Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Доброе утро, страна!

Аннотация | Часть первая Временами выше нуля | Самый логичный выход из положения | Я не червонец, чтобы всем нравиться | Горячо – холодно | Ай-яй-яй! | Нежданчик | Простая математика | Фигура речи | Попробуй, объясни! |


Читайте также:
  1. Богаты на всякое доброе дело
  2. Доброе начало семейной жизни
  3. Доброе, - синхронно ответили парни, сверля меня подозрительными взглядами.
  4. Каждый день делай доброе дело для кого-нибудь незнакомого
  5. Казалось, если сделать доброе дело - остаток полета пройдет быстрее. Глупость, конечно...
  6. Какое утро, дождь заморит,

 

Занавесь на окне была белоснежной – такой чистой, словно только час назад была при-несена из магазина, распакована и оставлена тут развеваться на ветру. Окно кто-то оставил открытым, и холодный утренний воздух заполнял просторную комнату, заставляя Олесю еще глубже заползать под бесконечное пуховое одеяло. Шум с улицы уже не беспокоил ее, тем более трудно было распознать, что шумит больше – переполненное машинами шоссе или ее больная голова после вчерашнего.

 

Такое можно себе позволить только на Новый год. Максимум – на день рождения, но только в том случае, если ты одинока и несчастна. Впрочем, Олеся вполне была и той и дру-гой. Она рискнула высунуть нос из-под одеяла буквально на несколько миллиметров. Солнце светило так ярко, покрывая всю белоснежную поверхность кровати игристым, как шампан-ское, светом – с бликами и скачущими солнечными зайчиками. Олесе захотелось, чтобы кто-то надел на нее солнцезащитные очки – таким ярким было утреннее солнце.

 

У Шебякина было красиво и пустынно, самого его не было рядом. Маленькая эскапада со стюардессой закончилась большой попойкой, чего и следовало ожидать. Оставалось отве-тить только на один вопрос: а где, собственно, сам дорогой режиссер? То, что его не было

 

0впостели, рядом с Олесей – это было одновременно и ободряющим фактом, и смущающим. Еще более смущающим фактом был тот, что сама она лежала в постели обнаженной.

Олеся изогнулась и бросила взгляд на пол – ничего. Тогда она завернулась в одеяло –

 

0внего бы с десяток таких, как она, поместилось – и попыталась встать. Часов у нее не было, а те, что были на стене, смущали Олесю своей половиной второго. Ночи? Нет, к сожалению, точно не ночи. В котором же часу они легли? Спектакль закончился в одиннадцать. А когда она уехала из бара – тайна за семью печатями. Почему вообще все это случилось.

 

Ах да. Лера. Сердце стукнуло, но потом оказалось, что не сердце вовсе, а дверь.

 

– Ого, кто у нас тут проснулся. – Шебякин влетел в комнату свеженький как огурчик и с бутылкой «Сан-Пелегрино» в руке.

 

– Дай! – простонала Олеся, вызвав тем самым у Шебякина приступ заразительного хохота.

 

– Никогда не думал, Олеська, что ты так горазда пить! – Она встала и, как была в оде-яле, подошла к большому зеркалу в углу комнаты. Лицо отекло и стало похоже на сдутый мячик для игры в воде. Красная какая-то. «О господи, переспала я с Шебякиным или нет?» – забилась мысль, перекрывая боль и похмелье.

 

– Что я вчера тут творила? – спросила она слабым голосом, а глаза ее внимательно изучали шебякинское лицо. Он был счастлив и улыбчив, как и следовало мужчине, которому вчера перепало. Олеся не была уверена – она не помнила ничего подобного, но ведь вообще не многое могла вспомнить. Вроде бы они говорили о «Крэйзи тим» – Шебякин тоже сме-ялся над тем, что там выделывала Олеся со своим ненавистным Каблуковым, но смеялся он не так, как Померанцев – не зло, без издевки. Шебякин понимал, что это такое – воз-можность попасть на широкие экраны страны, любым способом попасть туда, под любым соусом. Актеры – своеобразное племя, они живы только тогда, когда на них смотрят глаза зрителей или равнодушные, горящие красным глаза объективов видеокамер. Шебякин ее не осуждал.

 

– Так, держи-ка водичку. Ничего особенного ты не вытворила, что, между прочим, меня даже расстроило. В баре ты была куда более «стюардесса», чем у меня.

 

– Мы играли в стюардессу? – поразилась Олеся.


