Solazzo 26.05.2014 18:25 » Глава 13. Часть 3 Часть 3.

Глеб подхватил парашютный ранец и двинулся к самолету. На сегодня у них с Кузьмичом запланировано еще два прыжка на разной высоте. Инструктор сам настоял на такой программе и сейчас, вооружившись биноклем, ожидал его вторую попытку. Нужно было хорошенько выяснить, какие навыки не позабылись бывшим чемпионом, а что надо отрабатывать заново. С гибелью Риты клуб потерял важного и очень нужного специалиста. Единственный мастер спорта Ферзь тоже мало на что годился в ближайшее время, а ведь впереди соревнования. Сам престиж клуба неожиданно стал под вопросом. И тут возвращение в строй прежнего чемпиона страны наилучший выход. Сейчас важны лишь тренировки, лишь изматывающий труд и результат.

Так ему готовиться не в первой, без жалости и нормального отдыха. Только почему-то, просчитывая в уме каждое движение, укладывая парашют и даже во время длительных подъемов на нужную высоту, Глеб против воли постоянно вспоминал покрасневшее от слез лицо своей помощницы. Не так уж много прошло времени от их первой памятной встречи на улице, но какое это время! Гроза, стычка в холодном душе, утомительные буги и, наконец, близость... С последним было хуже всего.

Кто ж знал, что секс бывает настолько разным, а удовольствие и радость не всегда идут рука об руку!
Зря он поцеловал ее в ангаре, зря уговорил остаться, зря сделал свой на одну ночь. Однако ж жалеть искренно не получалось, от воспоминаний губы против воли расплывались в дурацкой улыбке. Обнаженное юное тело под ним, дрожь, удивление, экстаз… И снова голова шла кругом от возбуждения. Даже в самолете, на двухтысячной высоте, под рев двигателя. Словно вирус запустил в кровь и никуда не деться! А вовремя или не вовремя – болезнь не выбирает.

***

Лешка из окна наблюдал за всеми событиями. Взлеты и приземления, восторг открытия и обычные будни персонала. Он видел и эффектное приземление шефа, и болезненную реакцию Карины. Это было так неожиданно! Сколько раз он сам проворачивал подобный трюк, чтобы вдоволь насладиться свободным падением и восторженными взглядами девчонок на земле.
А уж для Риты однажды чуть не покалечился в надежде получить заветный поцелуй. Но слезы... Да, об этом стоило только мечтать. Если бы Ладья хотя бы на половину так за него переживала, как эта милая девчонка... Но что толку говорить о несбыточном? Нездоровая любовь исковеркала судьбы обоим и закончилась трагедией. А вот у шефа, кажется, есть шанс на что-то путное. Жаль, что тот слеп.

Раньше он бы и сам здорово посмеялся над подобными мыслями. Раньше... Дураком он был раньше, вот и все! Вчера жизнь без анестезии отправила в нокаут, избавив заодно и от шелухи привычного восприятия. Сейчас больно – это больно, страшно – это страшно, а надежда на счастье, любовь и понимание – не слабость, а истинная потребность. Он бы полжизни отдал, чтобы из-за него вот так искренно, солеными слезами плакала какая-нибудь девчонка. Только ж где ее найти? Одноразовые подружки плачут только от быстрого секса, а как общаться с другими, он забыл.
Доказывая Ритке свою независимость, с каждым прожитым днем все больше тонул в протухшем болоте из животного секса, адреналина и одиночества. Секундное удовольствие против серенькой, как раньше казалось, жизни обывателей. Только ведь этих самых «обывателей» он сам и придумал, разукрасив в неприглядные цвета.

Рука потянулась к бутылке с минеральной водой. Припасенную водку он еще утром вылил в унитаз. Хватит, и так семь лет угрохал, играя в самообман и поддавки с совестью. Вот бы еще шеф в идиота играть прекратил, а то напоминает ему самого себя. Не самое приятное напоминание.

***

Поздним вечером, уставший и довольный, Булавин направился в свой рабочий кабинет. Спина и плечи приятно ныли, а на душе, несмотря на все проблемы, царила радость. По-честному, надо было бы выбросить все дела из головы и расслабиться, не пропадут без его решений в центральном офисе. Вот только дурацкая ответственность отдохнуть как следует не давала. Уж лучше закончить все сейчас, поскорее.

На удивление дверь оказалась открыта, и музыка, доносившаяся из кабинета, говорила о наличии гостей. Булавин так и замер на пороге, не в силах что-либо сделать или сказать. Взгляд, не моргая, уперся в аккуратную попку, обтянутую коротким бежевым платьем. Прямо перед ним, пританцовывая на широком кожаном кресле стояла девушка. Она старательно расставляла какие-то папки на верхней полке огромного стеллажа и не заметила прихода начальства.

