Ф. ЭНГЕЛЬС. Но вернемся к нашему отечеству

Но вернемся к нашему отечеству! Живописная и романти­ческая Вестфалия рассердилась на своего сына Фрейлиграта, который совершенно забыл ее, правда, ради гораздо более живописного и романтического Рейна; утешим ее несколькими любезными словами, чтобы терпение ее не лопнуло раньше, чем появится второй выпуск ⁹². Вестфалия отделена горными цепями от Германии и открыта лишь со стороны Голландии, — точно ее вытолкнули из Германии. И все же дети ее — настоя­щие саксонцы, верные, добрые немцы. В этих горах имеются восхитительные места: на юге — долины Рура и Ленне, на востоке — долина Везера, на севере — горная цепь от Миндена до Оснабрюка — повсюду богатейшие виды, и только в центре страны скучный песок равнины, то и дело проглядывающий сквозь траву и злаки. А затем старые, прекрасные города, прежде всего Мюнстер с его готическими церквами, с аркадами рынка, с Аинеттой Элизабет фон Дросте-Хюльсхофф и Левином Шюккингом. Последний, с которым я имел удовольствие позна­комиться там, любезно указал мне на стихотворения упомяну­той дамы ⁸³, и я не могу пропустить случая, чтобы не взять на себя часть вины, которая падает на немецкую публику по отношению к этим стихам. Здесь липший раз подтвердилось, что хваленая немецкая основательность достаточно легкомыс­ленно относится к оценке стихотворений. Книгу стихов пере­листывают, рассматривают, гладок ли стих, хороши ли рифмы, легко ли понимается содержание и богато ли оно сильными или, во всяком случае, эффектными образами, — и приговор готов. Но стихотворения, подобные этим, в которых прояв­ляются глубокое чувство, нежность и оригинальность в описа­ниях природы, не уступающие поэзии Шелли, смелая байронов-ская фантазия, правда, в облачении несколько застывшей формы и не свободного от провинциализмов языка, — такие произведения проходят незамеченными; у кого будет охота читать их несколько медленнее, чем это делается обычно? Ведь стихи берут в руки лишь тогда, когда наступает час после­обеденного отдыха, а красота их могла бы только нарушить сон! К тому же наша поэтесса — верующая католичка, а разве протестант позволит себе заинтересоваться таким автором! Но дело в том, что если пиетизм делает смешным Альберта Кнаппа — этого мужа, магистра, старшего адъюнкт-пастора, — то детская вера к лицу фрейлейн фон Дросте. Религиозное свобо­домыслие — вещь рискованная для женщин. Такие женщины, как Жорж Занд, как подруга Шелли * — редкое явление;

* Мэри Уолстонкрафт-Шелли, урожденная Годвин. Ред.

ЛАНДШАФТЫ

скепсис слишком легко разъедает женский характер и придает рассудку большую силу, чем это годится для женщин. Но если идеи, за которые боремся мы, дети нового времени, истинны, то недалека уже пора, когда женское сердце начнет биться за идеалы современного духа так же горячо, как оно сейчас бьется за набожную веру отцов, — и лишь тогда наступит победа нового, когда молодое поколение станет его впитывать вместе с молоком матери.

Печатается по тексту журнала Перевод с немецкого

Написано Ф. Энгельсом с конце июня — июле 1840 г.

Напечатано в журнале «Telegraph

fur Deutschland» MM 122 и 123;

июль и август 1840 г.

Подпись: Фридрих Освальд

82 ]

[КОРРЕСПОНДЕНЦИИ ИЗ БРЕМЕНА]

