Благородные металлы 5 страница

Написано К. Марксом 11 января 1859 г. Печатается по тексту газеты

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» Перевод с английского

№ 5547, 31 января 1859 г.

— «Либо Цезарь, либо ничто!» (слова, приписываемые Юлию Цезарю). Ред.

К. МАРКС и Ф. ЭНГЕЛЬС ДЕНЕЖНАЯ ПАНИКА В ЕВРОПЕ ⁶¹

Париж, 13 января 1859 г.

Паника на европейских биржах еще не улеглась, и по очень осторожным подсчетам стои­мость государственных ценных бумаг понизилась приблизительно на 300000000 долларов. В то время как французские, сардинские и австрийские государственные бумаги понизились на 5%, железнодорожные акции этих же стран упали на 15—35%, а ломбарде-венецианские же­лезнодорожные акции упали почти на 50%. Все европейские биржи, за исключением лон­донской, убеждены теперь в том, что будет война. У меня нет оснований изменить свое мне­ние, ранее высказанное по этому вопросу*. Я убежден в том, что Луи-Наполеон в действи­тельности воевать не собирается и что его замыслы не выходят за рамки дипломатической победы над Австрией, сочетающейся с крупной наживой для него лично и для его приспеш­ников, авантюристов с парижской биржи. Крикливый тон бонапартистской прессы, а также «Independance belge»62, этой продажной собирательницы сплетен, хвастовство, с которым возвещается о военных приготовлениях, достаточно ясно доказывают, что дело идет не о войне, а о запугивании войной. Сейчас даже корреспондент лондонского «Times»⁶³ признает, что запутавшиеся в долгах лакеи двора опять получили возможность в невиданных доселе размерах обирать «почтенных» спекулянтов и мелких держателей ценных бумаг по всей Франции, как никогда играя на понижение курса. Один граф де Морни, говорят, заработал на этом деле до 5 января не менее 2000000 фр., а общая сумма денег, перешедших

См. настоящий том, стр. 176—177. Ред.

К. МАРКС и Ф. ЭНГЕЛЬС_____________________________ 180

из карманов буржуазии в карманы бонапартистских авантюристов, должно быть, во много раз превосходит эту цифру.

Существуют три фактора, которые заставляют Луи-Наполеона добиваться расположения итальянцев и занимать угрожающую позицию по отношению к Австрии. Это, во-первых, Россия, которая со времени Парижского мира⁶⁴ использует его как свое орудие. Второй фак­тор мало известен, так как Наполеон и его двор из кожи вон лезут, чтобы скрыть его от взо­ров публики, хотя существование этого фактора является доказанным. С момента покушения Орсини, до его казни и после нее, французский император непрерывно получал множество писем от Верховной венты итальянских карбонариев, тайного общества, членом которого он был в 1831 году65. Ему напоминали, какие клятвы он давал, вступая в это общество, как он нарушил их и как по уставу общества наказывают подобных изменников. Когда Орсини был в тюрьме, карбонарии предупредили императора, что в случае казни Орсини покушения на его жизнь будут продолжаться до тех пор, пока они не увенчаются успехом, а после казни Орсини Луи-Наполеон получил официальный смертный приговор, вынесенный ему Вентой. Этот удачливый авантюрист, проникнутый суеверием, был крайне потрясен таким пригово­ром тайного трибунала. Его нервы, ставшие хотя и не железными, но нечувствительными и жесткими как дубленая кожа (он их закалял в течение 20 лет, проводя ночи напролет за игорным столом), не выдержали этой постоянной угрозы дамоклова меча. Это таинственное вмешательство невидимой силы, известной ему по опыту прежних лет, по недавнему вы­стрелу Пианори и по бомбе Орсини, было как раз тем, что могло внести смятение в рассудок человека, который за будничной политикой непосредственной выгоды не замечал в истории причинных связей, а видел лишь таинственное действие каких-то фатальных сил, непости­жимых для человеческого разума и часто возводящих чистейший вздор до положения выс­шей власти. Этот постоянный страх перед грозившей ему опасностью в огромной степени способствовал целому ряду тех явных грубых промахов, которыми ознаменовалось его прав­ление за последний год.

