Глава 22. Мэлгон видит себя на берегу реки

Мэлгон видит себя на берегу реки. Прищурившись, он вглядывается в густой туман, окутывающий скалы белой пеленой. Весь он словно наполнен запахом гор – острым ароматом дождей и ветров.

Знакомый голос зовет его по имени, и он оборачивается. К нему по тропинке спускается девушка. Две длинные косы змеями вьются по плечам, а глаза сияют необычайной синевой горного воздуха. В руках у нее какой-то продолговатый узел. Очевидно, сворачивали его долго и аккуратно, и теперь Мэлгон видит, сколь осторожно и бережно прижимают его к груди тонкие пальцы девушки. Он смотрит в ее лицо. Она улыбается.

– Что это такое, Эсилт?

– Это тебе. Я давно обещала тебе это.

Мэлгон ощущает, что брови его непроизвольно нахмурились. Ему чудится, что предмет в руках Эсилт похож на меч. Она принесла оружие покойного Кадваллона. Он помнит, что именно так тогда и случилось, вот только в этой жизни или в другой?..

– Посмотри, Мэлгон, – сестра говорит мягко и ласково. – Смотри же, это совсем не то, что ты думал.

Снедаемый любопытством, король приближается. Он не в силах сопротивляться соблазну. А голос у Эсилт низкий, гортанный, мало похожий на обычные женские голоса. Она протягивает ему узел. Теперь он отчетливо видит даже коричневый загар на маленьких, холеных руках сестры. Он помнит, как часто держал ее тонкие прохладные пальцы в своих ладонях.

Наконец он решается взглянуть на то, что она принесла ему, и сердце едва не останавливает свой бег: перед ним младенец. Мэлгон тупо смотрит на голубовато-белую кожу и огненно-рыжие волосенки девочки.

– Она – для тебя, – шепчет Эсилт, и в ее голосе Мэлгону слышится только любовь и нежность.

– Для меня? – Ему едва удается выдавить из себя эти слова.

– Сбереги ее.

Мэлгон кивает. Объятый страхом и сомнениями, он все же берет ребенка и прижимает к своей груди. Потом снова смотрит на Эсилт. Она успела уже наполовину подняться по той же тропинке, по которой пришла сюда. Обернувшись, сестра приветливо машет рукой. Он еще с минуту смотрит ей в глаза, а потом она исчезает.

Мэлгон снова глядит на дитя. Оно морщит лобик, зажмуривается и внезапно принимается плакать, словно от нестерпимой боли. Его охватывает ужас. Он мчится вверх по тропе, ища помощи, но, зацепившись ногой за корень, падает прямо в холодную, пенящуюся воду реки и сразу же идет ко дну. Мощное течение вырывает из его рук орущую ношу. Локтями и коленями Мэлгон бьется о пороги, стремясь спасти ребенка. Но пальцы никак не могут ухватить заветный узел и натыкаются только на камни или на ледяные струи воды. Потом он тонет в небытии...

Король уселся па край постели. Мускулы ног свело судорогой, а по всему телу струился пот. Уставясь во тьму, он попытался разглядеть хоть что-нибудь и с трудом различил очертания темнеющего в середине комнаты дубового стола, за которым обычно собирался совет. Слава Богу, это был только сон. Мэлгон передернул плечами, сбросив с себя меховое покрывало, и поднялся на ноги. Холодный воздух овеял обнаженные плечи. Несколько раз глубоко вздохнув, он попытался обрести спокойствие.

Сон, всего лишь сон. Раньше ему снилось нечто подобное, но никогда сновидение не заканчивалось так ужасно. Прежде то, что протягивала Эсилт, оказывалось отцовским мечом, и, принимая его, Мэлгон понимал, что Кадваллон умер, и теперь пришло время сменить отца на престоле. Таков был его прежний привычный кошмар. Король крепко зажмурился, но видение не оставило его в покое. Беззащитное, невинное дитя... И он потерял его, позволил ему утонуть.

Он дотащился до стола, оперся на него ладонями и почувствовал приступ тошноты. Эсилт никак не оставит его в покое. Без сомнения, это она послала дурное видение, чтобы извести его окончательно, чтобы отравить и без того постылое существование чувством невосполнимой утраты, чувством вины. И это ей удалось, о, как же прекрасно удалось!

Мэлгон глубоко вздохнул и побрел к двери. Распахнув ее, он набрал полную грудь свежего холодного воздуха. Шел дождь, благословенный, очищающий дождь. Король шагнул под небесные потоки, наслаждаясь ледяными струями, коснувшимися горячей кожи, и замер на месте, чтобы предоставить им до корней вымочить волосы и омыть каждый дюйм измученного тела. Лишь поодаль, на сторожевой башне, трепетал огонек факела. Мэлгон криво усмехнулся: что может подумать страж, если вдруг посмотрит в сторону крепости и увидит своего короля под потоками ливня и без единого лоскута, прикрывающего наготу.

