Глава восемнадцатая. Папа, Фрэн ждет на улице, нам пора

Папа, Фрэн ждет на улице, нам пора! – Подожди, дорогая, мне необходимо убедиться в том, что все в порядке.

– Все отлично, – уверяю я его. – Ты уже пять раз проверял.

– Лишний раз проверить никогда не помешает. То и дело слышишь истории о неисправно работающих телевизорах, взрывающихся тостерах и прочем. Люди возвращаются из отпуска, глянь, а вместо их дома – горстка тлеющих угольков. – Он в который раз проверяет кухонные выключатели и розетки.

Фрэн с улицы снова сигналит.

– Клянусь, я когда-нибудь задушу эту женщину. Себе посигналь! – кричит он, и я не могу удержаться от смеха.

– Папа, – беру я его за руку, – нам правда пора ехать. С домом все будет в порядке. Вокруг живут твои друзья, и они присмотрят за ним. Ты же знаешь: малейший шум на улице, и их носы уже прижимаются к окнам.

Он кивает и смотрит по сторонам, его глаза наполняются слезами.

– Мы отлично проведем время, папа. О чем ты беспокоишься?

– Да о том я беспокоюсь, что этот чертов кот Пушистик заберется в мой сад и нагадит на растения. Я беспокоюсь, что сорняки задушат мои бедные петунии и львиный зев и что некому будет присмотреть за моими хризантемами. Что, если во время нашего отсутствия поднимется ветер и пойдет дождь? Я их еще не укрепил, а цветы, набираясь влаги, становятся тяжелыми и могут сломаться. Ты знаешь, сколько времени нужно магнолии для того, чтобы прижиться? Я посадил ее, когда ты была совсем крошкой. Твоя мама в тот день лежала в саду, ей хотелось, чтобы у нее ноги загорели, и смеялась над мистером Хендерсоном из соседнего дома, царствие ему небесное, который подглядывал за ней через занавески.

Бип-би-и-п – нажимает на гудок Фрэн.

– Папа, мы уезжаем всего на несколько дней. С цветами все будет в порядке, вот увидишь. Ты вернешься и опять начнешь копаться в своем саду.

– Ладно уж. – Он бросает последний взгляд по сторонам и идет к двери.

Я смотрю на его покачивающуюся фигуру. Папа одет в свою лучшую одежду: костюм-тройка, рубашка, галстук, лишний раз начищенные ботинки и, конечно, твидовая кепка, без которой он ни за что не выйдет из дома. Он выглядит так, будто сошел прямо с фотографий, висящих рядом с ним на стене. Остановившись возле столика в прихожей, папа протягивает руку к маминой фотографии.

– Знаешь, твоя мама всегда хотела, чтобы я поехал с ней в Лондон. – Он делает вид, что вытирает грязь о стекла, но на самом деле нежно проводит пальцем но маминому лицу.

– Папа, возьми ее с собой.

– Нет, это было бы глупо, – уверенно говорит он, но при этом с сомнением смотрит на меня. – Думаешь, нужно ее взять?

– Мне кажется, это отличная идея. Мы поедем все втроем и чудесно проведем время.

В его глазах опять появляются слезы, он коротко кивает, кладет рамку в карман пальто и выходит из дома под непрерывное бибиканье Фрэн.

– А вот и ты, Фрэн! – кричит он ей, двигаясь враскачку по садовой дорожке. – Ты опоздала, мы уже целую вечность тебя ждем.

– Я сигналила, Генри, вы меня не слышали?

– Сигналила? – Папа садится в машину. – В следующий раз нажимай на клаксон немного сильнее, в доме вообще ничего не было слышно.

Когда я вставляю ключ в замок, собираясь запереть за нами дверь, телефон, стоящий прямо в прихожей, начинает звонить. Смотрю на часы. Семь утра. Кто может звонить в семь утра в субботу?

Фрэн опять сигналит, я сердито оборачиваюсь и вижу, как папа, перегнувшись через плечо Фрэн, нажимает на гудок.

– Вот как надо, Фрэн. В следующий раз мы тебя услышим. Давай же, дорогая, нам нужно успеть на самолет! – громко хохочет он.

Я решаю не снимать трубку и, подхватив сумки, бегу к машине.