Глеб нервно сглотнул и машинально поправил, промокшую от пота, майку. "Вот тебе, бабушка, и Юрьев день" - пронеслось в голове, а ведь только успокоился, замордовав себя нагрузкой. Это было полнейшим безумием, но прекратить пялиться на симпатичную девичью попку не удавалось. А ведь он неплохо знал, как выглядит она без одежды, а уж как знал ее на ощупь! Изученная за одну ночь от эротичных ямочек на пояснице до... Но про это самое "до" нынче вспоминать запрещено. Опасное знание, да и зрелище не менее опасное. Ишь, какие восьмерки выкручивает на его любимом кресле, как только не навернулась до сих пор?

Глаза все еще ласкали увиденное плотоядным взглядом, а ноги уже поворачивали к выходу. Спасение утопающих - дело рук самих утопающих, подождут вопросы и до утра. Булавин с грацией пантеры бесшумно вышел из кабинета и прикрыл за собой дверь. Казалось бы, всё, можно выдохнуть свободно, но нет. Стоило сделать один шаг к лестнице, как из кабинета послышался неожиданный грохот и женское "Ой!".

Не на шутку испугавшись, Глеб стремглав ринулся обратно. Дверь чуть не слетела с петель от сильного рывка, когда он ворвался внутрь. На запыленном паркетном полу, беспомощно потирая ушибленную ногу, сидела Карина. Зеленые, полные непролитых слез, глазищи взглянули на него с такой болью, что Булавин чуть не сломал проклятое кресло и шкаф, заодно.

- Больно, золотко? - опустившись рядом на колени, спросил шеф. - Потерпи чуть-чуть, я сейчас вызову нашего доктора.

- Не хочу доктора... - губы девушки дрожали.

- Не капризничай, солнышко. Прошу...

Он так не пугался со времен первых шагов и неудачных падений собственной дочери. Но это было так давно, словно в другой жизни. Трясущимися руками достал из кармана телефон и набрал номер местного доктора. К счастью, тому ничего долго объяснять не пришлось. Привыкший к постоянным неожиданностям с отчаянными спортсменами, он четко знал: высота, она и с метра высота.

Булавин то и дело оглядывался на круглые настенные часы, не в силах заставить время идти быстрее, а руки бережно ощупывали женскую ножку от розовой пятки до бедра. Его не волновали ни полоска кружевного белья, видневшаяся из-под платья, ни удивленный взгляд помощницы, ни собственный дурацкий вид.

- Сильно больно, милая?

Девушка прислушалась к собственным ощущениям. Боль была ноющей, но не сильной. Больше сказался испуг и неожиданная, плохо контролируемая злость. Она весь день, как идиотка ведет себя с ним, даже натянула этот неприлично короткий сарафан, чтобы позлить, а вот как все обернулось!
И зачем только полезла наводить порядки на полках?

- Глеб, - не выдержала она. - У меня имя есть. Не надо никаких солнышек и прочего! Карина! Повтори!

- Карина... - запинаясь, будто это запретное слово, сказал Булавин.

- Так-то лучше! - ойкнув от боли, процедила она в ответ. - И не надо меня лапать, доктор придет, он и ощупает, а тебе не надо! Хватило уже...

Глеб отшатнулся, как от удара наотмашь по лицу. Обидно, больно, но поделом. Даже гордость брала за свою милую девочку. Видно, что самой тяжело, но отпор дает. Настоящий борец, не то что он... На душе снова заворочалась досада и злость на себя. А ведь он больше всего на свете хотел тогда, после медицинской комиссии, набрать именно ее номер, именно ее видеть, слышать, разделить радость.
Может теща права? Может не так уж это и страшно снова поверить и впустить в сердце другого человека? И глупости все это: разница в возрасте, неудачный опыт и безумный образ жизни. Может стоило? С ней? Не с какой-нибудь Ириной, Снежаной или Ангелиной, что так умело скрашивают одиночество в постели, а с Кариной, которая плачет от страха за него, и отдается так беззаветно и искренно, будто он единственный на всем свете...

Неизвестно до чего бы он еще додумался и какими вопросами разворошил муравейник привычного мира, если бы в кабинет не вошел врач.

Карина пониже обтянула подол сарафана и вымученно улыбнулась вошедшему.

- Так-с, - засучив рукава, доктор принялся за осмотр. - И какая была высота?

- Кресло, - хохотнула девушка.

