Глава семнадцатая. Джеймс Аспидс сочинял очередное примечание к собранию сочинений Падуба

Джеймс Аспидс сочинял очередное примечание к Собранию сочинений Падуба. На сей раз предметом его трудов являлась поэма «Духами вожденны» (1863). Аспидс, по старинке, пользовался ручкой, более современными орудиями письма он так и не овладел; Паоле предстояло перенести его рукописный текст на мерцающий экранчик электронной пишущей машинки. В воздухе пахло металлом, пылью, и ещё почему-то горелым пластиком.

Аспидс перечёл написанное, и вычеркнул прилагательное «любопытный» перед словом «выпад». Потом задумался, не убрать ли оборот «расцвеченное яркими красками воображения биографа», относящийся к собрайловскому описанию сеансов. Все эти избыточные прилагательные и обороты несут отпечаток его собственных субъективных взглядов и, следовательно, не нужны. Может быть, удалить ссылки на Собрайла и д-ра Уикер целиком?.. Такая участь постигала большинство его писаний. Мысли укладывались на бумагу, затем обезличивались и наконец удалялись вовсе. Раздумья о том, вымарывать или нет, занимали львиную долю времени. Решение обычно принималось в пользу вычёркивания.

Кто-то, одетый в светлое, стремительно проскользнул от двери вдоль стола и, завернувши за его уголок, без приглашения уселся на край, поближе к Аспидсу. То был Фергус Вулфф, он с откровенным любопытством норовил разглядеть, что там пишет Аспидс. Аспидс прикрыл листок рукой.

– Почему вы не на воздухе, профессор? Сегодня прекрасная, солнечная погода.

– Охотно верю. Но издательству Оксфордского университета нет дела до погоды. Что вам угодно?

– Вообще-то я ищу Роланда Митчелла.

– Он в отпуске. Попросил недельку за свой счёт. Имеет право: сколько могу помнить, он ещё ни разу не брал отпуска.

– Он не сказал, куда направляется?

– Отнюдь. То есть вроде куда-то на север. Он не слишком распространялся.

– А Вэл поехала вместе с ним?

– Вероятно.

– Как поживает его последнее открытие, дало результаты?

– Какое открытие?

– Где-то перед Рождеством он расхаживал такой важный, изъяснялся обиняками. По-моему, отыскал какое-то загадочное письмо или документ. Так мне показалось. Или я что-то путаю?

– Не могу припомнить ничего в этом роде. Разве что заметки Падуба, которые Роланд нашёл в томике Вико? Но там, увы, ровным счётом ничего выдающегося. Банальные выписки, цитаты…

– Нет, это что-то другое, совсем не банальное! Что-то связанное с Кристабель Ла Мотт. Роланд был в возбуждении. Я направил его в Линкольн, к Мод Бейли.

– Феминистки не слишком жалуют Падуба.

– И она приезжала сюда. Мод Бейли. Кое-кто её здесь видел.

– Ничего такого связанного с Ла Мотт мне в голову не приходит.

– А вот Роланду что-то пришло в голову! Хотя, может, всё закончилось впустую. Иначе бы он вам, наверное, рассказал.

– Пожалуй.

– Ладно. Спасибо.

Вэл ела кукурузные хлопья с молоком. Дома она редко ела что-либо кроме хлопьев. Они были лёгкие, приятные, даже какие-то успокаивающие. Правда, на второй или третий день они начинали казаться хлебной ватой. В заветном садике ползучие розы ложились на каменные ступени, ярко цвели тигровые лилии и ромашки цветочных бордюров. В Лондоне была жара, как же Вэл хотелось оказаться в эту пору где-нибудь ещё, подальше от пыли, от запаха кошачьей мочи с потолка. Прозвенел дверной колокольчик, дверь отворилась. Вэл подняла глаза от тарелки, ожидая, быть может, Эвана Макинтайра с приглашением на ужин. На пороге стоял Фергус Вулфф.

– Приветствую, дорогуша. Нельзя ли повидать Роланда?

– Нельзя. Он в отъезде.

– Какая жалость. Позвольте войти. И где же именно Роланд пребывает?

– Где-то в Йоркшире, или в Ланкашире, или в Камберленде. Аспидс послал его в какую-то местную библиотеку, взглянуть на некую книгу. Роланд не сообщил мне подробностей.