– Никто не отвечает. – Джастин в панике меряет шагами гостиную. Он еще раз набирает номер. – Бэа, почему ты мне не сказала об этом вчера?

Бэа закатывает глаза:

– Потому что я не знала, что это так важно. Люди регулярно ошибаются номером.

– Нет, это вовсе не была ошибка. – Он останавливается и нетерпеливо притоптывает, слушая гудки.

– А что же это было, хотелось бы мне знать?! Автоответчик. Черт побери! Может, оставить сообщение?

Он вешает трубку и тут же снова начинает неистово тыкать пальцем в кнопки.

Уставшая от его странного поведения Бэа сидит и гостиной на садовом кресле и осматривает комнату, всю затянутую защитной пленкой, и стены, покрытые множеством разноцветных мазков.

– Когда Дорис собирается закончить ремонт?

– После того, как начнет, – раздраженно отвечает Джастин, продолжая набирать номер.

– Лицо гори-ит, пылает се-ердце, – поет, появляясь в дверях, Дорис. Лицо ее, как обычно, покрывает толстый слой косметики, она одета в невообразимо пестрый леопардовый комбинезон. – Нашла его вчера, правда, потрясающий? – смеется она, оправляя складки своего экзотического прикида. – Букашка Бэа, дорогая, как приятно тебя видеть! – Она бросается к племяннице, и они обнимаются. – Мы так волнуемся, как у тебя все пройдет сегодня вечером, ты даже не представляешь! Наша маленькая Букашка Бэа теперь совсем взрослая и выступает в Королевском оперном театре! – В конце фразы голос срывается на визг. – О! Мы так гордимся, правда, Эл?

Эл входит в комнату, держа в руке куриную ногу, и бурчит что-то в знак согласия.

Дорис с отвращением оглядывает его с ног до готовы и поворачивается к племяннице:

– Кровать для гостевой комнаты привезли только вчера утром, так что теперь тебе наконец-то будет на чем спать, если ты захочешь остаться ночевать у папы. Здорово, правда? – Она смотрит на Джастина, но продолжает обращаться к Бэа: – Я принесла образцы краски и обивочной ткани, так что мы можем начать разрабатывать дизайн твоей комнаты, но только по методу фэн-шуй. Если девять энергий распределятся неправильно, тебе никогда не достичь гармонии в отношениях с людьми!

Бэа не знает, плакать ей или смеяться, но из вежливости заставляет себя откликнуться:

– Ого, здорово!

– Я уверена, нам будет очень весело! Джастин гневно взирает на свою дочь:

– Это возмездие за сокрытие информации.

– Какой информации? Что происходит? – Дорис завязывает волосы вишнево-розовым шарфом и делает бант на макушке.

– У папы истерический припадок, – объясняет Бэа.

– Я ему говорила, что нужно, в конце концов, сходить к зубному. У него абсцесс, я просто уверена, – как бы между делом замечает Дорис.

– И я ему об этом говорила, – соглашается Бэа.

– При чем тут абсцесс?! Дело в той женщине, – с напором произносит Джастин. – Помните, я вам рассказывал о женщине?

– О Саре? – спрашивает Эл.

– При чем тут Сара?! – Джастина раздражает, что родные упорно не хотят его понимать.

– Да, Сара уж точно ни при чем, – отмахивается от него Эл. – Представляю себе, каково ей было наблюдать, как ты бежишь, роняя тапки, за автобусом, бросив ее на светофоре.

Джастин съеживается:

– Я извинился.

– Перед ее автоответчиком, – хихикает Эл. – Больше она никогда не ответит на твои звонки.

И будет совершенно права.

– Ты имеешь в виду знакомую незнакомку? – вдруг догадывается Дорис, удивленно округлив глаза.

– Да! – Джастин взволнован: наконец-то они помяли, о ком он говорит. – Ее зовут Джойс, и вчера она звонила Бэа.

– Откуда ты знаешь, что это была она? Вчера позвонила какая-то женщина по имени Джойс, – объясняет Бэа Дорис и Элу. – Но разве на свете живет одна-единственная Джойс?

Не обращая внимания на слова племянницы, Дорис требовательно спрашивает у Джастина:

– Как это она могла позвонить? И откуда ты знаешь ее имя?