 



Т. Веденская. «Впервые в жизни, или Стереотипы взрослой женщины»

 

 

– Много, много разных ролевых игр, – кивнул Шебякин, и она подумала про себя – все, переспала. И немедленный страх, а с ним какое-то странное облегчение. Она тоже теперь не без греха, пусть даже и не помнит об этом ничего.

 

– Что ж, еще бы одежду найти! – припала к бутылке с водой девушка. Шебякин продол-жал сверлить ее взглядом, и Олеся испугалась, что он сейчас захочет продолжения. Взлох-маченная, с больной головой, обернутая в его одеяло – вдруг именно это его и возбуждает. Кто знает. А изо рта, наверное, воняет ужасно.

 

– Одежда в гостиной, – ухмыльнулся Шебякин. – Вчера ты куда смелее демонстриро-вала готовность сниматься обнаженной.

 

– Сниматься? – нахмурилась Олеся.

 

– Ну да, сниматься, – подтвердил Шебякин. – Ты не видела сценария. Там полно обна-женки. Это же драма, куда ж там без обнаженки? Ведь иначе никто не поверит, что это – настоящее искусство.

 

– Я против обнаженки ничего не имею, – кивнула Олеся, прикидывая, будет ли при-личным сейчас пересечь комнату и убежать за шмотками.

 

– Это я уже понял, – снова улыбнулся Артем. – У нас с тобой другая проблема.

 

– Проблема?

 

– Ты всю ночь жаловалась мне на какого-то Померанцева. Говорила о какой-то свадьбе.

 

0Аведь у нас, ты знаешь, главные роли раздаются только через постель. – Шебякин покачал головой и развел руками так, словно его и самого это правило несколько расстраивает, но что поделаешь – порядок есть порядок. Не нами заведено, не нам и нарушать.

 

– Ты дал бы мне роль?

 

– О, легко. Ты идеально подходишь, моя дорогая. И сейчас, когда ты вот такая, я только лучше это вижу. В «Крэйзи тим» ты просто дурачилась. Ты все время дурачишься, тебе нигде не дают нормально развернуться, да? Я бы тебе дал.

 

– Через постель? – уточнила Олеся, чувствуя себя теперь совершенно глупо в этом пуховом одеяле.

 

– Естественно, – подтвердил он.

 

– С тобой? Я просто уточняю, только ли с тобой или есть еще список лиц, с которыми придется…

 

– Только со мной, – в голосе Артема появилась тонкая нотка обиды. Олеся вдруг разом вспомнила, как они кружили вчера у него в гостиной в импровизированном вальсе, как Шебякин попытался ее поцеловать, а она принялась рыдать и говорить, что все бы отдала, чтобы разлюбить Максима.

 

– Была бы, это точно, – вздохнула Олеся. – Значит, вы всерьез будете делать это кино?

 

– И ты была бы идеальна в главной роли, – заманивал ее Шебякин. Олеся замерла, и предательское «от тебя не убудет» принялось стучаться в пустую глупую голову. Вспом-нила, как вчера разделась – уже совершенно пьяная, – чтобы только доказать, что это для нее не проблема. И читала длиннющий монолог Клотильды из Мопассана, размахивая бокалом, а Шебякин ощупывал ее тело горящими глазами.

 

– А ты уверен, что я уже не выполнила этого условия? – спросила Олеся наконец, пересекая комнату и открывая двери. Шебякин остался стоять в проходе, вынудив ее про-тиснуться между ним и дверным проходом.

 

– Душ там, – бросил он и отвернулся. Кусочки пазла вставали на свои места с каждой каплей, срывающейся вниз с душевой лейки над головой Олеси – медленно, почти с обрат-ной скоростью события состыковывались со временем. Разбитая ваза с цветами на полу. Шебякин – злой и обломанный, голый и с бутылкой виски в руке. Олеся, тоже голая, на диване, просит ее простить. Даже в состоянии анабиоза, в полнейшей отключке ее тело


 

 



Т. Веденская. «Впервые в жизни, или Стереотипы взрослой женщины»

 

 

каким-то загадочным образом стремилось сохранить верность Померанцеву, вздрагивая, как от боли, от прикосновения чужих рук.

 

– Кефирчику налить? – спросил Артем, держась как ни в чем не бывало. Улыбка, пози-тив, вежливое равнодушие. Ролей мало, актрис полно. Упустила ты, дорогуша, свой шанс. Ради какого-то долговязого самоуверенного козла, который всегда будет вытирать о тебя ноги.