И в самом деле, чтобы уйти от своей судьбы — ибо он верит во всемогущество итальян­ских террористов не меньше, чем гаданиям цыганок на эпсомских скачках66, — он должен был умилостивить невидимую силу. Поэтому были опубликованы фальсифицированные письма Орсини, которые подтасованы таким образом, что из них вытекало, будто на Луи-Наполеона возлагалось, как некий священный долг, осуществление надежд итальянцев⁶⁷. Но карбонариев не так-то легко было удовлетво-

ДЕНЕЖНАЯ ПАНИКА В ЕВРОПЕ__________________________ 181

рить: они не переставали напоминать обвиняемому, что он все еще приговорен к смерти и отмену приговора может заслужить только делами. Наконец, за последнее время значитель­но обострилось и его положение в самой Франции. Важнейший вопрос — где добыть деньги — с каждым днем все более грозно встает перед ним. Получить заем нет ни малейших на­дежд: государственный долг за последнее время так быстро вырос, что об этом не может быть и речи. Credit Mobilier и Credit Foncier⁶⁸, выкачивание миллионов под предлогом ороси­тельных работ, осушки болот, лесонасаждения, возведения дамб — все это уже дело про­шлого и не может быть снова повторено. Но в сложившейся обстановке требуется все боль­ше и больше денег; его собственная расточительность и, прежде всего, с каждым днем воз­растающие требования хищной военщины, чиновников и авантюристов, верность которых он вынужден каждый день покупать, делают для него денежный вопрос вопросом жизни и смерти; поэтому с чисто денежной точки зрения война с перспективой принудительных зай­мов, грабежей и военных контрибуций с завоеванных провинций явилась бы в момент край­ней необходимости единственным выходом из положения. Но дело не только в финансах, дело в общей непрочности его положения во Франции. Дело в сознании того факта, что хотя он стал императором по милости армии, он не может перейти известные границы в борьбе против общественного мнения как буржуазии, так и пролетариата. В то же время, поскольку он стал императором по милости армии, он должен выполнить ее волю. Вследствие всего этого уже давно очевидно для него самого, а также для всего мира, что последним его козы­рем в случае крайней опасности является война, и именно война за возвращение левого бере­га Рейна. Совсем не обязательно, чтобы такая война началась на самом Рейне. Наоборот, указанная территория может быть завоевана, вернее ее завоевание может быть начато в Ита­лии, совершенно так же, как первое завоевание этих провинций было завершено благодаря победам генерала Бонапарта на полях Ломбардии.

Такая война неизбежно является последней картой Луи-Наполеона. Он ставит на нее все, и как опытный игрок очень хорошо знает, какие грозные силы противостоят ему. Он знает, что с каким бы таинственным видом он ни хранил молчание, всему миру известно, и было известно с первых дней его властвования, что представляет собой эта последняя карта. На­полеон знает, что своей маской сфинкса ему никого не удастся ввести в заблуждение на этот счет. Он знает, что ни одна европейская держава не потерпела бы такого расширения фран­цузской

К. МАРКС и Ф. ЭНГЕЛЬС_____________________________ 182

территории и что на дружбу России можно положиться почти так же, как и на его собствен­ные клятвы. Для такого человека, как он, который так развил девиз Людовика XV «Apres moi le deluge»* и который знает, что это будет за потоп, каждый час является определенным и не­оценимым выигрышем, посредством которого он может отсрочить развязку, выиграть время и одурачить окружающих его игроков.

