Глава двадцать первая. Глянь, джеральдина, в глубь моих камней —

ДУХАМИ ВОЖДЕННЫ

Глянь, Джеральдина, в глубь моих камней —

Я для тебя кладу на бархат руки.

Дитя, приблизься, попытайся сведать

Перстней моих загадочный язык.

Смотри, мерцают на молочной коже

Берилл, и изумруд, и хризопрас —

Подарки знати. Мной они ценимы,

Но не за цену, а за то, что немо

В них говорит о тайном Мать-земля.

Моим под стать, как шёлк твои ладони.

Я их коснусь – и между нашей кожей

Проскочит электрическая искра.

Что, чувствуешь?.. Теперь смотри, как в камне

Свет зыблется – не будет ли тебе

Лик явлен в актиническом мерцаньи?

Иль может, то ветвей переплетенья

В Саду Желаний дивном, богоданном?

Что видишь там? Сиянья паутинка

Прокинулась? То лишь начало. Вскоре

Мир духов нам подаст благие вести,

Чрез эти огоньки с сознаньем нашим

Он связан; столь же трудно постижима

Сознанья сила, как игра живая

Камней – и цвет их вечный – синева

Сапфира, зелень изумруда, – или

Зачем одето горло птицы Феникс

Всей радугой цветов в песках пустынных,

Но серым – средь полей, и белым – в дебрях

Полярных. Речь имеют эти камни

В Божественном Саду. А здесь – немоту

Мы их толкуем, и познать стремимся

Нетленны формы в теле минерала.

Возьми мой шар хрустальный, Джеральдина.

Смотри, как в сфере правый с левым край

И с верхом низ местами обменялись,

А в глубине, как будто под водою,

Пылающий – вниз пламенем! – чертог.

То комната уменьшенным подобьем

Перевернулась. Там, под сенью зренья

Духовного, всё смутно, всё подвижно;

Там вдруг проглянет из-за грани тайной

Чего здесь нет. Моё лицо, вниз бровью,

Сияньем облачится розоватым,

Как анемона в нише каменистой

Лученьем одилическим. И следом

За Формою моей, другие Формы,

В других лучах, тебе в глаза вохлынут,

Я в том ручаюсь! Будь лишь терпелива

И не спугни случайно сил капризных.

Ведь искра та, что в Медиуме вспыхнет,

В каналах путь для дружественных

Духов Отважных озаряя – на болотный

Похожа огонёк, блуждает, гаснет…

Я призвала тебя, чтоб обучить.

Начало было славным, все признали.

Твой транс в субботу полным был, глубоким.

Твоё едва дыханное держала

Я тело у груди, толпились Духи

У губ твоих девических и тихо

Вели благую речь; иные, впрочем,

Пытались изрекать чего невинность

Дремавшая не знала бив помине;

«Изыдите!» – я им велела. В ухе

Моём прилежном Духов голоса

О том звенели, что кристальной чашей

Ты избрана для них, Сосудом силы,

Откуда черпать свежесть даже мне,

С моей усталой мудростью, пристало.

То значит – избираю я тебя

Помощницею для моих сеансов,

Товаркой милой. А потом, как знать,

Не станешь ли сама ты Духов жрицей?..

Тебе знакомы дамы, что сегодня

Придут. Вниманья жаждет баронесса.

Она скорбит о мопсе опочившем,

Что бегает в полях извечно-летних

И лай знакомый шлёт. Будь осторожна

С судьёю Хольмом, в нём живёт неверье

И, даже усыплённое, воспрянет

При поводе малейшем. Обещает

Других всех больше – в смысле благ духовных! —

Графиня молодая Клергров, скорбью

Объятая: ужасной лихорадкой

Был сын её единственный похищен

В вояже год назад, двух лет от роду.

