Только факты.

В украинскую газету «Коммунист» от 28 марта 2007 года обратилась читательница Екатерина Черкасс, с призывом не допустить в стране проявления фашизма в какой бы то ни было форме. Она, в частности, пишет: «Я до сих пор слышу автоматные очереди, человеческие стоны, собачий визг и чужую речь. Вижу, как эсэсовец собирается наколоть на штык мою трёхлетнюю сестрёнку. Вижу, как под дулом автомата ведут в комендатуру нашу маму, а мы – босые – бежим за ней по снегу и кричим».

В украинской же газете «Факты» от 8 мая 2007 года читаем: «В начале Великой Отечественной войны в плен к фашистам попал Таганрогский детский дом – 100 детишек, самому младшему из которых было полтора годика, а самой старшей – 10 лет. Оккупанты приспособили детдом под передвижной донорский пункт: когда раненым немецким офицерам требовалась кровь, рядом с ними на госпитальные койки клали крохотных доноров. Несколько месяцев дети находились в посёлке Лепетиха Херсонской области. Как только ребёнок переставал быть полезным, его выбрасывали в Днепр».

Из 100 детдомовцев, попавших в плен, до освобождения дожили лишь 20. Один из выживших рассказывает: «Госпитальный пароход немцев стоял на Днепре, детдомовцев же разместили неподалёку – в подвале местной мельницы. Холодно, а мы раздетые, в трусиках. Собьемся в кучу, и в этом огромном клубке друг друга греем. Приходит время, тебя за руку выдёргивают и ведут на пароход. Однажды троих забрали, и меня в их числе. Идём по морозу налегке, в одних трусиках и маечках, мой маленький товарищ по несчастью Петя поскользнулся на снегу, упал. И огромный сапог со всей силой опустился ему на голову. Мальчишку раздавили, как паучка, он и пискнуть не успел. Сандалетка слетела с худой ножки… С той самой минуты я заикаюсь».

Эти факты приведены лишь для того, чтобы отметить, что проявление фашизма всюду и во все времена – одинаково. Приведённые факты имели место зимой 1941–1942 и 1942–1943 года в Харьковской и Херсонской областях Украины. А вот факты октября-ноября 1992 года в Пригородном районе Северной Осетии, ставшей потом ещё и Аланией.

Мурзабекова:

«4 ноября 1992 года в мой дом ворвались осетинские ОМОНовцы и на глазах у меня убили двух моих сыновей, 16-ти и 17-ти лет и моего брата, а мужа избили до полусмерти и увезли в неизвестном направлении. После всего этого они пришли вновь, оттащили меня от убитых моих сыновей и брата и вырезали на их щеках и лбу кресты, и когда я попросила убить и меня, чтобы не видела всего этого, они мне сказали: «Не-е-т, тебя мы оставим, чтобы ты мучилась всю жизнь».

А. Мургустов, 12 лет:

«Я видел, как наших сельских девушек куда-то уводили. Безоружных парней убивали ножами и автоматами. После этого им отрезали головы, сажали на заборы и на них надевали шляпы. Их было примерно 15 обезглавленных трупов».

М. Куштова:

«На днях из морга Владикавказа привезли обезглавленный труп женщины с зашитым животом. Когда шов на животе разрезали, обнаружили там голову…».

В. Зангиева:

«2 ноября 1992 года в подвале мединститута (выделено мною – Ф. Б.), отрешённая от всего мира, сидела одна женщина, покачивая ребёнка, – минутой раньше расстреляли её мужа. Она не выдержала нервного напряжения и сошла с ума».

Э. Цицкиева:

«В Джейрахе я видела, как привозили убитых, расчленённые трупы. Из знакомых я видела труп Саутиева Муссы без головы».

Х. Дугиев:

«Я сам видел, как 4 ноября на улице Октябрьской села Куртат осетины расстреляли девочку лет 13-ти и бросили в горящий дом».