Но в то же время он отнюдь не является хозяином положения: необходимость может за­ставить его пустить в ход главный козырь раньше, чем ему хотелось бы. По крайней мере за последние три месяца вооружение Франции ведется в колоссальных масштабах. После того, как значительное число старых солдат было уволено в отпуск, в 1858 г. были призваны пол­ностью 100000 человек рекрутов по сравнению с 60000 обычного ежегодного набора мирно­го времени. Кипучая работа всех арсеналов и военных заводов еще три месяца назад убедила весь высший командный состав в том, что идут приготовления к серьезной кампании. А те­перь мы узнаем, что государственные литейные заводы получили заказ на изготовление 75 батарей или 450 орудий новой системы Луи-Наполеона (легкие 12-фунтовые пушки); что осуществлено дальнейшее усовершенствование ружейной пули (предложенное Неслером, официальным преемником Минье); что численность егерских батальонов увеличена с 400 до 700, а численность батальонов линейных полков с 900 или 1000 до 1300 человек, путем пере­вода из учебно-запасных частей (которые комплектуются из рекрутов) около 60000 человек; что в Тулоне накапливаются военные материалы и что предполагается организовать два ла­геря, местонахождение которых еще не известно. Однако их расположение нетрудно уга­дать: один будет около Лиона, или южнее, близ Тулона, а другой у Меца в качестве обсерва­ционной армии против Пруссии и Германского союза⁶⁹. Все это неизбежно разжигает до предела воинственные настроения в армии; и на войну рассчитывают с такой уверенностью, что офицеры больше не заказывают штатской одежды, полагая, что в течение некоторого времени им придется носить только форму.

В то время как во Франции дела обстоят таким образом, в Пьемонте король еще перед ро­ждеством объявил своим генералам о том, чтобы они были наготове, так как возможно еще до весны им придется понюхать пороха. Речь, которой он открыл недавно заседание палаты, настолько изобиловала высокопарными фразами об итальянском патриотизме и намеками на

— «После меня хоть потоп». Ред.

ДЕНЕЖНАЯ ПАНИКА В ЕВРОПЕ__________________________ 183

несправедливость австрийского владычества, что напрашивается вывод: либо он решительно намерен воевать, либо он готов примириться с тем, что весь мир назовет его круглым дура­ком. В Ломбардии, в Риме, в герцогствах наблюдаются волнения, с которыми можно срав­нить только волнения, предшествовавшие взрыву 1848 года; население, по-видимому, ока­зывает иностранным войскам открытое неповиновение и стремится только к одному: проде­монстрировать свое крайнее презрение к существующей власти и свою полную уверенность в том, что через несколько месяцев австрийцам придется покинуть Италию. В ответ на все это Австрия преспокойно усиливает свою армию в Ломбардии. Эта армия состояла из трех армейских корпусов — 5-го, 7-го и 8-го, насчитывающих всего около 100000 человек. Как я уже отмечал в предыдущей статье*, к ним на подкрепление идет 3-й корпус. Сообщают, что шесть полков пехоты (30 батальонов), четыре батальона тирольских стрелков, два кавале­рийских полка, шесть батарей, весь штаб и инженерный обоз 3-го армейского корпуса нахо­дятся в пути, или уже прибыли в Ломбардию. Тем самым численность армии увеличивается до 130000 или 140000 человек. Занимая позиции между Адидже и Минчо, эти силы смогут выдержать натиск по крайней мере вдвое превосходящих сил противника.

Итак, повсюду накапливается горючий материал. В состоянии ли Луи-Наполеон спра­виться со всеми этими событиями? Нет. Многое совершенно вне его власти. Если произой­дет вспышка в Ломбардии, Риме или в одном из герцогств, если генерал Гарибальди вторг­нется на непосредственно прилегающую территорию и поднимет народ на восстание, — су­меют ли Пьемонт и Луи-Наполеон устоять? После того, как французской армии было по су­ществу обещано завоевание Италии, где ее должны встретить как освободительницу, как можно потребовать от нее, чтобы она стояла вольно, с опущенными ружьями, в то время как австрийские войска топчут очаги итальянского восстания? Вот в чем суть. Ход событий в Италии уже не подчиняется воле Луи-Наполеона; в любой момент может ускользнуть из-под его влияния и ход событий в самой Франции.

Написано К. Марксом и Ф. Энгельсом 13 января 1859 г. Печатается по тексту газеты

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» Перевод с английского

№ 5548, 1 февраля 1859 г.

На русском языке публикуется впервые

См. настоящий том, стр. 175. Ред.

К.МАРКС ПОЛОЖЕНИЕ ЛУИ-НАПОЛЕОНА

Париж, 26 января 1859 г.