– А он, случайно, не оставил какой-нибудь телефон? Мне нужно с ним срочно связаться.

– Вроде бы хотел оставить. Меня не было дома, когда он уезжал. Похоже, он забыл оставить этот телефон. Или я не нашла, куда он его записал. И звонков от него никаких не было. Он должен вернуться в среду.

– Ага, понимаю … – Фергус присел на старую софу и воззрился на неровные разводы на потолке, напоминавшие заливы и полуострова старинной выцветшей карты. – А вас, случайно, не удивляет, милая красавица, что он вам ни разу не позвонил?

– Я в последнее время была с ним немного сурова.

– Понимаю.

– Не знаю, Фергус, что вы там себе понимаете. Вы всегда склонны всё домысливать. А что вообще стряслось, что за срочность?

– Видите ли… вы, часом, не знаете, где Мод Бейли?

– Ага, понимаю … – сказала теперь уже Вэл. Наступило молчание. Наконец Вэл спросила: – А вы-то сами как считаете, где ей быть?

– Если б я знал. Что-то происходит, а я не в курсе. Хоть убей. Но ничего, я скоро докопаюсь.

– Она ему сюда звонила. Раза два. Но я её оборвала довольно резко. Поэтому не знаю, что она хотела сказать.

– Жаль. Разведать бы, что происходит.

– Может, это как-то связано с Генри Рандольфом?

– Как пить дать! Но и к Мод это имеет отношение. Мод – ужасающая женщина!..

– Они куда-то ездили вместе в рождественскую неделю, какое-то совместное исследование…

– Вы имеете в виду, он ездил к ней в Линкольн?

– Я уж теперь точно не упомню. Вроде бы они отправились куда-то вдвоём, изучать какую-то рукопись. Честно, я давно потеряла интерес ко всем этим подстрочным примечаниям, ко всем этим дохлым письмам от разных сто лет как дохлых людей. Ах, он, видите ли, в одна тысяча восемьсот каком-то году написал, что опоздал на поезд. Ах, он, видите ли, в одна тысяча каком-то году выступил за билль об авторских правах… Тьфу, какая ересь! И есть ведь желающие проводить свою единственную, драгоценную жизнь в затхлом подвале Британского музея! Да там воняет так же, как у нашей старухи хозяйки наверху в её кошатнике! Ну кому придёт в голову провести жизнь среди кошачьего ссанья, читая меню прошлого века?..

– Думаю, что никому, – веско ответил Фергус. – У них с Мод другие планы. Они хотят проводить свою жизнь в роскошных гостиницах, на международных конференциях. А уж меню там самое что ни на есть современное. Вы не догадались поинтересоваться, что именно за рукопись они изучают?

– Он не рассказывает. Знает, что мне это всё до лампочки.

– Стало быть, вы точно не знаете, куда они ездили?

– Телефонный номер в тот раз он оставил. На случай всяких катаклизмов. Если квартира сгорит. Или если у меня будет нечем заплатить за газ. Правда, в этом случае от Роланда всё равно никакого проку. Жизнь так устроена, что одни должны зарабатывать деньги, при разных гениальных предпринимателях, а другие люди – нет.

– Сдаётся мне, дорогуша, эта таинственная история сулит-таки денежки. Вы, наверное, уже выкинули тот телефонный номер, или он где-то сохранился?

Вэл вышла в прихожую, где практически на полу – на кипе газет и прочих бумаг – весьма неустойчиво стоял телефон. Чего тут только не было – старые литературные приложения к газете «Таймс», счета из книжного магазина, рекламные карточки с телефонами круглосуточной службы такси, вкладыши с предложениями приобрести со скидкой новейший «кодак»-зеркалку, приглашения на встречу выпускников университета и на какое-то мероприятие в Институте современного искусства. Вэл, по-видимому, знала, чего ищет: несколько мгновений спустя она вытянула из стопки счёт из ресторанчика («лучшая индийская кухня, еда на вынос») и, перевернув его уверенной рукой, нашла на обороте телефонный номер. Кого спрашивать, не указано. Её почерком приписка: «Роланд в Линкольне». Вэл протянула листок Фергусу:

– Это, может быть, телефон Мод…

– Нет. Что-что, а номер Мод я помню. Вы не позволите записать?