Прерывистое слышно лепетанье

Его нам на сеансах – о чудесных

Лугах, где он венки из маргариток

Плетёт невянущие, – но графиню

Не утешает это; бледну прядку

Она с собой повсюду носит. Жаждет

Лишь одного – на миг его ладошки

Коснуться, поцелуй ему единый

Отдать, чтоб знать доподлинно – он есть,

А не проглочен Хаосом и Тьмою…

Я говорю об этом, Джеральдина,

Поскольку… я хочу тебе поведать

О том, как мы, с кем речь имеют Духи,

Стараемся «явленьями» дополнить

Дары и знаки Духов непрямые,

Что посланы бывают осязанью,

И зрению, и слуху – да, дополнить

И подкрепить, чтоб не было сомнений,

Чтоб истинность их стала очевидной!..

Звонят, бывает, Гости в Колокольцы;

По комнате Огни танцуют;

Руки Небесные касаются нас, смертных.

Бывают и Аппорты [161] – вин бокалы,

Цветы морские, и венки со смирной.

Порой же Силы не даруют знаков.

Но даже в дни пустые – когда тело

Моё болеет и не слышит ухо

Благие голоса – приходят люди

За утешеньем, иль за верой новой.

И я просила наставленья Духов,

Как быть в такие дни – и научили

Они меня, как… разыграть «явленья»,

Скорбящих тем утешив, озадачив

Всех маловеров подтвержденьем зримым.

Перчатки белые на «паутинках»

Сойдут за руки, что живут без тела;

Небесные венки на тонких нитях

Повиснут с люстры. Что один способен

Проделать Медиум, то двое смогут

Ещё улучшить. Так стройна, тонка ты,

Меж двух экранов, верно, проскользнёшь ты?..

А ручки твои в лайке пусть игриво

Промчат по кринолину, иль колена

Мужчины-подозрителя коснутся,

Благоуханьем бороду овеют…

Что ты сказала? Лгать ты не желаешь?

Позволь напомнить, кем была ты прежде:

Хорошенькой служанкой, что смотрела

На молодого господина томно

И угодила к госпоже в немилость.

Теперь спрошу я: кто пришёл на помощь?

Кто пищу, кров, одежду предоставил?

Открыл в тебе нежданные таланты,

И томность обратил на соисканье

Духовного и прочего богатства?..

Лепечешь благодарности?.. Ещё бы.

Пусть Благодарность приведёт к Доверью!

Обман наш малый – это род Искусства,

Простым иль сложным быть оно умеет.

Так женщины всё вкладывают сердце

В одежду кукол восковых (мужчины

Из мрамора ваяют херувимов),

Иль вышивают на подушках скромных

Цветы, что на холстах запечатлены

В дворцах вельмож… Ты ложью называешь

Те mises en scene, что на театре Духов

Я составляю. Та же в них искусность,

Что и в Искусстве. Истина в них скрыта,

Как в чудесах, представленных в Писаньи.

Искусству нужен Медиум, посредник —

Колоратура, темпера иль мрамор.

Посредством красок Образ Идеальный

Жены иль Матери себя являет

(Хотя моделью, может, послужила

Распутная какая-нибудь девка).

Через посредство языка вручают

Нам Идеал великие Поэты:

Стал прахом Дант, но Беатриче – с нами.

И вот, посредством Медиума плоти

С её животной дрожью, потом, стоном

Являются Тончайшие Сознанья

Для тех, кто с верой ждёт. И той же плоти

Приказывают тайно, научают,

Как фосфор зажигать, как нити свесить,

Иль как тяжёлый стул воздеть над полом.

Телесные покровы и одежды

Себе спрядают Духи из дыханья

Моей груди, – позволь, я поцелуем

Его частицу дам тебе. А коли

Не явятся Они, не облекутся —

То почему б нам не создать подобье —

Проворством пальцев и дыханьем тем же,

Вздымающим плоть бренную?.. Понятно?..

Порой вздыхает флейта неподдельно

Их голосом. Но коль Они забудут

Играть, пусть ту же музыку надежды,

Раскаянья, томленья – извлекают

Мои ль, твои ли губы… Говорит

Об истине Искусство, но однако ж

Все чудеса его предстанут ложью

В суде мирском, у химика в реторте…

Мы истину несём по воле Духов

И проявлять обязаны искусность.

