Вагон 20. На поезде за солнцем

Несколько лет подряд я летал в Ниццу на карнавал, который там проходит в феврале вот уже более ста лет с небольшим перерывом на Вторую мировую войну. Каждый карнавал посвящен какой-нибудь одной злободневной теме. По эскизам художников из разных стран там делают гигантские повозки с куклами. Повозки эти напоминают советские первомайские, представляющие районы, фабрики, заводы. Моя повозка с Петровичем в Ницце представляла Россию. Первый карнавал, в котором я участвовал, был посвящен введению евро. Которые я и получил за свою работу в первый же день их внедрения. Купюры были новенькие, хрустящие и пахучие, и до меня их держал в своих мозолистых руках, видимо, только работник их фабрики «Гознак». А в России, подозреваю, их никто еще и не видел. Так что мне вполне можно поставить памятник – первому россиянину, получившему евро.

В феврале в Ницце, как правило, идут дожди. Один раз дождь шел даже с мелким песком. Сначала я никак не мог понять, как он оказался на пальто, на зонте и на моем берете. Что он, с неба, что ли, падает? «С неба, с неба. Это редкое атмосферное явление. Вам очень повезло. Тучи пришли из Сахары…»

…Анри Матисс однажды приехал в Ниццу писать солнце в феврале. Каждое утро он открывал жалюзи номера в гостинице «Буреваж» в надежде его увидеть. Но увы. Очередным вечером он собрал вещи, чтобы утром уехать. Утром, перед тем как покинуть номер, он распахнул жалюзи, и в комнату ворвалось солнце. Матисс решил задержаться. И задержался на сорок лет, умерев в этом городе. Я жил в той же гостинице, и тоже ждал солнца, и тоже собрал однажды вечером вещи, но, в отличие от Матисса, не стал дожидаться утра, а решил сразу же уехать в Венецию. Ночным поездом. Из Ниццы в Венецию. (В этот звуковой ряд хочется добавить еще Вену и Винницу. Собственно, уже добавил.) На железнодорожном вокзале я купил билет на этот поэтический поезд Ницца – Венеция. Кстати, этот вокзал в Ницце построили русские. А поезд из Санкт-Петербурга шел сюда всего двое суток. В 1917-м русские приехали в Ниццу на бархатный сезон, а на родине случилась революция. Надо, надо, уезжая с родины, помнить об этом. Ну это так, мысли по дороге к поезду.

Таких вагонов, какие я в нем обнаружил, мне не приходилось видеть никогда. Шестиместные купе. То есть три полки с одной стороны и три – с другой. Средняя полка не убиралась, поэтому в купе можно было только лежать. Лег вниз. Над моим лицом – зеркальце, отразившее мое недоумение. Дверь была металлической и с решеткой. Все вместе напоминало тюрьму и курятник одновременно. Впрочем, ни там ни там я ни разу не ночевал. Было безумно холодно. То, что должно было быть одеялом, оказалось бумажной простыней. Слышимость в вагоне феноменальная. Спать невозможно, но и не спать сложно. Я периодически проваливался в сон, а когда из него вываливался, то в желтом больничном свете видел свою помятую испуганную физиономию и слышал энергичную беседу двух итальянских проводников, не прерывавшуюся ни на секунду.

Утром, в двух свитерах, но все равно продрогший, я с ужасом обнаружил, что в туалете нет воды. Злой, пошел к проводникам. В купе сидело два гладковыбритых, свежих, ухоженных смуглых красавца. В белоснежных тонких рубашках. Увидев меня, они заулыбались. «Где вода?» – практически прокричал я на своем слабом итальянском. «Кончилась!» – весело ответили они на своем родном. Поезд медленно подъезжал к Венеции. К моей любимой Венеции. Ярко светило зимнее солнце. Ну и хрен с ней, с водой, вон ее сколько. Я вышел на перрон, на котором беседовали два уже знакомых мне проводника. В синих форменных брюках, с синими дорожными сумками, а вот синие пиджаки они держали в руках – им было жарко.

– Ариведерчи, синьор.

– Чао.

Они оживленно продолжали свою ночную беседу. Чтобы закончить ее, им, видимо, не хватит и жизни. Почти физиологическое ощущение счастья растекалось по моему уставшему и замерзшему телу.

Дата добавления: 2015-07-20