– Валяйте. И что вы будете теперь делать?

– Не знаю. Просто попытаюсь выяснить, что происходит.

– А если дело в одной Мод?

– Тем более. Её судьба меня очень заботит. Я хочу, чтобы Мод была счастлива.

– А вдруг она уже счастлива? С Роландом.

– Ни в коем разе. Он совсем не её типаж. Перчика в нём не хватает. Или вы не согласны?

– Как знать. По крайней мере я ему не в радость.

– Да и он вам не очень-то в радость, судя по вашему виду. Забудьте вы о Роланде. Сходите с кем-нибудь в ресторан, развейтесь.

– А что, почему бы и нет?

– Вот именно.

– Алло, Бейли у аппарата.

– Бейли?..

– Бейли слушает. Это доктор Хетли?

– Нет. Это приятель Роланда Митчелла. Он работал у вас… зимой… я подумал… может, вы знаете…

– Не имею ни малейшего понятия.

– А он к вам еще приедет?

– Не думаю. Нет. Конечно, не приедет. Вы не могли бы освободить линию? Нам должен позвонить доктор.

– Простите, что потревожил. А доктора Бейли вы в последнее время не видели? Мод Бейли?

– Нет. И вряд ли увижу. Мы хотим покоя. До свидания.

– Скажите, а их работа, насколько она была успешна?

– Вы о чём? Ах да, сочинительница сказок и стишков про фей!.. Не знаю, что это за работа. Но им у нас понравилось. А больше ничего не знаю. Я не хочу, чтобы меня беспокоили. Я очень занят. Моя жена плохо себя чувствует. Очень плохо, понимаете? Пожалуйста, освободите линию!

– Сочинительница стишков, это Кристабель Ла Мотт, да?

– Я не знаю, что вы там вынюхиваете, но я вам приказываю, немедленно положите трубку! Если вы сию же секунду… Послушайте, идиот вы этакий, моей жене плохо, я хочу вызвать доктора! До свидания!

– Можно я вам позвоню потом?

– Не стоит трудиться. До сви-да-ни-я!!!

– До свидания.

Мортимер Собрайл только что отзавтракал во французском ресторане «L'Escargot»[135] с Гильдебрандом Падубом, старшим сыном Томаса, лорда Падуба, который являлся прямым потомком одного из кузенов поэта, а именно кузена, пожалованного в дворяне при премьер-министре Гладстоне. Лорд Падуб, ярый приверженец методистской церкви, находился в весьма преклонных летах и не в лучшем здравии. С Собрайлом он был вежлив и не более того. Он предпочитал Аспидса, чей мрачноватый нрав и чисто шотландская сухость пришлись ему по душе. Отличаясь патриотизмом, он поместил все принадлежавшие ему рукописи Падуба на хранение в Британскую библиотеку. Его сын Гильдебранд был рыжеватый лысеющий мужчина лет сорока с небольшим, довольно жизнерадостный, но несколько пустоватый. В своё время он с грехом пополам окончил Оксфорд по специальности «английский язык и литература» и с тех пор работал на различных малозначительных должностях в туристских фирмах, в издательствах, выпускающих книги по садоводству. В Национальном попечительском фонде культуры. Собрайл порою приглашал его на завтрак или на обед и успел выяснить, что в Гильдебранде дремали актёрские амбиции. У них возникла некая идея, полукоммерческого, полуфантастического свойства: совершить мощное лекционное турне по американским университетам – Гильдебранд с помощью подлинных реликвий Рандольфа Генри Падуба, а также слайдов и собственного артистичного рассказа будет погружать слушателей в атмосферу английского общества времён поэта. Вот и нынче Гильдебранд вновь посетовал, что его денежные запасы подходят к концу и что ему нужен новый источник доходов. Собрайл справился о здоровье лорда Падуба и услышал в ответ, что оно весьма ненадёжно. Поглощая maigre de canard [136], turbot [137] и маленькие, новенькие, будто только сейчас выдернутые из земли репки, немного поговорили о том, в каких именно университетах лучше всего выступить и каковы могут быть размеры гонорара. Усердно расправляясь с пищей, Собрайл, как всегда, немного побледнел, а Гильдебранд, напротив, раскраснелся. В воображении Гильдебранда возникала радужная картина: несколько тысяч молодых американцев прилежно внемлют его вдохновенному рассказу; Собрайл воображал иное: к нему, в новые стеклянные шкафчики Стэнтовской коллекции, наконец-то придут сокровища, которыми он прежде любовался, вздыхая безнадежно: письмо поэту от Её Величества, походный письменный столик, сопровождавший Рандольфа Генри в его путешествиях, и наконец, заветная, испещрённая кляксами тетрадь черновиков цикла «Аск – Эмбле», – эти семейные реликвии лорд Падуб не сдал в музей, а выставил для обозрения в гостиной родового поместья в Ледбери.