Вам уже, разумеется, известно о тайной связи между новой итальянской политикой Луи Бонапарта и глубоко укоренившимся в нем страхом перед итальянскими террористами. Не­сколько Дней тому назад вы могли бы прочитать в «France Centrale», провинциальной газете, которая, к сожалению, никогда не пересекает Атлантический океан, следующую историю:

«Мы упоминали о бале, состоявшемся в прошлый понедельник в Тюильри. В письмах из Парижа нам сооб­щают об одном происшествии, которое причинило немало волнений на этом празднестве. Гостей было много. То ли потому, что одна дама почувствовала себя дурно, то ли по другой причине, произошло замешательство и 3 или 4 тысячи гостей вообразили, что случилось какое-то несчастье. Это вызвало смятение. Несколько человек бросилось к трону, и император, чтобы успокоить присутствующих, прошелся по залам».

Однако на балу, о котором идет речь, в Salle du Trone* находилось около 200 или 300 че­ловек, и они явились свидетелями происшествия, весьма отличного от того, которое было разрешено описать газете «France Centrale». На самом деле гости почему-то внезапно заме­тались по различным залам и всей толпой стали напирать на Salle du Trone, а в этот момент Луи Бонапарт и Евгения поспешно оставили трон и стремглав бросились через зал к выходу, причем императрица на бегу кое-как подхватила свои юбки и выглядела такой бледной, что ее лучшие друзья говорили потом: «Она была бледна, как смерть».

Это состояние мучительного беспокойства, которое узурпатор и его друзья испытывали со времени покушения Орсини, сильно напоминает известное место в «Государстве» Платона:

— Тронном зале. Ред.

ПОЛОЖЕНИЕ ЛУИ-НАПОЛЕОНА__________________________ 185

«Тиран не достигает даже своей основной цели — быть правителем. Кем бы ни казался тиран, он всегда раб. Его сердце вечно будет преисполнено страхами, терзаемо ужасом и угрызениями совести. С каждым днем он будет все более и более становиться тем, кем он был с самого начала, т. e. человеком, которому завидуют и ко­торого ненавидят, подозрительным, лишенным друзей, несправедливым, врагом всего святого и защитником и поощрителем всего бесчестного. Таким образом, тиран — несчастнейший из людей».

Враждебная позиция, которую занимает Бонапарт по отношению к Австрии, хотя, несо­мненно, и рассчитана на то, чтобы дать ропщущей армии какую-то надежду на активные действия иного характера, чем полицейская служба, выполняемая ею в настоящее время, все же главным образом имеет целью обезвредить итальянский кинжал и заверить итальянских патриотов в том, что император верен своей прежней клятве карбонариев. Брак принца На­полеона, или генерала Плон-Плона, как его называют парижане, с сардинской принцессой Клотильдой должен был в глазах всего мира неизбежно привести к единению Франции и Италии и таким образом явиться, как это хотят изобразить обитатели Тюильри, первым взносом в счет долга Бонапартов итальянцам. Но вы ведь знаете героя Сатори!⁷⁰ Он известен своим упрямством в преследовании раз поставленной цели, но его пути извилисты, его про­движение вперед сопровождается постоянными отступлениями и всякий раз, как он добира­ется до кульминационного пункта, для него возникают величайшие осложнения, которые как бы парализуют его.

В такие моменты, как Булонь, Страсбург⁷¹ и ночь с 1 на 2 декабря 1851 г. какие-нибудь наглые, самоуверенные, горячие сорви-головы всегда стояли у него за спиной и не давали ему больше откладывать выполнение давно задуманных им планов, силой заставляя его вой­ти в Рубикон. Благополучно перейдя его, он снова начинает действовать с присущим ему ко­варством, преступными замыслами, тайными заговорами, нерешительностью и флегматич­ностью. Самая лживость его натуры толкает его к двойной игре по отношению к своим же собственным планам. Этот сардинский брак, например, замышлялся восемь месяцев тому назад под предлогом итальянского крестового похода, который должен был быть возглавлен Францией. После стольких неудачных попыток пробраться в круг королевских семей, было бы не плохим политическим ходом под ложным предлогом заманить в бонапартистские сети дочь представителя старейшей европейской династии!

Но у Луи-Наполеона были более веские причины, заставившие его прибегнуть к reculade и применить тактику успокоения

— отступлению. Ред.