– Слышал, как кто-то называл ее так в том автобусе. А вчера моей дочери по номеру экстренного вызова, которого нет ни у кого, кроме меня, позвонила какая-то женщина из Ирландии. – Он делает драматическую паузу. – По имени Джойс.

Все замирают.

Джастин кивает со знанием дела:

– Дорис, не трясись так. Хотя история и впрямь жутковатая.

К Дорис постепенно возвращаются силы – и тут же просыпается любопытство.

– Еще бы не жутковатая! Но мне понравилось, как ты рассказывал про тот автобус «Ладья викингов». Надо бы на таком покататься. – Она поворачивается к Бэа. – Тебе восемнадцать лет, и ты дала отцу номер экстренного вызова?

Джастин раздраженно стонет и снова начинает набирать номер.

Щеки Бэа розовеют:

– До того как папа переехал в Лондон, мама не разрешала ему звонить в определенные часы из-за разницы во времени.

Так что я завела еще один номер. Формально это не номер экстренного вызова, но его знает только папа и звонит по нему всякий раз, когда совершает какую-то глупость.

– Неправда! – протестует Джастин.

– Правда-правда, – беззаботно откликается Бэа, листая журнал. – И я не буду жить вместе с Питером.

– Конечно, не будешь. Питер, – выплевывает Джастин это имя, – зарабатывает на жизнь, собирая клубнику.

– Я люблю клубнику, – предлагает свою поддержку Эл. – Значит, я должен хорошо относиться к Питеру.

– Но Питер – консультант по компьютерным технологиям! – Бэа недоуменно всплескивает руками.

Джастин озадачен, он не может сообразить: с чего он взял, что Питер собирает клубнику?

Выбрав именно этот момент для того, чтобы вмешаться в разговор, Дорис поворачивается к Джастину:

– Дорогой, ты знаешь, что я всеми руками за эту историю со знакомой незнакомкой…

– Джойс! Ее зовут Джойс.

– Не важно, но у тебя нет ничего, кроме совпадения. И я всеми руками за совпадения, но это… какое-то совершенно бессмысленное.

– Что значит «у меня нет ничего», Дорис? Во-первых, в твоей фразе такое количество грамматических ошибок, что ты даже не поверишь. А во-вторых, у меня есть имя и теперь еще и номер телефона. – Он опускается на колени перед Дорис, сидящей на пластиковом стуле, и сжимает в руках ее лицо, сдавливая щеки так, что у нее выпячиваются губы: – А это, миссис Дорис Хичкок, означает, что у меня кое-что есть!

– Это также означает, что ты охотишься за привидениями, – вполголоса замечает Бэа.

Вы покидаете Дублин, мы надеемся, что вам здесь понравилось.

Папины уши ползут назад, как резиновые, густые брови поднимаются вверх.

– Скажи всем своим, что я передавал им привет, ладно, Фрэн? – говорит папа, заметно нервничая. – Патрику, и Маргарет, и Шону, и…

– Папа, нам пора, – встреваю я.

– Конечно, передам, Генри. Оттянись там в Лондоне на всю катушку! – Глаза Фрэн понимающе улыбаются мне в зеркало заднего вида.

– Я со всеми встречусь, когда вернусь, – добавляет папа, внимательно глядя на самолет, исчезающий к небе. – Он теперь за облаками, – говорит он, неуверенно взглянув на меня.

– Пассажирам кажется, наверно, что они лежат на пуховой перине, – улыбаюсь я.

Он немного успокаивается.

Фрэн останавливается в зоне высадки пассажиров, здесь полно народу: пассажиры, понимая, что не могут находиться тут дольше минуты, быстро достают свой багаж и обнимаются, водители такси получают деньги, другие водители проезжают вперед. Папа стоит спокойно, напоминая камень, брошенный в поток, и осматривает все вокруг, пока я достаю сумки из багажника. Наконец он выходит из транса и поворачивается к Фрэн, неожиданно преисполнившись теплых чувств к женщине, с которой обычно только и знает, что пререкаться. Он удивляет всех участников этой сцены, горячо обнимая Фрэн, что делает ситуацию еще более неловкой.