Б. Чахкиев, журналист: «Его, Герихана Торшхоева, 57-летнего мужчину, убивали медленно, долго, с особой жестокостью. Убивали почти всем селом, по дур-дуровски, по- осетински, всем скопищем, где каждый старается нанести удар под восторженные вопли соплеменников – какой-то дикий, азиатский (не кавказский) метод мщения… Он был беззащитен, хотя искал защиты, убежища от осетин.

Его били изуверски, направляя удары в самые ранимые места. Окровавленный Герихан не защищался. Единственно, о чём он просил, – не делать этого при детях, жене, родственниках: ведь дочери Фатиме – 19 лет, сыну Казбеку – 10, а второй сын Гапур, – совершеннолетний. Как всё это отразится на их психике, дальнейшей жизни?

Я видел их недавно на похоронах отца – безынициативных, подавленных, точно с того света…

В камере, куда Г. Торшхоев был заключён после жесточайших мучений в Дур-Дуре и Дигоре, наведывался начальник ОБХСС Дигории, некий Виктор – фамилию до следствия не говорим, надеемся, будет суд, – и методически, особым изощрённым способом убивал Герихана. Он сажал жертву напротив себя, но чуть выше, брал её за голову, шею и с силой наносил удары по лбу и лицу, как бы оглушая жертву. Потом начинал коленкой отбивать грудь по всей поверхности. Продолжалось это бесконечно долго, до тех пор, пока изо рта и носа жертвы не пойдет кровь. Через 4 часа экзекуции возобновлялись: между «сеансами» Торшхоева заставляли в ледяной воде делать «водные процедуры». Это тоже метод палача Виктора из Северной Осетии. В ледяной воде между ступнями клали лёд и так держали ноги после избиения: это продолжалось изо дня в день, каждые четыре часа – четыре дня подряд… Наконец палач «смилостивился»: «Ну вот теперь ты долго будешь умирать»…

Он оказался прав. Герихан торшхоев умирал мучительно долго, целых 8 месяцев, несмотря на заботу матери, братьев, врачей, редкостных специалистов…»

Ф. Ахильгова, врач, председатель комиссии по расследованию преступлений против женщин и детей:

«За выдачу тела ингуша местные североосетинские власти требуют от 250 до 300

тысяч рублей. Так, для вывоза десятка трупов пришлось нанимать российский (выделено мною – Ф. Б.) бронетранспортёр за 2,5 миллиона рублей.

Под Владикавказом есть несколько мест, которые используются в качестве лагерей для заложников-ингушей. Они содержатся там без воды и пищи, подвергаются пыткам и издевательствам. Очень велика смертность, в первую очередь среди детей.

Подвалы на территории общежитий мединститута (выделено мною – Ф. Б.) во Владикавказе оборудованы в пыточные камеры».

А. Джандигова:

«Что я видела – это один ужас… Осетинские боевики издевались над нами, ингушами, по-зверски… На моих глазах в присутствии врачей (выделено мною – Ф. Б.) В. Качмазова,

К. Батиева, Хугаева, медсестры Л. Джелаевой не просто убивали людей, а разрезали каждого на две части и вынимали у них внутренности и клали в кульки, говоря, что они им пригодятся…

Я видела также, как убили ещё двух мужчин, Х. Хамхоева и Т. Тимурзиева, врача, говоря, что таких, как он, слишком много развелось на свете… На моих глазах трупы Тимурзиева и Хамхоева выбросили на свалку рядом со свинофермой…

Ирина Цокоева, гинеколог, своей больной ингушке, которая лежала у неё в больнице, выдернула золотые коронки, избила её, а потом вышвырнула со второго этажа…».

Цурова Тамара Магометовна: (показание приводится не полностью – Ф. Б.)