- М-да, несолидно, конечно. Хотя, в определенном смысле, для клуба это рекорд, - отвлекая болтовней, он бережно ощупал обе ноги и руки девушки. - Глеб Викторович, вы бы помощнице хоть зонтик выдали, если с парашютом не прыгает. Будет у нас своя Мери Поппинс.

- Не долго Мери осталось падать на поппинс, - горько отмахнулась Карина.

- Ну, это Вам виднее, - прокряхтел врач, поднимаясь с пола. – Вроде все на месте: ручки две, ножки две. А в больничку, на всякий случай, советую обратиться.

Но только Глеб собрался поддержать доктора, как зеленые глаза без лишних слов дали понять все, что их хозяйка думает о больнице и прочих мудрых советах.

- Спасибо вам, - Булавин предупредительно открыл дверь для врача. - Мы сейчас все решим. Спокойной ночи.

- И вам... Не хворать... - наблюдая настоящую войну взглядов, задумчиво протянул тот.

Стоило лишь стихнуть на лестнице шагам доктора, Булавин направился к помощнице, чтобы отнести домой.

- Не надо меня постоянно таскать на руках! – тут же запротестовала Карина, поняв его маневр.

- А что прикажешь? Привязать тебя к кровати, чтобы и туфли были не нужны, и с кресла не падала? - Глеб сам не заметил как перешел на крик. Обстановка в комнате накалилась в миг.

- Ага! Еще сам сверху ляг!

Булавин чертыхнулся и, нисколько не беспокоясь о ее ноге, подхватил на руки и прижал к влажной груди.

- Будешь так себя вести - лягу! И ноги раздвину, и отымею как положено! Неделю потом ходить не сможешь!

Карина нервно сглотнула и затихла. Фантазия и память прокручивали в голове крайне развратный диафильм от которого покраснела бы любая приличная девушка. Тело, опутанное знакомым терпким запахом, уже млело в мужских руках. В довершение всего Глеб по-хозяйски сдавил ладонью круглую попку, будто хотел оставить отпечаток каждого пальца, заклеймить непослушную девчонку.

- Сейчас я отнесу тебя в твою комнату и оставлю, - прожигая взглядом, предупредил шеф. – Но, если скажешь еще хоть слово или дернешься - несу к себе! Надеюсь, что за этим последует, разъяснять не надо?

Девушка отрицательно закивала, боясь выдать собственное запретное желание. Разуму было нелегко бороться с телом, но так просто она больше на поводу инстинктов не пойдет. В прошлый раз искушение стоило дорого, и сейчас не было никаких гарантий.

Глеб разочарованно вздохнул. Ее молчание сказало все за себя, и нечего ломать копья, добиваясь ответного влечения. Шанс упущен.
Оба, исступленно искали поводы все изменить, спорили сами с собой и каждый раз проигрывали. Гордыня, страх и желание так тесно сковали мысли, соперничая за право распоряжаться судьбой, что ни мужчина, ни девушка больше не проронили ни слова.

Дорога до коттеджа прошла незаметно. Булавин нес свою ношу, как и камень на душе, спокойно и смиренно. Завтра будет новый день, в его красках все покажется иначе, не так остро и отчаянно, а сегодня главное сдержаться, опустить девчонку на ее кровать и... бежать. Просто как дважды два. Алгоритм выверен, курс точен, и иначе нельзя.

***

Лишь час спустя, после долгого холодного душа, удалось выбросить из головы все смутные желания и мысли. Вместе с возбуждением ушло еще непонятное для самого Глеба ощущение легкости и надежды. Он уже заводил будильник и готовился спать, когда в дверь неожиданно постучал Ферзь. Они целый день не пересекались, и сейчас даже странно было видеть парня. Уставший от нелегких мыслей, трезвый и угрюмый, он мало смахивал на того бесшабашного спортсмена, которого знали и любили все.

Лешка каким-то незнакомым взглядом посмотрел на шефа и, не входя, сказал лишь одну разу. Нелепую, на первый взгляд, и очень странную.

- Если бы я мог вернуть Риту, костьми лег бы, но вернул. А ты...- Ферзь тяжело вздохнул, будто раздумывал. - Всю жизнь жалеть будешь, что упустил свою Карину.

Махнув рукой прямо перед лицом обалдевшего начальника, Лешка медленно развернулся и пошел к себе. Вечно он ничего не мог толково объяснить ни желторотым курсантам, ни любимой женщине, а шеф... Идиот шеф, клинический, тут не понимать, а знать и чувствовать надо.

Булавин закрыл дверь за ночным гостем и устало подошел к окну. На улице еще кто-то суетился, заканчивая дела, в окошках коттеджей мелькали силуэты людей.
А на горке горел, как новенький, старый фонарь, освещая клуб как никогда ярко.

Дата добавления: 2015-07-20