Оказавшись внутри одного из самых загруженных европейских аэропортов, папа одной рукой крепко держит меня за руку, а второй тянет чемодан ид колесиках, который я ему одолжила. Целые сутки ушли на то, чтобы убедить папу, что этот чемодан говеем не похож на клетчатые сумки на колесах, с которыми Фрэн и другие старушки ходят за покупками. Теперь он смотрит по сторонам, и я вижу, что он замечает мужчин с похожими чемоданами. Папа выглядит довольным, хотя немного смущенным. Мы идем к автоматическим стойкам регистрации.

– Что ты делаешь? Хочешь получить фунты стерлингов?

– Это не банкомат, папа, это регистрация.

– Мы не будем говорить с живым человеком?

– Нет, за нас все сделает этот автомат.

– Я бы не доверял этой железяке. Она на хомут похожа. Смотри, а вон там билеты проверяют люди. – Он машет рукой куда-то в сторону.

– Папа, там регистрация на рейс в Америку. А мы все быстренько оформим здесь, в автомате.

Папа заглядывает через плечо мужчины, стоящего рядом с нами.

– Простите, как вы думаете, этот Железный Дровосек работает?

– Scuisi?

Папа радуется:

– И вам тоже скузи-вузи. – Он поворачивается ко мне с широкой улыбкой на лице: – Скузи. Отличное слово.

– Mi dispiace tanto, signore, la prego di ignorarlo, e un vecchio sciocco e non sa cosa dice? – Это говорю я – извиняюсь перед итальянцем, которого явно сбили с толку папины комментарии. Представления не имею, что сказала, но он улыбается мне в ответ и продолжает регистрацию.

– Ты говоришь по-итальянски? – Папа удивлен, я лихорадочно соображаю, что бы такое ему сказать, однако тут, к счастью, раздается спасительный голос – передают объявление по громкой связи. – Ш-ш-ш, Грейси, – отвлекается папа от моих лингвистических подвигов. – А вдруг это для нас? Нам лучше поторопиться.

– У нас до вылета еще два часа.

– А почему мы приехали так рано?

– Так нужно. – Я уже начинаю утомляться, и чем более усталой я себя чувствую, тем короче становятся мои ответы.

– Кто сказал?

– Служба безопасности.

– Служба безопасности чего?

– Аэропорта. Вон там, видишь? – Я киваю в сторону металлоискателей.

– Куда мы идем теперь? – спрашивает он, как только я достаю из автомата посадочные талоны.

– Сдать наши чемоданы.

– А мы не можем взять их с собой?

– Нет.

– Здравствуйте. – Девушка за стойкой рядом с металлоискателем улыбается и берет мой паспорт и папино удостоверение.

– Здравствуйте, – весело отвечает папа, умильная улыбка пробивается сквозь морщины его постоянно нахмуренного лица.

Я тяжело вздыхаю. Он всегда был падок на женский пол.

– Сколько мест багажа вы сдаете?

– Два.

– Вы сами собирали свой багаж? – Да.

– Нет. – Папа толкает меня локтем и хмурится. – Ты же собирала мой чемодан за меня, Грейси.

Я терпеливо объясняю:

– Да, но ты был в это время со мной, папа. Мы собирали его вместе.

– Она не это спросила. – Он поворачивается обратно к девушке: – Это не страшно?

– Нет, – отвечает та и продолжает расспросы. – Кто-нибудь просил вас пронести что-нибудь в самолет и вашем багаже?

– Не…

– Да, – опять перебивает меня папа. – Грейси положила пару своих туфель в мой чемодан, потому что в ее они не влезали. Мы едем всего на три дня, а она взяла с собой три пары. Три.

– Есть ли в вашей ручной клади острые, режущие предметы, что-нибудь могущее представлять опасность в полете: ножницы, пинцет, зажигалка или что-то подобное?

– Нет, – говорю я.

Папа поеживается и не отвечает.

– Папа, – толкаю я его локтем. – Скажи ей «нет».

– Нет, – наконец отвечает он.

– Молодец, – саркастически благодарю я его.

– Удачной поездки. – Девушка возвращает наши документы.

– Большое спасибо. У вас очень красивая помада, – успевает добавить папа, перед тем как я оттаскиваю его прочь.

Я глубоко дышу, стараясь успокоиться, и напоминаю себе, что папа первый раз в аэропорту, он раньше никогда не слышал подобных вопросов – неудивительно, что семидесятипятилетнему старику они могут показаться довольно странными.

– Ты волнуешься?