К. МАРКС____________________________________ 186

после того, как раздался трубный глас, призывающий к войне. Никогда еще за все его прав­ление буржуазия не проявляла таких несомненных признаков недовольства, а ее тревога, вы­званная лишь слухами о войне, вылилась в колоссальные потрясения на бирже, на сельско­хозяйственных рынках и в промышленных центрах. Финансовые магнаты протестовали. Граф де Жермини, директор Французского банка, лично уведомил императора о том, что упорство в проведении опасного политического курса неизбежно приведет к потрясению коммерческой жизни всей страны.

Префекты Марселя, Бордо и других крупных торговых городов, докладывая о небывалой панике в торговых кругах, делали из ряда вон выходящие намеки на признаки нелояльности со стороны этих «друзей собственности и порядка». Г-н Тьер счел этот случай подходящим для того, чтобы нарушить свое длительное молчание и открыто и резко критиковать в сало­нах, кишащих правительственными шпионами, «безумную политику» Тюильри. Давая об­стоятельный политический и стратегический анализ шансов войны, он доказывал, что Фран­ция не сможет избежать поражения, если только она не будет располагать в начале борьбы 400000 солдат, не считая тех, которых она должна держать в Алжире и тех, которых нужно оставить внутри страны. Даже правительственная «Constitutionnel»⁷², хотя и в тоне притвор­ного негодования, не могла не признать, что воинственный пыл Франции испарился и что подобно трусу она приходит в ужас от одной мысли о серьезной войне. G другой стороны, шпионы низшего ранга в один голос сообщали о насмешках, которые вызывает у населения одна только мысль о том, что деспот Франции собирается играть роль освободителя Италии, причем наряду с этими насмешками распеваются весьма непочтительные куплеты по поводу сардинского брака. Один из этих куплетов начинается словами:

«Итак на сей раз супругом Марии-Луизы должен стать Плон-Плон»⁷³.

Несмотря на инструкции, разосланные всем префектам с целью внести успокоение, и строго официальное опровержение слухов о какой бы то ни было опасности, угрожающей status quo*, всеобщая паника далеко еще не улеглась. Прежде всего, здесь стало известно, что полубога из Тюильри заставили пойти дальше, чем он намеревался. Ходят слухи, что прин­цесса Клотильда, которая несмотря на свою молодость, обладает сильным характером, при­няла предложение Плон-Плона со словами: «Я выхожу за Вас замуж для того, чтобы обеспе­чить моему папе

— существующему положению. Ред.

ПОЛОЖЕНИЕ ЛУИ-НАПОЛЕОНА__________________________ 187

поддержку со стороны Франции. Если бы не было полной уверенности в этом, я не пошла бы за Вас». Она отказывалась дать свое согласие на обручение, пока ее отцу не будут даны «твердые гарантии» активной помощи со стороны Франции. Таким образом, Луи Бонапарт должен был подписать с Виктором-Эммануилом оборонительно-наступательный союз74 — факт, о котором агенты Плон-Плона постарались тотчас же поведать всей Европе на страни­цах «Independance belge». Этот Плон-Плон и его свита фактически претендуют на то, чтобы в данный момент играть ту же роль, которую пришлось играть Персиньи в Булонской экспе­диции, а Морни, Флёри и Сент-Арно в ночь на 2 декабря, а именно: бросить Луи Бонапарта в Рубикон. Плон-Плон, как вы знаете, не славится военной доблестью. Во время крымской кампании он представлял собой весьма жалкую фигуру, не обладая даже мужеством, необ­ходимым для рядового солдата; он даже не умеет сохранять надлежащее равновесие при верховой езде. А между тем сейчас он является настоящим Марсом династии Бонапартов. Стать вице-королем Ломбардии — это, по его мнению, очередной шаг на пути к трону Франции. Его друзья стали настолько нескромными, что их главарь, г-н Эмиль де Жирарден, когда зашла речь о намерениях императора, осмелился заявить в присутствии почти двадца­ти человек: «О каком императоре вы говорите? Единственным, фактическим императором является тот, который находится в Пале-Рояле»⁷⁵. В то время как правительственные газеты для вида проповедуют мир, вестник Плон-Плона — «Presse»76 самым хладнокровным обра­зом изо дня в день трубит о приготовлениях к войне. В то время как Луи Бонапарт демонст­ративно уговаривает Виктора-Эммануила сдерживать мадзинистов, Плон-Плон подстрекает короля к тому, чтобы «возбуждать их». В то время как Бонапарт составил свиту, которая должна сопровождать его двоюродного брата в Турин, из наиболее консервативных людей, подобно генералу Ньелю, Плон-Плон, чтобы придать своему entourage* видимость револю­ционности, согласился ехать только при том условии, что его будет сопровождать г-нБиксио, бывший министр Французской республики 1848 года. А в народе говорят: «Если Луи-Наполеон не готов пойти на все, ничто не может быть более опасным, чем позерство Плон-Плона и статьи, опубликованные его друзьями». Вот почему опасения все еще не улег­лись. С другой стороны, все понимают, что Луи-Наполеон совершил бы самоубийство, если бы, запуганный криками французской

