Читайте также:
|
|
венного движения. Но для этого необходима в обществе совокупность определенных условий материального существования, которые сами могут быть лишь продуктом долгого и мучительного развития.
Правда, политическая экономия анализировала, хотя и недостаточно, стоимость и величину стоимости 1К Но она никогда не задавалась вопросом, почему труд представлен в стоимости, а мера труда, выражаемая его продолжительностью, — в величине стоимости продуктов. Формы, которые с первого же взгляда демонстрируют свою принадлежность к такому общественному периоду, когда производство и его отношения управляют чело-
11 Знаменитый Франклин, один из первых экономистов, который после Уильяма Петти раскрыл подлинное содержание стоимости, может дать нам пример того, как буржуазная политическая экономия осуществляет свой анализ. Он говорит: «Вообще торговля является не чем иным, как обменом труда на труд, и поэтому стоимость всех вещей наиболее точно оценивается трудом» («The Works of Benjamin Franklin etc., edited by Sparks». Boston, 1836, v. II, p. 267). To, что вещи имеют стоимость, Франклин находит столь же естественным, как и то, что тела имеют тяжесть. С его точки зрения, дело заключается просто в том, как наиболее точно можно оценить эту стоимость. Заявляя, что «стоимость всех вещей наиболее точно оценивается трудом», он даже не замечает, что тем самым он абстрагируется от различия обмениваемых работ и сводит их к одинаковому человеческому труду. В противном случае он должен был бы сказать: так как обмен башмаков или сапог на столы есть не что иное, как обмен сапожного ремесла на столярное, то с помощью труда столяра с наибольшей точностью оценивают стоимость башмаков. Употребляя слово «труд» вообще, он абстрагируется от полезного характера и конкретных форм различных видов труда.
Недостаточность рикардовского анализа величины стоимости — а это наилучший из ее анализов — будет показана в третьей и четвертой книгах этой работы. Что же касается стоимости вообще, то классическая политическая экономия никогда не различала ясно и определенно труд, как он представлен в стоимости, и тот же труд, как он представлен в потребительной стоимости продукта. Фактически она, конечно, делает это различие, так как рассматривает труд то с точки зрения качества, то с точки зрения количества. Но ей и в голову не приходит, что чисто количественное различие работ предполагает их единство или их качественное равенство, то есть сведение их к абстрактному чвловеческому труду. Рикардо, например, заявляет, что он согласен со следующими словами Деспота де Траси: «Так как вполне очевидно, что наши физические и духовные способности есть единственное первоначальное богатство, то применение этих способностей, то есть какой-нибудь труд, является нашим единственным первоначальным сокровищем и что всегда благодаря этому применению получаются вещи, которые мы называем благами... очевидно в то же время, что все эти блага представляют лишь труд, который их породил, и если они имеют стоимость или даже две различные стоимости, то они могут получить эти стоимости только от стоимости труда, который их произвел» (Destutt de Tracy. Élémens d'idéologie, IVs et Ve parties. Paris, 1826, p. 35, 36). Добавим лишь, что Рикардо приписывает словам Дестюта чересчур глубокий смысл. Правда, Дестют, с одной стороны, говорит, что вещи, составляющие богатство, представляют труд, который их создал, по, с другой стороны, он утверждает, что они обретают две свои различные стоимости (потребительную стоимость и меновую стоимость), отличные от стоимости труда. Тем самым он впадает в скудоумие вульгарной политической экономии, которая берет первоначально стоимость одного товара (труда, например) для того, чтобы определять стоимость других товаров.
Рикардо этопонимает так, как если бы Дестют говорил, что труд'(а не его стоимость) представлен какв потребительной стоимости, так и в меновой стоимости. Но сам он настолько плохоразличает двойственный характер труда, что на протяжении всей своей главы «Стоимость ибогатство» вынужден то и дело заниматься пошлостями Ж. Б. Сэя. А к концу он ужевесьма удивлен, что по вопросу о труде как источнике стоимосш согласен с Деспотом, у которого на стоимость те же взгляды, что и у Сэя.
[фрагменты из французского издания I т. «капитала»] 183
веком вместо того, чтобы человек управлял ими, представляются буржуазному сознанию представителей политической экономии столь же естественной необходимостью, как и сам производительный труд. Нет ничего удивительного, что политическая экономия обращается с формами общественного производства, предшествующими буржуазному производству, так же, как отцы церкви обращаются с формами религии, предшествовавшими христианству х).