«Твёрдо уверена, что Земля, сама природа не простит им этого. Я опишу факты, подтверждающие причастность медиков Пригородной больницы к националистическим действиям…. На собрании коллеги-врачи высказывались примерно так. Врач-хирург Качмазов Валико Александрович: «Пока в моих руках будет скальпель – будет литься ингушская кровь». Врач-гинеколог Базиева Мария Иконовна: «Я сделаю всё для того, чтобы из родильного дома не вышел ни один ингушонок». Чельдиев Аузби Васильевич – терапевт: «Я буду не лечить, а калечить ингушских пациентов». И, как ни парадоксально, именно эти врачи, пополняли свой карман капиталом, нагло и по хамски вымогая у ингушей-пациентов.

В последующем, во время очередных обострений между осетинами и ингушами, медики активно участвовали в нагнетании обстановки.

Особенно проявили себя медики во время октябрьских событий (в 1981 г., когда было спровоцировано убийство водителя такси).

В эти три дня в нашей больнице не осталось ни одного врача и мед. сестёр. Все были на площади перед обкомом.

Многие выступали с трибуны, требуя уже тогда депортации ингушей, в то время, когда убийства десятков лиц ингушской национальности оставались нераскрытыми, а убийцы – безнаказанными…

И сегодня, после всего происшедшего в октябре-ноябре 1992 года на территории Осетии, каждый ингуш твёрдо знает, что в организации этой акции – в убийстве десятков и десятков ингушей – повинны в первую очередь врачи СОАССР и, главным образом, врачи Пригородной ЦРБ.

Такие, как Багаев В. С., Качмазов Владимир, Буклов Алан, Баджиев Казбек Васильевич, Дряев Кунзар, Цокова Ирина Георгиевна, Джагаева Лариса, Дзесова Яна Ясоновна и многие другие…(1)

Сам собою возникает вопрос: а чем собственно отличаются перечисленные выше и многие не перечисленные врачи Северной Осетии – Алании, причастные к операции октября-ноября 1992 года от фашистского врача-изувера, военного преступника Йозефа Менгеле, проводившего «научные» опыты над «недочеловеками» – над славянами, евреями, цыганами, заключёнными в концлагере в Освенциме?

Аушев Магомет Ахметович. «1 ноября 1992 года неожиданно к нам во двор ворвалась вооружённая группа осетин, в их числе были и наши соседи. Поставили к стенке отца, брата, сестру: Аушева Ахмета Тозоевича, Аушева Мовли Ахметовича, Аушеву Дину Ахметовну.

Их расстреляли в упор в нашем дворе и увезли, забросив в машину, но, по имеющимся сведениям, они были ещё живы.

После долгих месяцев поисков мы нашли изувеченное со следами пыток тело сестры – Аушевой Дины Ахметовны, 1958 г. р.

Она многие годы лечила осетин в больнице «Электроцинка». И убийцы, и бандиты – все наши соседи и знакомые. Это Джиоев Захар и его сын Юрик, Товказаков Хаджиумар и его три сына: Толик, Руслан, Алан. Из южной Осетии – человек по имени Алан, Макиев Тимур, Бациев Славик, командир поста № 23 Багаев Мурад и другие». (2). Спрашивается, какие ещё нужны Генеральной прокуратуре России свидетельства для привлечения хотя бы этих извергов к уголовной ответственности. Остаётся лишь с величайшей душевной болью думать: бедная Прокуратура бедной России.

Ещё несколько фактов из «Постановления о прекращении уголовного дела», подготовленного помощником Генерального прокурора Российской Федерации государственным советником юстиции 3-го класса Чуглазовым Г. Т.

«Участвовавший по указанию Дзуцева Б. в охране незаконно лишённых свободы ингушей (заложников) начальник стрелкового тира свидетель Джанаев В. Г. о своём приходе в штаб ОНО (отряд народного ополчения – Ф. Б.) по вызову Дзуцева рассказал следующее:

«Когда я пришёл в это здание, там было много людей, практически все руководители республики. Это Галазов, Хетагуров и другие, были также люди из Москвы, например, Дзасохов. Всех этих людей я видел в здании. (Выделено мною – Ф. Б.). Из одного из кабинетов ко мне вышел Дзуцев, он мне сказал, чтобы я подготовил помещение клуба для приёма и размещения людей, которых будут привозить, и наша задача охранять их и никого к ним не допускать… Дзуцев сказал, что тюрьмы переполнены и поэтому решили привозить к нам. (Выделено мною – Ф. Б.). Кто будет привозить людей к нам Дзуцев не говорил…».