Не надо на меня смотреть с вопросом

И со слезой во взоре. Дар сердечный

Прими, бокал вина, дитя-девица,

Тебя он успокоит; сядь поближе,

В глаза мои смотри, подай мне руку,

Мы дышим в лад. Когда тебя впервые

Подвергла я гипнозу и младая

Душа открылась мне, как цветик солнцу,

Я поняла – особый дар имеешь

Ты отзываться на моё внушенье,

Быть слепком мне… В моих глазах ты видишь

Любовь, расположенье (что бы Духи

Ещё ни показали). Без боязни

Моей отдайся власти. Я умерю

Твоё сердцебиение; на сильной

Руке твою я нежность упокою.

Я буду непреклонна, Джеральдина,

В моей любви, в моём добродеяньи.

Ты, верно, знаешь – Женщины бессильны

В том хладном мире, где всем правит Разум,

Где всё измерено и механично.

Там мы – предметы, штучки, безделушки,

Цветы, без корня ставимые в вазы,

Чтоб день процвесть и сгинуть. Но представь же,

Здесь, в комнате, завесами одетой

Из мягких тканей, освещённой еле

Свечи мерцаньем иль полумерцаньем,

Где очерки вещей нечётки, звуки

Двусмысленны, – здесь мы сильны и властны;

Здесь древнее Наитие, вздымаясь

Из Глубины, бьёт гальванизмом в струны

Природы женской; эти струны-нервы

Толкуют, сообщают дальше Волю

Незримых Сил. То мир наш супротивный,

В котором с нами – через нас – давая

Нам власть, беседуют те Силы, коим

Нет постижения и нет предела.

Войди в сей мир обратный, Джеральдина,

Где, как в хрустальной сфере, всё превратно:

Где кверху притяженье, лево – справа,

Где вспять часы идут, и восседают

На троне женщины в одеждах пышных,

В уборе роз душистых; в их короне

Агат и изумруд и камень лунный

Сияют, ибо здесь мы – Королевы

И Жрицы; всё течёт по нашей Воле.

Все маги – ловкачи. И в нас не больше

Ловкачества, чем в тех Жрецах верховных,

Которые толпу склоняли к вере

Шутихами и магией, чтоб отсвет

Небесного Огня явился в тусклых

Глазах, которым до речей священных

Нет дела… Успокоилась? Прекрасно.

По венам голубым твоим перстнями

Я проведу, в тебя вольётся сила.

Ты благо ощущаешь. Ты спокойна.

Моей рабой себя зовешь? Напрасно.

Поменьше вычурных словес и жестов,

Коль хочешь преуспеть на нашей сцене.

Моя ты Ученица и товарка!

Сибиллой Иле не станешь ли однажды?!

Пока же будь почтительной и кроткой

Пред дамами, и нежно молчаливой

Перед мужскими взорами; знай, чинно

Чай разноси (а ушки на макушке —

Нам в болтовне гостей немало проку!).

Смотри, вот кисея (у нас тайник тут!);

Цветы, что с неба хлынут; вот перчатки,

Что в воздухе летать, как руки, будут…

Помочь должна ты с сыном леди Клергров!

Она безумно жаждет прикоснуться

К нему хотя б на миг, к его ручонке.

Ты в темноте – вот этак – подползи к ней,

Упри на миг ей локоток в колено,

Тронь пальчиками щёку – (ведь не зря же

Рука твоя нежна, как в перевязках!)

Что? Вред?.. Какой? Одна лишь будет польза

Для Веры для её; и хитрость наша

Невинная, коль укрепляет Веру,

Полезна тож. На, прядь волос возьми-ка,

У горничной отрезана и цветом

Совсем как та, что от бедняжки сына.

Ты в темноте подбрось ей эту прядку

В ладони страждущие – будет Благом

То для неё и Счастьем столь великим,

Что мы с тобою словно бы под солнцем

Окажемся и ждёт нас процветанье,

Подарки… А её – надежда вечна…

[162]

Дата добавления: 2015-07-25