— окружению. Ред.

К. МАРКС____________________________________ 188

буржуазии и неодобрением европейских династий, отступил после того, как скомпрометиро­ван Виктор-Эммануил и воинственные мечты французской армии достигли высшей точки. Чтобы дать армии quid pro quo*, он, по слухам, намерен послать ее в какую-нибудь замор­скую экспедицию — в Марокко, Мадагаскар или какое-нибудь другое отдаленное место, не значащееся в Венском трактате77. Однако, вопреки воле коронованного шулера, любое не­предвиденное событие может привести к войне с Австрией.

Написано К. Марксом 28 января 1859 г. Печатается по тексту газеты

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» Перевод с английского

№ 5563, 18 февраля 1859 г.

На русском языке публикуется впервые

— одно вместо другого, замену. Ред.

Ф. ЭНГЕЛЬС ФРАНЦУЗСКАЯ АРМИЯ

Парижская газета «Constitutionnel» недавно выступила с утверждением, имеющим целью доказать, что в случае войны Франция могла бы отправить за пределы страны армию в 500000 человек78. Согласно письму из Парижа г-на Гайярде, опубликованному во вчерашнем номере «Gourrier des Etats-Unis»⁷⁹, это заявление и цифры, на которых оно основывается, бы­ли переданы нашему парижскому собрату непосредственно самим императором, без ведома кого-либо из его министров. Первый пункт этого заявления заключается в том, что если ото­звать из отпуска всех солдат и не давать больше отпусков, то французская армия к 1 апреля этого года будет состоять из 568000 человек; если призвать всех рекрутов 1858 г., ее числен­ный состав увеличится на 64000 человек; и если будет объявлена война, правительство мо­жет с полной уверенностью рассчитывать по крайней мере на 50000 добровольцев как из старых солдат, срок службы которых истек, так и молодых добровольцев. Все это в общем итоге дало бы 682000 человек, которые делятся, согласно нашему венценосному статистику, на следующие категории:

Пехота............................................. 390 978 Обоз................................ 10 120

Кавалерия........................................ 83 000 Гвардия.......................... 29 942

Артиллерия...................................... 46 450 Прочие............................ 49 000

Инженерные войска...................... 12 110 Итого................ 621600

В этом общем итоге допущена явная ошибка; недостает 60000 человек, которых импера­торское перо второпях позабыло

Ф. ЭНГЕЛЬС___________________________________ 190

отнести к какой-нибудь категории. Но не в этом дело. Предположим, что цифра 682000 че­ловек правильна. В случае войны в учебно-запасных частях, которые в то же время являются внутренними гарнизонами, осталось бы 100000 человек. Они были бы поддержаны 25000 жандармов; а для Алжира было бы достаточно 50000 человек. Вычитая эти 175000 человек из полученного выше общего итога, имеем 507000 человек. Однако его величество опять умудрился куда-то девать 10000 человек и производит вычитание не из 682000, а из 672000, и тем самым сокращает численный состав полевых войск до 497000 человек. Таким образом, согласно нашему авторитетному источнику, к 1 июня 1859 г. Франция может располагать для войны за своими пределами армией в 500000 человек, не производя никаких изменений в существующей организации армии.