 

– С удовольствием! – Олеся сделала приличный глоток и, конечно же, насмешила Артема появившимися на ее лице «усами». Он стер их с ее губ салфеткой.

 

– Дурочка ты, Олеся. Разве можно так мужика любить?

 

– Дура я, Шебякин. Полная дура, да, – кивнула Рожкова, допивая кефир.

 

– Насчет полной дуры, – покачал головой Шебякин. – Как думаешь, если бы пришлось для роли похудеть, ты бы смогла?

 

– А зачем? – Олеся моментально высунула нос из кефира. – Роль-то ты мне все равно не дашь.

 

– Не дам. Но просто интересно, смогла бы или нет? Как Рене Зельвегер.

 

– Она поправлялась для Бриджит Джонс вообще-то. Это-то я точно смогу, – рассмея-лась Олеся.

 

– Ах да, точно, – кивнул Шебякин. – Тебя куда-нибудь подвезти?

 

Олеся задумалась. Идти домой? Спектаклей сегодня в студии не было, репетиций тоже не намечалось. Солнце за окном все еще заманчиво светило.

 

– Я прогуляюсь.

 

– Ну, как знаешь, – пожал плечами он. – А все же… Похудела бы?

 

– Ради роли? – Олеся откопала из сумки телефон, только чтобы убедиться, что он уже давно умер. – У тебя нет зарядки?

 

– Только не к такому старью, – покачал головой Шебякин, с жалостью, если не с пре-зрением взирая на Олесин смартфон. Богема, куда деваться. Определенные стандарты под-разумеваются.

 

– Я бы похудела. На сколько бы сказал, на столько бы и похудела, вообще бы жрать бросила. И переспала бы с тобой, если бы не эта вот какая-то ненормальность со мной. Просто не могу. Физически не могу. Что-то на уровне гормонов и подсознания, понимаешь ты меня, Шебякин?

 

– Не понимаю. – Он открыл дверь, запирающуюся на какой-то хитроумный замок с сек-ретками. – Но верю на слово. – Шебякин вскользь чмокнул Олесю в щечку, уже целиком

0иполностью в своем Ipad – все мысли о чем-то другом, о каких-то других актрисах, проектах, вариантах. Дверь захлопнулась, и Олеся осталась один на один с обшарпанной лестничной клеткой и гулким старым лифтом. Как же так получается, что в этих дорогущих домах, за пределами стен, покрытых шелковыми обоями и венецианской штукатуркой, продолжают жить эти чудовища в лифтовых шахтах из плетеной сетки-рабицы.

 

Олеся не стала рисковать, пошла пешком. Шебякин жил на седьмом этаже, но вниз идти было легко и приятно, хотя от самой этой ночи остался какой-то неприятный осадок, словно бы она все же переспала с Артемом. Но и он слетел, когда Олеся пересекла несколько кварталов, подставляя свои еще чуть влажные волосы ветру. Завернула в кафе, где ей и кофе подали, и зарядку нашли «для такого-то старья». Утрись, Шебякин. Медитировала над кофе, подставляя лицо солнцу в окне. Скоро солнца-то не будет.

 

Анна позвонила, когда Олеся стояла на мосту через Москву-реку и смотрела на про-плывающие мимо, прямо под ней корабли – большие и маленькие. Бывает же такое – тепло, как летом. И странное чувство легкого головокружения. Олеся сто лет как не делала ничего такого, что бы выходило из ряда вон, выбивало бы ее из колеи, и то, что прошедшая ночь была такой абсурдной, такой неприличной и невозможной, теперь делило ее мир на две


 



Т. Веденская. «Впервые в жизни, или Стереотипы взрослой женщины»

 

 

части. До и после. Из какого Эдемского сада, интересно, ее погонят теперь. Усталость, похмелье и недостаток сна делали тело легким, а мысли поверхностными. Увидев номер Анны, Олеся улыбнулась – ей-то уж она всегда готова рассказать что угодно.

 

– Ну, ты где? – спросила Анна, и голос ее удивил Олесю. Встревоженный, усталый.

 

– На мосту.

 

– В каком смысле? Ты что, прыгать собралась? – Олесе стало интересно, отчего все постоянно боятся, что она совершит какую-нибудь глупость. Даже когда Померанцев ее бро-сил и отправился вокруг нашего небольшого шарика с землей и несколькими океанами, Олеся ничего не делала с собой. Только больше пугала. И таблетки-то были – какие-то гомео-патические, чтобы спать лучше. Но теперь уж ничего не поделаешь, такая слава.

 

– Никуда я прыгать не собираюсь. Я тут… гуляю.