Далее свидетель Джанаев пояснил, что в ночь на 2 ноября ополченцы стали привозить в тир из разных мест города ингушей: мужчин, стариков, детей, женщин. Когда привезли детей (Почему отдельно от родителей – Ф. Б.), то он позвонил Дзасохову (Выделено мною. Так что он имел опыт обращения с детьми ещё задолго до Беслана –Ф. Б.) и спросил, что делать, потом прислали автобус и детей увезли. Кроме тира были и другие помещения для содержания ингушей. (Это помимо тюрем, которые, как только что было отмечено, были переполнены – Ф. Б.).

Показания Джанаева и других свидетелей дали основания Чуглазову Г. Т. сделать вывод, что «осуществляемые с 31.10.92 года захваты ингушей это не самоуправные действия командира ОНО Дзуцева Б., а чётко проводимая политика государственных органов СО ССР. (Выделено мною – Ф. Б.). Да и о каком самоуправстве может идти речь, если всё руководство республики знало о незаконных захватах ингушей».(3)

«Многие, допрошенные в качестве свидетелей лица, – продолжает Г. Т. Чуглазов, – попавшие в заложники в г. Владикавказе, заявили, что члены ОНО ещё до конфликта, заранее, узнавали адреса ингушей и уже 31.10.92 г. начали планомерный захват в квартирах и домах, проживающих в городе ингушей.

В частности, допрошенный в качестве свидетеля, бывший ст. инспектор отдела общественного порядка МВД РСО Котиев З. Х. в подтверждение своего довода о том, что списки ингушей составлялись заранее, сообщил следующее:

«В октябре 92 года в наш дом приходили работники ЖЭУ, под предлогом проверки паспортного режима заходили в квартиры, где проживали ингуши и уходили…». И ещё.

Свидетель Арапиев Х. О., который был захвачен ополченцами 01.11.92 года и доставлен в штаб ОНО СО ССР, указал: «Находясь в штабе народного ополчения, я убедился, что там были известны адреса всех ингушей. Дело в том, что нам сказали сидеть в коридоре до разбора. А это было как раз напротив кабинета Дзуцева Бибо и Гогичаева. Боевики беспрерывно заходили в кабинет к Дзуцеву, затем оттуда выходили с бумагой, на которой был написан адрес ингушской семьи, и уходили брать семью в заложники». (Там же. С. с. 119–120).

И если ко всему перечисленному нужен какой-либо комментарий, то он может быть лишь один: «Ну, разве же это не проявление фашизма?».

В заключение приведём ещё одно свидетельство. Свидетельство Заслуженного врача Республики Ингушетия Куштова Ахмета Сосиевича: «…Некоторые морально-этические черты у осетин, – утверждает он, – чужды народам Северного Кавказа. На примере жестокости при обращении с безоружными гражданами РСО-А ингушской национальности в октябре-ноябре 1992 года виден чёткий садистский почерк. Мною лично засвидетельствованы следующие факты: групповое изнасилование девушек, гашение сигарет о тело живых людей, вспарывание живота с изъятием плода у беременной женщины, изъятие внутренних органов у живых людей, убийство детей ударами об стенку, вскармливание малолетних детей свиньям и т.д. Многое из этого записывалось на видеоплёнку или фотографировалось, чтобы потом представить как деяния ингушей». (4)

Подобных фактов ещё десятки и сотни. Приводить их ещё и ещё невозможно уже хотя бы потому, что разум отказывается их воспринимать и настоятельно ставит вопрос: откуда всё это у народа? И требует ответа на него. С ответом, однако, как он нам представляется, повременим и приведём:

Дата добавления: 2015-07-20