Пошла теплая вода, время разлива Дона. Против станицы он разливается на десять километров, подтапливая хутора Большой и Малой Мечетной, Вислы, Дурной…
Май месяц. Тихое утро. Солнце только взошло, и серебристое зеркало разлива нежно отсвечивает золотисто-розовыми оттенками: под кронами залитых деревьев – погуще, на просторе – понежнее. К одному из деревьев привязана небольшая весельная лодка. В ней, любуясь окружающим, полулежал молодой казак. Красивые голубые глаза были широко открыты, а губы чуть-чуть шевелились, иногда искривляясь еле заметной гримасой душевной боли. О чем грустит он? Что шепчет? Может быть, это молитва или имя любимой? Если бы кто-то подслушал этот шепот-молитву, то понял: казак обращается к реке.
На берегах твоих крутых – цветут весной сады густые,
А позже зреют неземные плоды даров твоих донских.
В лугах цветов бушует море, и не охватит зоркий взор,
Такой невиданный простор, в котором тонут зло и горе!
К твоим садам, к твоим лугам, к воде, прохладной и хрустальной
Тянуло нас из дали дальней, и ты нам снился по ночам!
К тебе, наш Дон, в минуту горя шли казаки – и стар, и млад,
И много-много лет подряд ты принимал его, не споря,
Топя в воде своей святой казачью боль, тоску и беды,
Давал ты силы для победы и над врагом, и над собой.
Здесь мать оплакивала сына, зарытого в чужом краю,
Казачка юная топила мечту погибшую свою.
Когда для горести людской в тебе уж места не хватало,
Тогда вода твоя вскипала, ты становился сам не свой.
Ты рвал запруды и плотины, топил луга, сносил леса,
Несчастья, скрытые в пучине, в твой рев вплетали голоса.
Так небесам передавал все наши муки, боль и горе,
Что милосердный Бог прощал грехов накопленное море!
Тебя, заступника людского, мы, глупый, дерзостный народ,
Лишил могущества былого, и вод сырых никто не пьет!
Что было радостью и славой для поколенья казаков,
Сейчас становится отравой и не ласкает их сынов.
Донцов заблудшее потомство уж не несет к твоей воде
Свою беду и беспокойство – а топит, запросто, в вине!
Твою могучую отвагу сковали множество плотин,
И трубы заводских махин – сосут твою живую влагу,
И не доходит наше горе к Святым далеким небесам,
А беды каждый борет сам, порой, с небесной волей споря.
Разброд единства казаков в своей Родной Семье Казачьей
Низвел потомков удальцов до жизни истинно собачьей!
Тряхнув головой, как будто вытряхивая из нее грустные мысли, он огляделся вокруг и вновь залюбовался прекрасным пейзажем. «Ничего, еще живет батюшка Дон, еще живут потомки его славных сынов, мы еще поборемся за возрождение казачества! Пусть еще не активизировались казачьи гены у многих потомков, но они не будут дремать вечно! Тут нужен хороший толчок, такой, чтобы всколыхнул человека до печенки. А такие толчки уже начались – жестоко страдает честь и человеческое достоинство еще не разложившихся морально, сильна и растет обида за поруганную страну и ее народ, вечно это давление на психику не может продолжаться!
Скоро пружина терпения и смирения сожмётся до предела, а обратный удар будет страшен. Хорошо, если власть захватят хорошие люди, патриоты.
Тогда, способствуя возрождению казачества, они смогут избежать взрыва неповиновения и вооруженного восстания, которое неизбежно приведёт к отсоединению Северного Кавказа, да и не только его. Должны появиться такие люди. Нужно их искать и оказывать помощь».
Дата добавления: 2015-07-20; просмотров: 50 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Долгая зима | | | В казачьей станице |