 

– Всю ночь гуляешь? – спросила Анна с пристрастием.

 

– Ну… как бы… а что? – растерялась Олеся. Такая осведомленность – откуда бы? Хоть

 

0иподруги, но не настолько близки, не живем же в одной квартире.

 

– Максим звонил.

 

– Что? – задохнулась Олеся.

 

– То, что слышала. Максим твой звонил мне. Спрашивал, не у меня ли ты. А я сама домой только приехала. Матюшу в полицию забрали.

 

– За что? – воскликнула Олеся, представив себе, как хоть и огромного, но точно без-вредного музыканта арестовывают и зачитывают ему его права.

 

– Ни за что. За то, что он без регистрации живет. Мы его всю ночь искали, а теперь вот отмыли – он отсыпается, а твой Померанцев звонит, будит его.

 

– Обеденное время вообще-то, – заступилась Олеся. – А что еще он спросил? А каким голосом? Он откуда звонил – из дома? – Ее мысли перескакивали с одной на другую, и та лег-кость бытия, что поднимала над землей все последние часы, вдруг куда-то исчезла. И захо-телось бежать домой. Максим искал, звонил Анне. Разве такое бывало раньше? Не случа-лось ни разу!

 

– Не знаю, каким голосом. Обычным своим, высокомерным. Будто все кругом ему должны. А у нас у самих проблемы, Матгемейну на мне жениться надо, чтобы ему дали вид на жительство. Да и то, оказывается, процедура какая-то ужасно сложная. Виза у него про-сроченная, так что даже пожениться не так-то просто. У тебя нет знакомых в загсе?

 

– Аня, Аня, Аня… Ну какие знакомые в загсе? Мы сами-то не смогли пожениться.

 

– Ах да. – Анна встряхнулась и попыталась сосредоточиться. – В общем, ты своему Померанцеву позвони.

 

– О, это так не работает, – усмехнулась Олеся. – Я ему позвоню, но он не ответит. Будет меня пытать. Он меня теперь на ленточки от бескозырок порежет, не меньше.

 

– Ну, удачи тогда! – усмехнулась Анна. Олеся уже бежала к метро, прикидывая, как лучше поступить: побежать от Строгино пешком или ждать маршрутку. Что будет быстрее?

– И тебе тоже, – пробормотала Олеся, сбегая по лестнице вниз, на гулкий перрон бес-конечно прекрасной и величественной «Смоленской».

 

– Слушай, Олесь… – вдруг опомнилась Анна. – А ты где всю ночь-то была? На самом-то деле?

 

* * *

 

Максим этого вопроса задавать не стал. Он стоял в коридоре, когда Олеся вошла в дом, и просто смотрел на нее с интересом, который испытывают к попугаю, неожиданно сказав-шему почти по-человечески «электрификация», хотя никто его этому не учил. Помимо Оле-синой воли на ее лице появилось виноватое выражение, а слова застревали в горле.


 



Т. Веденская. «Впервые в жизни, или Стереотипы взрослой женщины»

 

 

– Ну, милости прошу. – Померанцев широким жестом пригласил Олесю в ее же квар-тиру. – Спасибо, что вернулась. Могла бы и позвонить.

 

– Ты хочешь сказать, что волновался за меня?

 

– Я работал всю ночь, и то, что тебя не было – это было, признаться, просто пре-красно. Все-таки как же ты умеешь отвлекать, – поделился он, наблюдая за каждым ее дви-жением. Она знала, что сейчас он пытается просчитать, где она была, что делала, о чем думала и достаточно ли больно он делает ей своими словами.

 

– Что ж, рада, что смогла наконец тебе угодить. – Олеся принялась мыть посуду, остав-шуюся еще со вчерашнего дня. На секунду она захотела вдруг обратно, в квартиру к Шебя-кину, под белоснежное пуховое одеяло, и чтобы никогда в жизни не знать Максима.

 

– Как спектакль? Сыграла свою старушку?

 

– Сказали, что я была в ударе!

 

– И кто тебя ударил? – хмыкнул Максим.

 

– Ты хочешь чего-нибудь поесть? – спросила Олеся, следуя логике этого фальшивого мира и спокойствия, такого же, какой бывает в самом эпицентре летящего по пустыне тор-надо.

 

– Я хочу знать, что с тобой происходит, – процедил сквозь зубы Максим.

 

– Ничего не происходит.