– Безумно, дорогая.

Не знаю, как развеять его тревогу, и замолкаю.

Беру прозрачный пластиковый пакет и наполняю его своей косметикой и его таблетками, и мы медленно движемся через лабиринт, который представляет собой очередь к металлоискателям.

– Я чувствую себя маленькой мышкой, – замечает папа. – А в конце сыр будет? – Он хрипло смеется.

Господи, надо было заранее рассказать ему о процедуре проверки! Но поздно – буду воодушевлять личным примером.

– Папа, делай все так, как тебе скажут эти люди из службы безопасности, хорошо? – Я расстегиваю ремень и стягиваю куртку. – Тогда все обойдется без неприятностей.

– Неприятностей? Каких неприятностей? Что ты делаешь? Почему ты раздеваешься, Грейси?

Я издаю тихий стон.

– Сэр, не могли бы вы снять ваши ботинки, ремень, пальто и кепку?

– Что? – Папа смеется, не веря своим ушам.

– Снимите ваши ботинки, ремень, пальто и кепку.

– Я не буду этого делать. Вы хотите, чтобы я ходил в одних носках?

– Папа, пожалуйста, сделай это, – говорю я сквозь зубы.

– Если я выну ремень, с меня спадут брюки, – сердито заявляет он.

– Ты можешь придерживать их руками, – огрызаюсь я.

– Господь всемогущий! – громко взывает папа. Молодой офицер оглядывается на своих коллег.

– Папа, просто сделай это, – говорю я уже тверже. За нами собирается чрезвычайно длинная очередь из раздраженных опытных путешественников, которые уже сняли свои ботинки, ремни и пальто.

– Пожалуйста, выньте все из карманов, – вмешивается другой сотрудник службы безопасности – постарше и с сердитым лицом.

Папа выглядит неуверенным.

– О господи, папа, это не шутка. Давай же, ты всех одерживаешь.

– А я могу все вынуть из карманов вон там, вдали от нее?

– Нет, вам придется это сделать прямо здесь.

– Я не смотрю. – И я резко отворачиваюсь.

Слышу звенящие звуки, пока папа опустошает карманы.

– Сэр, вам должны были сказать, что вы не можете взять эти вещи с собой на борт.

Оборачиваюсь и вижу, что сотрудник службы безопасности держит в руках зажигалку и кусачки для ногтей на ногах, пачка сигарет лежит на подносе вместе с маминой фотографией. И бананом.

– Папа! – восклицаю я.

– Пожалуйста, не вмешивайтесь.

– Не говорите так с моей дочерью. Я не знал, что не могу взять это с собой. Она сказала ножницы, пинцет, воду и…

– Хорошо, мы понимаем, но нам придется у вас это забрать.

– Но это моя лучшая зажигалка, вы не можете забрать ее у меня! А что я буду делать без своих кусачек?

– Мы купим новые, – цежу я сквозь зубы. – А теперь, пожалуйста, делай то, что тебе говорят.

– Так и быть! – Он яростно машет на них руками. – Забирайте эти чертовы штуки!

– Сэр, пожалуйста, снимите кепку, пальто, ботинки и ремень.

– Он пожилой человек, – тихо говорю я сотруднику службы безопасности так, чтобы меня не слышала собирающаяся за нами толпа. – Ему нужен стул, чтобы он мог сесть и снять ботинки. И ему вообще-то нельзя их снимать, потому что это ортопедическая обувь. Вы не можете пропустить его без досмотра?

– Тип его правого ботинка обязывает нас его проверить, – начинает объяснять мне мужчина, и папа, услышав это, взрывается.

– Вы думаете, что у меня в ботинке бомба?! Какой идиот положил бы ее туда? Вы думаете, что я спрятал бомбу на голове под кепкой или в ремне? И вы думаете, что мой банан – это на самом деле пистолет?! – Он размахивает бананом, целясь им в сотрудников службы безопасности и издавая звуки, напоминающие выстрелы. – Вы что, с ума тут все посходили?!

Папа тянется к своей кепке:

– Или, может, под кепкой у меня граната…

Поднявшаяся суматоха лишает его возможности договорить. У меня на глазах его быстро уводят, а саму меня препровождают в маленькую комнату, напоминающую камеру, и велят подождать.

Дата добавления: 2015-07-20