и трех десятков подданных, затерявшихся в жизни, а следова­тельно, и для человекоохранительного учета потерявшихся. Наверняка сейчас лишь од­но сказать — вряд ли все ученики своему наставнику за такой поворот в судьбе благодарны. И хоть почтение ученическое, кое сыновнему сродни не только по имени, но и по сути, — чув­ство сильное и святое, все ж таки человек — не трактор, а чувства — не рычаги управления. По-разному разные люди на одно и то же чувство отзываются. Всякое могло статься...

Сам же Крякутной, похоже, не разрушил себя своим приговором. Порушил, да, — но не разру­шил. Сильный человек. Личность. Подумал, ре­шил, сделал. А после — нашел себя на крестьян­ской ниве. Вот уж несколько лет как по всей Ор­дуси гремела слава о его хуторе, Капустный Лог называемом. В Подмосыковье, где-то в холмис­тых полях меж древними городишками Клин да Дмитров, откупил Крякутной сколько-то там тысяч квадратных шагов землицы — и через пять лет лучшей капусты, чем из Капустного Лога, не знала и не ведала Ордусь ¹ . Императорскому сто­лу капусту от Крякутного поставляли, везли че­рез всю страну нарочно... А уж в Александрий­ском-то улусе ни один трапезный зал без нее не обходился. На свадьбы, на чествования — кто капустки крякутновской добыть не озаботился, тот, считай, плохо о гостях пекся. Так считалось.

¹ Надо ли упоминать сызнова, что ван Зайчик, сам просла­вившийся в КНР прежде всего выращиванием бесподобной ка­пусты, пишет здесь от души и со знанием дела! А то, что именно Крякутного он сделал своим единочаятелем и собратом по сель­скохозяйственной страсти, говорит об особой его симпатии к великому Ордусскому генетику.

Между прочим, в первые годы, судя по пе­речням научных приборов да снадобий, что Крякутной чуть не ежедневно к себе на хутор заказывал, он там и новый институт для себя одного — ну, с женой да сыном, для семьи сво­ей, в общем — мог бы, верно, оснастить. Конечно, Богдан в генном деле никак докой назвать себя не мог и всерьез разбирать и обдумывать эти перечни даже не брался, — но одна их про­тяженность говорила о многом. Правда, Кря­кутной в сопроводительных бумагах указывал, что это исключительно для проведения изыс­каний в капустной области. Чтоб лучше земли­цу удобрить, чтоб микроэлементы да витамины всякие в листах кишмя кишели... Может, и так. Что же до судьбы генно-инженерных изысканий под иными небесами и иными флагами, то поначалу влияние столь авторитетного уче­ного, как Крякутной, оказалось непреоборимо великим, и примеру Ордуси последовали все развитые страны. Но — не принимая никаких законов необратимых, а лишь, так сказать, фак­тически. Последовать за Ордусью формально поспешили лишь всевозможные мелкие Уган­ды да Боливии, коим все равно в этой сложной и дорогостоящей области не суждено было сде­лать ничего существенного.

Опасные с нравственной — а вернее, без­нравственной, ибо, будь все люди по-настояще­му нравственны, и опасаться было б нечего — точки зрения исследования официально ни­где пока не возобновлялись. Еще бы — мораль­ный авторитет Ордуси среди среднего и низ­шего классов варварских стран был огромен; да и, не будь его, все равно шум бы пошел ве­ликий... Но, войдя после введения своих допусков в базы данных Отдела внешней разведки Возвышенного управления госбезопасности, Богдан без особого изумления обнаружил, что наибо­лее предприимчивая нация мира, давно для се­бя решившая, будто Бог хочет лишь того, что людям приятно и выгодно, — англосаксы — по­тихоньку, в закрытых и полузакрытых инсти­тутах своих, возобновила сомнительные труды. И ныне в Великой Британии уж вовсю прово­дились опыты по так называемому клонированию. А в Аустралии не так давно, занимаясь конструированием специальной бациллы для борьбы с грызунами, от прожорливости коих фермерам и их урожаям просто спасу не было, тамошние научники вывели нежданно-негадан­но такую тварь микроскопическую, которая за сорок восемь часов способна была сгубить все человечество напрочь. Научники эти, явно с перепугу, немедленно принялись стучаться во все международные учреждения с тревожными требованиями усилить контроль за подобно­го рода разработками — и все международные учреждения, разумеется, с самым серьезным и озабоченным видом кивали в ответ и принима­ли соответствующие постановления. Но о судь­бе самой выведенной по случаю бациллы не было ни слуху ни духу. Не могла ничего тол­ком сказать по сему поводу и Ордусская раз­ведка, которая, как начал постепенно понимать Богдан, старалась, коль уж свои исследования запрещены, хоть за чужими приглядывать и знать, чего ждать от соседей. Все ее усилия так и не помогли достоверно выяснить, уничтожи­ли аустралийцы свое нежданное порождение или до поры в пробирке закупорили да в погребок какой уложили: пускай, мол, покуда на холодке поспит, может, для чего и сгодится...

Дата добавления: 2015-07-20