Экономическо-философскиё рукописи 1844 года 103

в ничего не говорящие или, лучше сказать, говорящие только языком денег капитал и проценты. Различие между капиталом и землей, между прибылью и земельной рентой, между ними обоими и заработной платой, между промышленностью и земле­делием, между недвижимой и движимой частной собственностью есть различие все еще историческое, а не заложенное в самой сущности вещи. Это различие представляет собой исторически фиксированный момент образования и возникновения противо­положности между капиталом и трудом. В промышленности и т. д. в противоположность недвижимой земельной собствен­ности выражены лишь способ возникновения и та противопо­ложность по отношению к земледелию, в которой развивалась промышленность. В качестве особого вида труда, в качестве существенного, важного, объемлющего всю жизнь различия это различие существует лишь до тех пор, пока промышленность (городская жизнь) формируется в противовес землевладению (феодальной дворянской жизни) и носит еще в самой себе фео­дальный характер своего антипода и форме монополии, цеха, гильдии, корпорации и т. д., когда труд еще имеет по видимости общественное значение, значение действительной общности, когда он еще не дошел до безразличного отношения к своему содержанию и до полной обособленности, т. е. до абстракции от всякого другого бытия, а следовательно, и до получившего свободу действий капитала.

[XLII] Но необходимым развитием труда является получив­шая свободу действий и в качестве таковой самостоятельно конституирующаяся промышленность и получивший свободу дей­ствий капитал. Власть промышленности над противостоящим ей землевладением сказывается тотчас же в возникновении земледелия как подлинно промышленной деятельности, тогда как раньше землевладелец предоставлял главную работу земле и рабу этой земли, при посредстве которого земля возделывалась. С превращением раба в свободного рабочего, т. е. в наемника, землевладелец, по сути дела, превратился в промышленника, в капиталиста, и это превращение происходит на первых порах через посредствующее звено — арендатора. Но арендатор есть представитель земельного собственника, его раскрывшаяся тайна; только благодаря арендатору земельный собственник обладает экономическим бытием, существует как частный соб­ственник, ибо земельная рента с его земли получается лишь благодаря конкуренции арендаторов. Таким образом, в лице арендатора землевладелец в сущности уже превратился в обык­новенного капиталиста. И это превращение должно совершить­ся также и в действительности: занимающийся земледелием

104 i Маркс

капиталист, арендатор, должен стать земельным собственником, или наоборот. Промышленные махинации арендатора суть про­мышленные махинации земельного собственника, потому что бытие первого обусловливает бытие второго.

Но вот они вспоминают о своем противоположном возникнове­нии, о своем происхождении, и тогда получается, что земельный собственник видит в капиталисте своего зазнавшегося, полу­чившего свободу действий и обогатившегося вчерашнего раба и усматривает с его стороны угрозу себе как капиталисту, а капиталист видит в земельном собственнике праздного, же­стокого и эгоистичного вчерашнего сеньора; он знает, что зе­мельный собственник наносит ему, как капиталисту, ущерб, хотя и обязан промышленности всем своим теперешним обще­ственным значением, своим имуществом и своим наслаждением; капиталист видит в земельной собственности нечто прямо про­тивоположное свободной промышленности и свободному, не за­висящему от какого бы то пи было природного определения капиталу. Это подчеркивание противоположности между капи­талом и земельной собственностью носит в высшей степени ожесточенный характер, и обе стороны говорят друг другу правду. Стоит только почитать нападки недвижимой собствен­ности на движимую и наоборот, чтобы составить себе наглядное представление о гнусности как той, так и другой. Земель­ный собственник щеголяет дворянским происхождением своей собственности, своим феодальным прошлым, своими реминис­ценциями, поэтическими воспоминаниями, своей экзальтиро­ванностью, своим политическим значением и т. д., а если он выражается на языке политической экономии, то он говорит: производительно только земледелие. Вместе с тем он изобра­жает своего противника хитрым мошенником, маклером-надува-телем, продажным корыстолюбцем; мятежным, бессердечным и бездушным, чуждым общественному духу, запросто торгующим интересами общества спекулянтом, ростовщиком, сводником, холопом, ловким льстецом, расчетливым денежным плутом, порождающим, вскармливающим, раздувающим конкуренцию и, следовательно, пауперизм и преступления, вызывающим распад всех социальных уз; бесчестным, беспринципным, без поэзии, субстанции, не имеющим ничего за душой (см. среди других физиократа Бергасса, которого бичевал уже Камилль Демулен в своем журнале «Revolutions de France et de Brabant»; см. фон Финке, Ланцицолле, Галлера, Лео *, Козегартена,

* Ссылаясь на г-на Лео, напыщенный старогегельянский теолог Функе рас­сказывает со слезами на глазах, как при отмене крепостничества один раб отказался не быть больше дворянской собственностью. См. также «Патриотические фантазии»

Дата добавления: 2015-07-20