ТЕАТР. ПРАЗДНИК КНИГОПЕЧАТАНИЯ

Бремен, июль

Насколько мне известно, ни один из видных журналов не держит в Бремене постоянного корреспондента. Из этого Con­sensus gentium * можно было бы легко заключить, что здесь не о чем писать, однако это не так; у нас имеется театр, в кото­ром еще недавно гастролировали друг за другом Агнесса Шебест, Каролина Бауэр, Тихачек и г-жа Шрёдер-Девриент. Их репертуар по своей солидности может соперничать с репер­туаром некоторых других более знаменитых актеров. Здесь уже ставились «Ричард Сэведж» Гуцкова ⁵⁸ и «Модный фанатизм» Блю­ма ⁹⁴. О первой из этих двух пьес уже и так слишком много говорилось. Я считаю, что появившаяся недавно в «Hallische Jahrbücher» рецензия на эту пьесу ⁸⁵, за вычетом частых выпа­дов, содержит значительную долю истины, а именно: основной недостаток произведения заключается в том, что отношения между матерью и ребенком, не являясь свободными, никогда не могут быть положены в основу драмы. Быть может, Гудков уже и раньше видел свою ошибку, но он был прав, когда не отказался из-за этого от постановки спектакля, поскольку, если он желал одной-единственной пьесой проложить себе путь на сцену, он должен был пойти на уступки укоренившейся театральной рутине,уступки, которые он мог бы позже, в случае, если бы его план удался, взять назад. Он должен был построить свою пьесу на оригинальном фундаменте, хотя бы этот фунда­мент и не мог противостоять поэтической критике, даже если его сцены грешили погоней за эффектами и мелодраматичностью. Можно критиковать «Ричарда Сэведжа», можно его отвергать, но необходимо также признать, что Гуцков продемонстрировал

• — общего согласия. Реф.

Корреспонденций из Времена

в нем свой драматический талант. — О «Модном фанатизме» Блюма я не стал бы говорить, если бы многие журналы не раструбили об этой пьесе, как о «современной». В ней, однако, нет решительно ничего современного — ни в характерах, ни в действиях, ни в диалоге. Правда, заслуга Блюма заключается в том, что у него хватило мужества вывести на сцену пиетизм ⁹, но столь легковесным манером нельзя справиться с этим выви­хом христианства. Пора уже перестать видеть в пиетизме обман, алчность или утонченную чувственность; от таких преувели­чений и крайностей, которые проявились в Кенигсберге, от таких злоупотреблений, которые позволил себе Стефан из Дрез­дена, настоящий пиетизм решительно отворачивается. Когда Стефан со своей несчастной компанией был здесь, собираясь отплыть в Новый Орлеан, и еще ни у кого не было ни малейшего морального подозрения по отношению к нему, я сам видел, с каким недоверием отнеслись к нему местные пиетисты. Кто желает писать об этом направлении, пусть зайдет когда-нибудь к «квакерам», как их здесь называют, и увидит, с какой любовью идут эти люди навстречу друг другу, как скоро возникает дружба между двумя совершенно чужими людьми, которые не знают друг о друге ничего, кроме того, что они «верующие», с какой уверенностью, каким постоянст­вом, какой решительностью идут они своим путем, с каким тонким психологическим тактом умеют они раскрывать все свои маленькие недостатки, и я убежден, что он уже не напишет «Модного фанатизма». Упреки, которые расточаются пиетизму в этом спектакле, столь же неправильны, как неправ пиетизм в своем отношении к свободным идеям нашей эпохи. — Поэтому то единственное, на что обратил внимание местный пиетизм в этой пьесе, выразилось в вопросе: не было ли в ней «греховных речей»? Праздник Гутенберга отмечался и здесь, в ultima Thule * немецкой культуры, и притом более весело, чем в обоих других ганзейских городах. Печатники уже в течение многих лет еженедельно откладывали малую толику из своего заработка, дабы достойно отметить этот торжественный день. Еще забла­говременно был образован комитет, но и здесь проведение праздника все же встретило трудности по вине государства. Возникли мелкие интриги, большей частью личного порядка, без которых невозможно обойтись в таких маленьких государ­ствах, некоторое время обо всей затее вообще ничего не было

• — далекой Фуле (Фула — сказочная островная страна на крайнем Севере, ' упоминаемая в античных легендах. В переносном смысле выражение «ultima Thule» употребляется для обозначения далекой окраины. Оно встречается, в частности, в поэ­ме Вергилия «Георгики»). Ред.