 

– Я хочу, чтобы ты никогда больше не поступала так. – Максим подошел, вырвал из

 

0еерук тарелки, которые она мыла, и швырнул их обратно в раковину, где они благополучно разбились, зацепив еще бог весть сколько другой посуды.

 

– Не поступала как? – вытаращилась на него Олеся, отступив и прижавшись к рако-вине. – Ты сказал убираться – я убралась. Ты велел никогда не читать твою книгу – я не читаю. Хочешь, я буду приходить по вечерам, заниматься с тобой сексом и исчезать, чтоб не отвлекать тебя ни от чего?

 

– Сейчас по сценарию я должен бы залепить тебе пощечину, да? – зло ухмыльнулся Максим и схватил Олесю за запястья. Его хватка была сильной, он хотел бы сделать ей больно, но она только подалась вперед и принялась целовать его, даже не пытаясь вырваться или сопротивляться.

 

– Ты волновался, да?

 

– Не дождешься. – Максим сбросил какие-то полотенца с кухонного стола и усадил на него Олесю. – Плевать мне. – Он грубо раздвинул коленом ее ноги и заставил ее сидеть так, неудобно и возбуждающе одновременно. – Сними платье.

 

– Сам снимешь, – фыркнула она.

 

– Сними. – Он отпустил ее руки, и она послушно поднесла пальцы к подолу, не сводя с Максима глаз. В квартире было прохладно. Вечер, солнце светило, но не грело. Два дня промелькнули как один миг в этом пьяном угаре, коктейле из веселья и отчаяния, из отчаян-ного веселья. Олеся стянула платье и позволила Максиму насладиться своим смущением.

 

– Сними все остальное, – скомандовал он, и она послушно стащила лифчик и трусики, бросив их на пол. Он стоял напротив и смотрел, а Олеся невольно про себя повеселилась от мысли, что второй раз за несколько последних часов она сидит голая перед мужчиной, кото-рый просто на нее смотрит и ничего не делает. Даже не шевелится. Только тот не мог – она не позволяла, сопротивляясь всеми способами. А этот знает, как сильно сейчас Олеся хочет оказаться в его руках, хочет самых крепких объятий, самых неприличных команд, самых грязных слов.

 

– Встань! – Померанцев отошел на пару шагов и заставил Олесю обернуться вокруг себя. Она вдруг догадалась, что он пытается сделать. Гадает по ее обнаженному телу, где она была и что делала этой ночью. Не спрашивает не потому, что ему все равно. Он бы


 

 



Т. Веденская. «Впервые в жизни, или Стереотипы взрослой женщины»

 

 

не поверил ни единому ее слову, так что сейчас просто инспектирует ее, как вещественное доказательство.

 

– Мне холодно, – пробормотала Олеся.

 

– Потерпишь, – коротко отрезал Померанцев.

 

– Хорошо, – кротко согласилась она. Как совсем недавно Олеся заявила Шебякину, она ничего не имела против обнаженки. Актрисам приходится с этим мириться. Зачастую возможность получить роль напрямую зависит от твоей готовности выйти под объективы голой. А вовсе не от того, согласишься ли ты с кем-то переспать.

 

– Вот и ладно, вот и хорошая девочка, – порадовался Померанцев, как ребенок, когда его любимая игрушка оказывается исправной и готовой к игре. Он взял Олесю за руку, отвел

0вих гостиную, где она увидела стоящую на штативе камеру.

 

– Что это? – вытаращилась она.

 

– Не твое дело. – Померанцев подошел к штативу и принялся что-то там настраивать. Он никогда раньше не снимал ее на видеокамеру, ни обнаженной, ни одетой, и сейчас Олеся не знала, убегать ей или отдаться этой волне возбуждения, отчего-то возникшей при одной только мысли, что Максим может сейчас с ней сделать.

 

– Повернись вправо, – скомандовал он, и она покорно исполнила. Максим задернул шторы на большом, соединенном с балконом окне и нажал на запись. Красный огонек заго-релся, заставив Олесю вздрогнуть и почувствовать волну жара. Максим не погасил свет, он подошел к ней, завел ее руки за спину, впился своим ртом в ее губы и прижал ее к себе. Он оставался одетым еще какое-то время, давая ей почувствовать это почти непереноси-мое неравенство в их положении: красавица всегда обнажена и беззащитна, чудовище все-гда покрыто шерстью, и нет никаких пределов его власти. Он не позволил Олесе касаться себя – знал, подлец, как ей хотелось этого. Запретил закрывать глаза, наслаждаясь ее взгля-дом, влюбленным, загипнотизированным взглядом.