Проводив Гильдебранда до такси, Собрайл отправился пешком через Сохо, походя взглядывая на зазывные витрины и парадные, даже в дневную пору ярко подсвеченные. Стриптиз-варьете! Агентство моделей! Требуются девушки до двадцати пяти! Секс живьём без передышки! Заходи, не пожалеешь! Первый урок со скидкой! Пристрастия Собрайла в этой области были достаточно узкими и своеобразными. В своём элегантном чёрном костюме он тенью скользил мимо окон, то здесь то там вкушая призрачный запах изысканной стряпни и дорогого вина. Вот он приостановился на мгновение: в глубине одной из витрин ему почудился какой-то дивный промельк плоти… нечто угловато-белое, пронзительное… значит, оно всё-таки водится там, внутри, – и хотя оно тут же заслонилось иным, слишком крупным, обыденным и грудастым, – для Собрайла, обитавшего в мире полуявных вещей, скрытно вспыхивающих озарений, и намёка было довольно. И всё-таки, всё-таки… нет, он не станет заходить внутрь, он пойдёт к себе обратно в гостиницу…

– Профессор Собрайл, – раздался сзади чей-то голос. Собрайл обернулся.

– Здравствуйте. Вы меня помните? Я Фергус Вулфф. Я к вам как-то подошёл после вашего доклада об установлении личности рассказчика в поэме Падуба «Чидиок Тичборн». Ваша догадка и ваши дедуктивные построения были поистине великолепны. Я с вами полностью согласен: повествование ведётся от лица палача.

– Да-да, припоминаю. Мы с вами познакомились на том семинаре. А я только что имел честь завтракать с сыном нынешнего лорда Падуба, Гильдебрандом Падубом. Гильдебранд любезно согласился выступить у нас, в Университете Роберта Дэйла Оуэна, с рассказом о тех рукописях Падуба, которые ещё хранятся у них в семье. Кстати, рукопись «Чидиока Тичборна» уже перекочевала в Британскую библиотеку. Мда-с.

– Что делать. Вы, случайно, не в ту сторону направляетесь? Вы позволите мне немного пройтись с вами?

– Конечно, буду рад компании.

– Знаете, профессор, меня очень заинтересовали сведения о том, что, возможно, существует связь между Падубом и Кристабель Ла Мотт…

– Ла Мотт? Ах да, автор «Мелюзины». Осенью семьдесят девятого года у нас в университете состоялась конференция отпетых феминисток, они грозились, что не покинут здание, пока я не включу в мой курс поэзии девятнадцатого века вместо «Королевских идиллий» или «Рагнарёка» эту самую «Мелюзину». Университетское начальство раскисло и согласилось. К счастью, свои права на «Мелюзину» заявил факультет исследований женской культуры, – это нас освободило от всяких обязательств, и мы благополучно восстановили «Рагнарёк». Вот и вся связь. Больше ничего не припомню.

– А мне казалось, всплыли какие-то письма…

– Сомневаюсь. Первый раз слышу. Хотя я знаю о Кристабель Ла Мотт что-то ещё! Вертится в голове… Нет, не могу вспомнить.

– Роланд Митчелл сделал некую находку.

Собрайл остановился на тротуаре Грик-стрит так внезапно, что двое китайцев, шедшие следом, чуть не уткнулись ему в спину.

– Находку? Какую находку?

– Я сам точно не знаю. Пока не знаю. Но судя по поведению Роланда, это находка большой важности.

– Аспидс в курсе?

– Кажется, нет.

– Доктор Вулфф, вы меня заинтриговали.

– К этому я и стремился, уважаемый профессор.

– Позвольте пригласить вас на чашечку кофе, вон в то заведение.

Дата добавления: 2015-07-25