Ф. ЭНГЕЛЬС

слышно, и создалось впечатление, что в лучшем случае состоится лишь «Праздник ремесленников». Только накануне торжества интерес к нему стал всеобщим, появилась программа. Профессор Вильгельм Эрнст Вебер, известный своими прекрасными пере­водами древних классиков и комментариями к немецким поэтам, произнес речь в актовом зале и привлек внимание всех к наме­ченному на следующий день празднику, так что главы торговых фирм были в нерешительности, не подарить ли им на завтра своим конторщикам свободных полдня. Праздничный день настал, все корабли на Везере подняли флаги, а на нижнем конце города стояли два корабля, верхушки мачт которых были соединены гирляндой из бесчисленного множества флагов и образовали как бы огромные триумфальные ворота. На одном из этих кораблей стояла единственная имевшаяся в распоря­жении пушка, из которой палили весь день с утра до вечера. Комитет вместе со всеми печатниками образовал торжественное шествие, которое направилось в церковь, а оттуда — к только что построенному пароходу «Гутенберг», прекраснейшему из кораблей, которые когда-либо плавали по Везеру, с белоспеж-ным, инкрустированным золотом корпусом. Для своего первого плавания он был празднично украшен венками и флагами. Участники шествия поднялись на борт, проехали под музыку и пение вверх по Везеру и остановились у моста, где был испол­нен хорал и один из печатников произнес речь. В то время как все участники празднества на борту вкушали завтрак, который дал по этому поводу один из владельцев корабля, г-н Ланге из Вегезака, «Гутенберг» со скоростью, которая делала честь его строителям, проплыл через ворота из флагов и дошел до Ланкенау, увеселительного места ниже города, а тысячи людей на мосту и на набережной кричали ему вслед «Ура!». Благодаря этому торжественному шествию и поездке по Везеру празднику был придан народный характер, но в еще большей степени это было достигнуто сначала ограниченной, а позже свободной раздачей билетов в специально снятый на этот вечер и иллюми­нированный городской сад, куда после праздничного обеда направился комитет. Здесь праздник завершился музыкой, бле­ском огней, о-сотерном, сен-жюльеном и шампанским.

ЛИТЕРАТУРА

Времен, июль

В остальном жизнь здесь довольно однообразная и типично провинциальная; haute volée *, то есть семьи патрициев и денежной аристократии, отправляются летом в свои имения,

* — люди высокого полета. Ред.

КОРРЕСПОНДЕНЦИИ ИЗ БРЕМЕНА

дамы среднего сословия даже в это прекрасное время года не могут оторваться от кружка своих друзей за чайным столом, где они играют в карты и чешут языки, а купечество изо дня в день посещает музеи, биржу или свой союз, где беседуют о ценах на кофе и табак и о переговорах с Таможенным сою­зом ^9в. Театр посещается плохо. — В текущей литературе нашего общего отечества здесь участия не принимают, придер­живаются в основном взгляда, что Гёте и Шиллер заложили последние камни в свод немецкой литературы, хотя и признают, что романтики его позже несколько украсили. Состоят в читательском кружке, частично ради моды, частично для того, чтобы иметь возможность с удобством провести сиесту за журналом, однако интерес возбуждает лишь скандал и все, что говорится в газетах о Бремене. У большинства образован­ных людей эта апатия вызвана, разумеется, недостатком вре­мени для досуга, ибо особенно купцы вынуждены постоянно думать о своем деле, а оставшиеся у них свободные часы зани­мает этикет, посещения обычно весьма многочисленных родст­венников и т. д. Однако тут существует и обособленная ли­тература; с одной стороны, это брошюры, большей частью о богословских спорах, с другой — периодические издания, кото­рые достаточно хорошо расходятся. Прекрасно осведомленная, редактируемая с большим тактом «Bremer Zeitung» поль­зуется значительной славой в широком кругу читателей, кото­рый за последнее время сузился из-за ее непроизвольного вмеша­тельства в политическую жизнь соседнего государства. Статьи газеты на западноевропейские темы написаны остро, хотя и не грешат особым свободомыслием. Приложение к газете, журнал «Bremisches Conversationsblatt», пытался представлять Бре­мен в современной немецкой литературе и помещал остроумные статьи профессора Вебера и д-ра Штара из Ольденбурга. Стихи поставлял Николаус Делиус, талантливый молодой фило­лог, который мог бы постепенно завоевать себе почетное место и как поэт. Однако вербовать сколько-нибудь значительных сотрудников за пределами города оказалось слишком тяжело, и журнал прекратил существование из-за недостатка материалов. Другой журнал, «Patriot», который стремился стать достой­ным органом, посвященным обсуждению местных тем, и одно­временно достигнуть большей значимости в эстетическом отно­шении, чем маленькие местные газеты, скончался в промежуточ­ном положении между беллетристическим изданием и местной газетой. Большей выносливостью могут похвастаться малень­кие местные газеты, питающиеся скандалами, спорами ме­жду актерами, городскими сплетнями и т. п. Особенно редкую

