Неожиданные дополнения к делу

Как-то раз, во время очередной плановой беседы-допроса, в коридоре послышался небывалый приглушенный шум, как будто надзиратели и выводные внезапно и одновременно перешли от положения «вольно» в позу «смирно!» или даже «на-кра-ул!». Может, так оно и было в действительности, ибо вслед за этим дверь следовательского кабинета рывком разверзлась, и на пороге материализовался генерал-майор во всей красе парадного обмундирования.

Подозреваемый в шпионаже Луговой сидел спиной к входу, но чутким армейским нутром ощутил дыхание момента — он попытался встать в соответствии с привитым еще в военном училище ритуалом, но сцепленные за спиной руки не дали это выполнить с должным энтузиазмом. Следователь-дознаватель вскочил и бодро доложил обстановку.

– Вольно, капитан, — махнул на него рукой генерал. За генералом не громоздилась привычная в таких случаях свита, только один подполковник, на которого поначалу Луговой не обратил никакого внимания, но когда присмотрелся — обмер. Это был Геннадий Иванович Манин собственной персоной. «Выкрутился, зараза! — подумал про себя Владимир Юрьевич Луговой. — Как всегда, вышел сухим из воды, гад».

– Так, — сказал генерал-майор, присаживаясь на свободный стул. — Вообще-то зря я вас остановил, капитан. Доложите-ка поподробнее об этом арестованном. В чем его обвиняют конкретно? Энкавэдэшник ожил.

– Товарищ генерал, задержанный при попытке бегства с освобожденной Красной армией территории, а также при шпионаже и, с этой целью, проникновении в советскую комендатуру, бывший белый офицер Луговой, — следователь указал пальцем на Лугового, — обвиняется в сотрудничестве с фашистами и с японскими милитаристами в пользу фашизма и гегемонизма.

– Так, хорошо, — выдал генерал задумчиво. — И что его ожидает?

Следователь стал еще живее.

– Суровая кара от имени советской власти и советского же народа — от двадцати пяти лет заключения с принудительным трудом, или же — расстрел.

– Ага, — подвел итог генерал-майор. Чувствовалось, что генерал действительно настоящий, а не наряженный для солидности старший офицер. — У вас вначале нестыковочка получается, капитан. Непонятно, то ли он бежал от нашей армии, то ли шпионил, что конкретно?

Энкавэдэшник несколько помертвел.

– Я думаю, «шпионил» все же солиднее. Так что с этим надо доработать. Тщательнее надо прорабатывать детали, — генерал снял фуражку, обнажив седые, потрепанные бессонными ночами над оперативными картами виски. — Вот насчет последнего мне понравилось. Расстрел — это по-нашему. Нечего нашему строящему коммунизм во всем мире государству тратиться на содержание и охрану разной сволочи.

Луговой глотнул застрявший в горле комок, а генерал продолжал:

– Так что сойдемся на расстреле. И, я думаю, нечего затягивать — где-нибудь завтра-послезавтра с ним надо кончить. Правильно, капитан?

– Так точно, — моргнул следователь. — Только, товарищ генерал, успеем ли? Сколько ниточек еще не распутано.

– Ничего, поторопитесь. Наша доблестная армия, вон — по восемьдесят километров прорыва делает ежедневно, а вы тут волынку тянете, как какая-нибудь гитлеровская имперская канцелярия. Эдак вы в делах совсем зароетесь.

– Будем исправляться, товарищ генерал! — поблагодарил энкавэдэшник за науку.

– Вот то-то. А для ускорения дела вам тут кое-что подбросят из материальчиков на этого Лугового, точнее на Ганса Краузе. Там будет о его жизни при рейхе и о службе в вермахте. По поводу Белого движения — это все из дела выкиньте, и пусть вообще там будет указано, что беседовали вы с ним на немецком языке.

– Да? — искренне удивился следователь. — Но я, понимаете...

– По-немецки не говорите?

– Ага, то есть так точно.

– Плохо, капитан. Плохо. Языки противника надо знать, — генерал провел рукой по своей седенькой голове, — правда, они уже не противники. — Он почесал подбородок. — Сейчас, скорее всего, и японский не успеете выучить. Мой вам совет, учите в свободное время английский. Тут вы не ошибетесь, между нами пока океан.

– Понял, товарищ генерал. Все сделаем и расстреляем этого врага народа, как положено.

«А ведь Манин-то, сволочь, — думал между тем Владимир Юрьевич Луговой, — на свободе. Еще и в свите такого шишки. Чего же он на меня там наговорил? Какие еще показания про вермахт всучил, скотина?»

– А как вообще, капитан, — поинтересовался генерал-майор, — вел себя указанный подсудимый?

– Ярый антикоммунист, товарищ генерал, очень ярый. Мы с ним, конечно, хотели по-хорошему, согласно нашей доброй конституции, но он, контра, не дал мне никаких показаний о службе в вермахте и гестапо.

– Ясно, — задумчиво и явно не к месту улыбнулся генерал-майор, а предатель Манин прямо расплылся в улыбке — чуть не прыснул — закрылся кулаком.

«Вот сволочи!» — прокомментировал мысленно Луговой.

– Ладно, капитан. Этого человека, — генерал махнул фуражкой на арестованного, — я забираю с собой.

– Как? — ахнул энкавэдэшник. — А как же следствие, и это... расстрел?

– На бумаге, все на бумаге, капитан. И чтобы без сучка без задоринки, все по уму.

–Но?

– Вот вам бумага с печатью на его освобождение, — произнес генерал, протягивая руку в сторону Манина, а тот извлек откуда-то невидимую доселе папку, раскупорил ее и вложил в генеральскую руку солидную пачку листов. — Здесь, кроме этого, все документы, о которых я говорил. Мы должны до конца держаться версии о долговременной фашистской помощи японцам. Бумагу о том, что оберстлейтенант Ганс Краузе у вас изъят, уничтожите — она особо секретна. — Затем генерал-майор повернулся к Луговому. — Ну, здравствуйте, Владимир Юрьевич, много про вас слышал, да и ваш друг, Геннадий Иванович, все уши прожужжал, как вы помогали ему взрывать штаб японской дивизии.

Манин скромно, весело улыбнулся, а генерал, отодвинув в сторону капитана-следователя и субординацию, обнял и прижал к себе грязного, вонючего Лугового в ложной немецкой форме.

– Эх, — сказал через некоторое время, в течение которого все в голове Лугового окончательно перевернулось, генерал-майор, — мне бы вашу молодость. Сколько дел впереди. Пока, к сожалению, не могу вас обрадовать, Владимир Юрьевич, на родину вам путь заказан. Дел впереди по горло. Вот ваш друг, к примеру, сегодня направляется в тыл гоминьдановских, а возможно, и американских войск, которые вот-вот высадятся на побережье, вместе с партизанами-коммунистами, разумеется. Мы ведь их немножечко довооружили, правда? — кивнул генерал-майор в сторону Манина. — А вам, Владимир Юрьевич, дорога в ином направлении. Помните, как в песне: «Дан приказ ему на запад, ей в другую сторону...» — внезапно пропел он в голос. — Так вот, вам в другую сторону. Будете участвовать в высадке морского десанта в Японии, очень не хватает людей, знающих язык. Ваш товарищ, Геннадий Иванович, вон тоже хотел бы, да что от него там толку. Не способен к языкам. Без этого сейчас никуда. Ну, пойдем, Владимир Иванович. А вам счастливо, капитан, — попрощался со следователем за руку генерал майор. — Желаю счастья.

И они вышли на свежий ветер.

Дата добавления: 2015-07-20