Теперь посмотрим, из чего в действительности состоит французская армия. Существую­щая организация любой армии известным образом ограничивает возможности ее увеличе­ния; батальоны, эскадроны, батареи соответствующего рода войск не могут иметь больше известного количества людей, лошадей и пушек, в противном случае будет нарушена систе­ма и сведены на нет тактические особенности каждого рода войск. Так, например, француз­ские батальоны, в составе восьми рот каждый, не могли бы удвоить численность своих рот, обычно насчитывающих 118 бойцов, не делая необходимым коренное изменение начального и батальонного обучения солдат; равным образом французские батареи не могли бы увели­чить число своих пушек с шести до восьми или двенадцати, не вызывая подобных же по­следствий; в обоих случаях роты и батареи сделались бы крайне громоздкими, если бы они не членились на более мелкие подразделения. Таким образом, организация любой армии ста­вит известный предел ее численному составу; и если уж эти пределы превзойдены, то стано­вятся необходимыми новые формирования. Однако, поскольку их нельзя скрыть от общест­венности, если они уже созданы в каком-то количестве, и поскольку, как заявляет «Constitu­tionnel», пока нет необходимости в новых формированиях, мы можем принять организаци-онную структуру армии такой, какой она была в самом конце войны с Россией80, в качестве предела того количества, которое армия способна вместить в настоящее время.

Французский линейный батальон пехоты с его сложной организацией из шести линейных и двух отборных рот вряд ли может иметь в своем составе более 1000 человек. В таком слу­чае 100 линейных полков, в каждом из которых по три баталь-

ФРАНЦУЗСКАЯ АРМИЯ______________________________ 191

она, насчитывали бы 300000 человек. Мы умышленно включаем третий батальон, ибо, хотя вплоть до войны с Россией он фигурировал всего лишь в качестве учебно-запасного батальо­на, он затем был мобилизован, и в каждом полку образованы три дополнительных учебно-запасных роты, которые, без сомнения, еще существуют. Эти 300 учебно-запасных рот дадут в общем итоге около 36000 человек. 20 батальонов chasseurs a pied*, которые должны вести бой скорее отдельными ротами, чем целыми батальонами, могут иметь большую числен­ность; каждый из них насчитывает около 1300 человек и, таким образом, их общая числен­ность составляет 26000 человек, причем у них почти нет учебно-запасных подразделений, ибо они получают большое количество людей из других полков. Гвардия состоит из двух ди­визий пехоты, и ее полки, вплоть до заключения мира с Россией, имели только по два ба­тальона каждый, что соответствует утверждению «Constitutionnel», согласно которому пехо­та гвардии будет состоять из 18 батальонов, т. е. из 18000 человек. Вышеуказанные части со­ставляют всю французскую пехоту, за исключением войск, предназначенных для службы в Африке. Последние состоят из 9 батальонов зуавов, насчитывающих 9000 человек и кроме того около 500 человек в учебно-запасных ротах; 3 дисциплинарных батальона (зефиров), или 3000 человек, и 9 батальонов алжирских (туземных) стрелков, которые, в полном своем составе, будут насчитывать 9000 человек⁸¹. Таким образом, общий численный состав фран­цузской пехоты можно суммировать следующим образом:

Линейные части, включая учебно-запасные, — 336000 человек в 300 батальонах и 300 учебно-запасных ротах. Стрелки — 26000 человек в 20 батальонах. Гвардия — 18000 чело­век в 18 батальонах. Зуавы — 9500 человек в 9 батальонах. Зефиры — 3000 человек в 3 ба­тальонах. Алжирские туземные стрелки — 9000 человек в 9 батальонах.

В общем итоге 401500 человек в 359 батальонах и 300 учебно-запасных ротах.

Из этого числа 36500 человек принадлежат к учебно-запасным ротам, иными словами на действительной военной службе во Франции и за ее пределами состоит 365000 человек.

Считалось, что французская кавалерия в 1856 г. состояла из 12 полков тяжелой кавалерии — 72 эскадрона и 12 учебно-запасных эскадронов — 14400 человек в строю и 1800 человек в запасе; 20 линейных полков — 120 эскадронов и 20 учебно-

Дата добавления: 2015-07-20