Ф. ЭНГЕЛЬС

известность заслужила газета «Unterhaltungsblatt» * с помощью своих многочисленных сотрудников (почти каждый конторщик может похвалиться тем, что написал для «Unterhaltungsblatt» несколько строчек). Если в театре из скамьи торчит гвоздь, если в купеческом союзе не купили какую-нибудь брошюру, если пьяный рабочий табачной фабрики веселился ночью на улице, если сточная канава недостаточно очищена — первый, кто обращает на это внимание, — это «Unterhaltungsblatt». Если офицер гражданской гвардии считает себя вправе, в силу своих полномочий, проехать верхом по пешеходной дорожке, он может быть уверен, что в следующем номере газеты будет поставлен вопрос, имеет ли право офицер гражданской гвардии ездить верхом по пешеходной дорожке. Можно назвать эту превосходную газету провидением Бремена. Главный ее сотруд­ник — Кришан Трипстеерт. Под этим псевдонимом там печа­таются стихи на нижненемецком наречии. Для нижненемецкого наречия было бы лучше, если бы его вообще отменили, как этого требовал Винбарг, чем позволить Кришану Трипстеерту злоупотреблять им в своих стихотворениях. Остальные местные печатные органы слишком ординарны, чтобы называть их имена широкой публике. Особняком от них стоит «Bremer Kirchenbote», пиетическо-аскетический журнал, редактируемый тремя про­поведниками, куда время от времени поставляет материал Крум-махер, известный сочинитель притч**. Журнал так усердствует, что цензуре часто приходится вмешиваться, — причем, прини­мая во внимание то одобрение, которое общее направление журнала находит в высоких кругах, это происходит лишь в крайних случаях. Он постоянно полемизирует с Гегелем, «отцом современного пантеизма», и «его учеником, холодным, как лед, Штраусом», а также с каждым рационалистом, который появляется в радиусе десяти миль ⁹⁷. В следующий раз я рас­скажу кое-что о Бремерхафене и о социальных условиях в Бремене.

Написано Ф. Энгельсом в июле 1840 г. Печатается по тексту газеты

Напечатано в газете»Morgenblatt Перевод с немецкого

für gebildete Leser» MM 181 и 182;

30 и 31 июля 1840 г. На русском языке публикуется впервые

Подпись: Ф. О.

* — «Bremisches Unterhaltungsblatt». Ред. t» — Фридрих Адольф Круммахер. Ред,

ВЕЧЕР

To-morrow comes Shelley *

Сижу в саду, — склонившегося дня Светило кануло внезапно в волны, И пляшут в облаках, веселья полны, Златые брызги алого огня. Цветы уныло опустили взоры, Дневных лучей веселый свет погас, Лишь меж дерев поют в вечерний час Беспечных птиц приветливые хоры. На гребне вод недвижны пароходы, Проплывшие широкий океан; Колебля мост и уходя в туман, Усталые влачатся пешеходы. В бокале бродит пенистый напиток, Передо мной — творенья Кальдерона; И я, как бражник, чую сил избыток, Вина и слова мощью опьяненный.

Уже бледней вечерняя заря, Лишь миг, — уже грядет заря свободы; Вот вспыхнет солнце, пурпуром горя, Минует ночь, а с ней — ее невзгоды. Тогда взрастет цветов младое племя Не только там, где мы бросали семя, — Цветущим садом станет вся земля,

---

Дата добавления: 2015-07-20