Длинный и нелепый спор по поводу той роли, которую природа играет в создании меновой стоимости, демонстрирует среди прочих вещей иллюзию, созданную у большинства экономистов фетишизмом, который присущ товарному миру, или вещной видимостью общественных определений труда. Эта стоимость, являясь не чем иным, как специфическим общественным способом учета труда, примененного в производстве
ч «Экономисты употребляют очень странный прием в своих рассуждениях. Для них существует только два рода институтов: одни — искусственные, другие — естественные. Феодальные институты — искусственные, буржуазные — естественные. В этом случае экономисты похожи на теологов, которые тоже устанавливают два рода религий. Всякая чужая религия является выдумкой людей, тогда как их собственная религия есть эманация бога... Таким образом, до сих пор была история, а теперь ее более нет» (Карл Маркс. Нищета философии. Ответ на «Философию нищеты» г-на Прудона, 1847, стр. 113 [настоящее издание, том 4, стр. 142]). Еще более смешон Бастиа, который воображает себе, что греки и римлнне жили только грабежом. Ведь если люди на протяжении нескольких столетий живут грабежом, то должно быть всегда в наличии что-нибудь такое, что можно взять, или, иначе говоря, должен быть налицо постоянно возобновляемый предмет грабежа. Надо думать поэтому, что греки и римляне имели свое производство, какую-то, следовательно, экономику, которая составляла материальный базис их общества подобно тому, как буржуазная экономика составляет базис нашего общества-. Или же Бастиа полагает, что способ производства, основанный на рабском труде, является системой воровства? В таком случае он становится на опасный путь. Но если такой исполин мысли, как Аристотель, ошибался в своей оценке рабского труда ™, то почему мы должны ожидать правильной оценки наемного труда от такого экономиста-карлика, как Бастиа? Я пользуюсь этим случаем, чтобы сказать несколько слов в ответ на возрая^ения, которые были сделаны мне одной немецко-американской газетой в связи с моей работой «К критике политической экономии», вышедшей в 1859 году. По мнению газеты, мой взгляд, что определенный способ производства и вытекающие нл него общественные отношения, одним словом, экономическая структура общества составляет реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка, что способ производства материальной жизни вообще определяет развитие социальной, политической и интеллектуальной жизни, — этот взгляд, по мнению газеты, является справедливым в отношении современного мира, в котором господствуют материальные интересы, но не применим ни к средним векам, когда господствовал католицизм, ни к Афинам и Риму, где господствовала политика. Прежде всего странно, что газета апеллирует к кому-то, кто, кап она предполагает, незнаком с этими старыми и избитыми фразами о средних веках и античном мире. Ясно, что ни средние века не могли жить католицизмом, ни античный мир — политикой. Напротив, тогдашние экономические условия объясняют, почему в одном случае католицизм, а в другом политика играли главную роль. Даже небольшие знания истории Римской республики, например, позволяют увидеть, что секрет этой истории заключается в истории земельной собственности. С другой стороны, каждый знает, что уже Дон-Кихот должен был поплатиться за свою веру в то, что странствующее рыцарство совместимо со всеми экономическими формами общества.
К. МАРКС
данного предмета, содержит вещных элементов не больше, чем, например, вексельный курс.
В нашем обществе самая общая и самая простая экономическая форма, которую приобретают продукты труда, товарная форма, столь привычна для всех, что никто здесь не видит ничего худого. Посмотрите на другие более сложные экономические формы. Откуда происходят, например, иллюзии меркантилистской системы? Очевидно, из фетишистского характера, который форма денег придает благородным металлам. А современная политическая экономия, которая щеголяет своим вольнодумством и без устали пережевывает пошлые остроты против фетишизма меркантилистов, не является ли она в такой же мере жертвой обманчивой видимости? И не ее ли первая догма состоит в том, что вещи, например, орудия труда, по природе своей суть капитал и что, желая раскрыть их чисто общественный характер, люди тем самым-де совершают преступление против самой природы? Наконец, физиократы, которые во многих отношениях были несравненно выше, разве им не казалось, что земельная рента не дань, отнятая у людей, а, напротив, дар самой природы собственникам? Но не будем забегать вперед и ограничимся еще одним примером относительно самой товарной формы.
Товары сказали бы, если бы они могли говорить: наша потребительная стоимость может весьма интересовать людей; мы же, как предметы, на нее не обращаем никакого внимания. То, что нас занимает, — это наша стоимость. Это доказывается нашим отношением друг к другу как вещей для продажи и купли. Мы рассматриваем друг друга только как меновые стоимости. Не считаете ли вы, что экономист заимствует свои слова у самой души товара, когда он говорит: «Стоимость (меновая стоимость) есть свойство вещей, богатство (потребительная стоимость) есть свойство человека. В этом смысле стоимость необходимо предполагает обмен, богатство — нет» х). «Богатство (потребительная стоимость) есть атрибут человека, стоимость — атрибут товаров. Человек или общество богаты, жемчуг или алмаз обладают стоимостью, они обладают ею как таковые» 2). До сих пор ни один химик не открыл меновой стоимости в жемчуге или в алмазе. Экономисты, которые открыли или изобрели химическую субстанцию этого рода и которые известным образом
" «Value is a property of things, riches of men. Value, in this sense, necessarily implies exchange, riches do not» («Observations on certain verbal disputes in Political Economy, particularly relating to value, and to Demand and Supply». London, 1821, p. 16).
21 S. Bailey. A. Critical dissertation on the nature etc. of Value. London, 1825, p. 165.
Дата добавления: 2015-07-20; просмотров: 55 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
К. МАРКС | | | Фрагменты из французского издания I т.«Капитала»] 185 |