 

– Я чувствую себя куклой, – пробормотала она и простонала, не имея сил сдерживаться и с трудом удерживаясь на ногах.

 

– Это хорошо, – пробормотал Померанцев, разворачивая ее спиной к себе, лицом к объ-ективу. Потом, позже, он вынул диск из камеры и поставил его крутиться в спальне, застав-ляя Олесю и обсуждая каждое выражение ее лица, каждое движение.

 

– Ты же актриса, должна контролировать себя, – ухмылялся он, довольный получен-ным результатом.

 

– Я же не порноактриса, – отбивалась от него усталая, счастливая, пристыженная и при этом полная эмоций Олеся.

 

– В какой-то степени ты теперь и есть порноактриса. Если выложить это в Сеть! – усмехнулся Померанцев. Олеся моментально пришла в чувство, словно облили холодной водой из ведра.

 

– Нет, ты не можешь! – воскликнула она.

 

– Не могу? Почему? Что может мне помешать? И потом, ты там достаточно хороша. Я подтверждаю, ты смотришься отлично. Это может пойти тебе на пользу. Ты же готова сделать все, чтобы сдвинуть карьеру с места. Верно?

 

– Почти все, – прошептала Олеся, осознав наконец, из-за чего Померанцев ведет себя

 

так.

 

– Ты же изменила мне, да? С этим режиссером? Ты у него провела ночь? – спросил он, и глаза его в этот момент стали холодными-прехолодными, ледяными, как айсберг, о который разбился «Титаник». Олеся почувствовала, как следы от пробоины идут по ее корме. Она вспомнила – вот они с Шебякиным смеются и пьют что-то, а такси летит по пустой Москве. Шебякин обнимает ее за плечи и рассказывает о каких-то съемках в Крыму, с которых он только что приехал. Телефон звонит, и Олеся видит номер Максима. Она зла как черт и еще


 



Т. Веденская. «Впервые в жизни, или Стереотипы взрослой женщины»

 

 

больше пьяна, до сих пор в образе, хотя уже и забыла в каком. Рожкова берет трубку и что-то говорит, но Шебякин говорит еще громче, практически кричит что-то о замедленной съемке и общих планах, которые они снимали без разрешения каких-то местных властей. Померан-цев молчит, а Олеся и Шебякин вместе гогочут – пьяные свиньи. Потом она бросает телефон

 

0всумку – отключив связь или нет? Этого уже не помнит.

 

– Что же ты молчишь, моя дорогая? – спросил Максим, продолжая сверлить Олесю ненавидящим взглядом. – Ты была с ним?

 

– А разве верность входит в число достоинств, которые ты ценишь в людях? – ответила Олеся, с трудом узнавая свой тихий, внезапно охрипший голос. Тишину комнаты нарушали только ее же стоны, сумасшедшая страсть, не дающая жизни, удушающая, заставляющая все время идти по какому-то только ей видимому краю.

 

– Так это что, твоя маленькая месть за свадьбу? Или за что-то еще?

 

– У меня есть так много всего, за что я могу отомстить, верно? – Олеся перевернулась на живот, все еще обнаженная, и посмотрела на экран. Померанцев был бесподобен в своем слепом желании управлять ею, владеть, подчинять себе. Впервые в жизни Олеся подумала, что он, возможно, привязан к ней не меньше, чем она к нему. Что это и есть – любовь. Какая насмешка над всеми стереотипами. Настоящая любовь.

 

– Ты переспала с ним? – переспросил Померанцев, и Олеся с изумлением поняла, как важно это ему – ее ответ. И слова сами вылетели из уст.

 

– Ну, конечно, я переспала с ним. Такая возможность случается нечасто. Он, возможно, даст мне роль в новом фильме. Главную роль, – ответила она, разведя руками точно так же, как несколько часов назад развел руками Шебякин. Чего, мол, скажешь, таковы правила.

 

Максим некоторое время молча смотрел на Олесю, а затем вдруг поднялся на руках, склонился над ней, провел ладонью по ее обнаженной груди и прошептал:

 

– Ты заплатишь мне за это!

 

– Не могу дождаться, – прошептала Олеся в ответ, забрасывая руки выше, за голову, как сигнал капитуляции. Настоящая любовь? Боже, разве хоть кто-то может знать, что это такое…


 

 



Т. Веденская. «Впервые в жизни, или Стереотипы взрослой женщины»

 


Дата добавления: 2015-07-25; просмотров: 48 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Маленькая проблема с субординацией| Цена счастья

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.041 сек.)