Мало-помалу дрожь, вызванная сновидением, уступила место дрожи от холода, и король вернулся в палату совета. Насухо обтеревшись шкурами, взятыми с постели, он принялся разжигать огонь в жаровне. Когда наконец удалось раздуть пламя, зубы уже выбивали дробь. Он собрал разбросанную повсюду одежду и, для тепла приблизившись к огню, быстро оделся. Неприятные телесные ощущения заглушили душевную тревогу; больше он не чувствовал себя полупомешанным от тяжких раздумий. Но совесть мучила по-прежнему.

Наконец, накинув плащ, он выбежал из комнаты и, стремительно прошагав по крепостному двору, внезапно остановился возле опочивальни. Все внутри у него перевернулось. Именно здесь, в этой самой комнате, он набросился на Рйаннон и ранил ее. Там, на полу, все еще темнели пятна ее крови. И не важно, что накануне слуги дочиста скоблили каменный порог – Мэлгон все равно видел на нем зловещие следы. Он вновь заторопился к воротам.

– Мабон, спустись ко мне.

– Что такое, мой король?

– Я должен выйти наружу. Помоги с воротами.

Часовой спустился с башни, и вскоре Мэлгон уже устремился вниз по тракту. Мабон окликнул своего господина:

– Милорд, если меня спросят, куда вы отправились, что я должен ответить?

Король не обернулся.

Ноги сами привели его к тому месту, где лес с холма спускался в долину. Все еще стояла ночь, и мир был создан из теней. Фигуры выступали из мрака, только когда путник вплотную приближался к ним. Он не боялся ни дикого зверя, ни прочих опасностей, которые могли подстерегать одинокого путника, покинувшего надежные стены крепости. Ничто в этой тьме не пугало его сильнее, чем собственные мысли.

Он шел вслепую, он почти бежал, и ужас следовал за ним неотступно. Полоска зари показалась на горизонте, когда он ступил под сень деревьев. Призрачные серебристые плети берез и серые дубовые сучья светились на темном фоне елей. Может, хоть под шатром ветвей ему удастся спастись от наваждения?

Тут и там слышался под снегом веселый, бурливый звон первых весенних ручьев. Кроме этого звука, ничто не нарушало мертвой тишины. Птицы еще не вернулись с юга, да и животные, вторя окружающей природе, до поры хранили молчание. Но в воздухе уже запахло ожиданием чего-то нового. С запахом сырой земли смешался другой аромат – то было еще слабое дыхание прораставших из-под земли побегов и лопающихся под снегом семян. Вскоре зелень брызнет по ветвям деревьев, изгоняя из леса серо-коричневые зимние краски. Нежно забелеют лесные ветреницы, способные устоять даже против жесточайших бурь ранней весны, появятся фиалки, прячущие свой чудный пурпурный наряд в маленьких укрытиях под низкими ветвями елей.

И вновь тоска захлестнула Мэлгона. Как страстно желал он прихода весны, возвращения тепла и ветра, напоенного запахами жизни, первого раннего цветения... и Рианнон. О, как же похожа она была на лесной цветок, застенчивый и нежный.

Вдруг он замер, словно оглушенный ужасной мыслью. Что за чушь лезет ему в голову? Ведь Рианнон – ядовитый отпрыск самой Эсилт! Память о ней – все равно что добровольные поиски страдания и бед. Он должен забыть...

С глубоким вздохом Мэлгон призвал воспоминание о том, как в последний раз застал Рианнон и Гвеназет. Он уже ждал, что им вновь овладеют ненависть и отвращение. Но, как ни странно, эти чувства где-то заплутали и не пришли к нему. Король огляделся, словно искал кого-то. Здесь, на чистом, омытом струями дождя воздухе, среди блестящих от влаги деревьев, насмехающийся над ним образ сестры казался далеким и туманным. Возможно, на эти места ее власть не распространяется? Призрак Эсилт был соткан из тяжкого, как хмельной бред, дыма костров, из удушающих пряных благовоний и зловещего смеха. Наверное, ей самой, как и сопутствующему ей проклятию, нет дороги сюда, в этот непорочный тихий лес? Может, хотя бы здесь он свободен?

Мэлгон продолжал углубляться в чащу, все еще не веря в избавление. Казалось просто невероятным, что кошмар, изводивший его последние два дня, теперь наконец отвязался от него. Эсилт охотилась за ним так долго, отравляя все его помыслы, высасывая жизнь из тела. Неужто она действительно готова оставить его в покое?

Снова пошел дождь, и король то и дело конвульсивно вздрагивал от холода. Ничего удивительного, что Эсилт выбыла из этой жестокой игры: он был полумертв от усталости и страданий. Наверное, даже привидению трудно отыскать его теперь. Он горько рассмеялся, потом затих.

В глубокой лесной чаще Мэлгон остановился. Прямо перед ним стоял древний дуб – священное дерево друидов. Глядя на этого могучего великана, король преисполнился тревожными предчувствиями. Ведь он и не собирался приходить сюда. Ноги сами привели его к этому месту. Какой-то потаенной частью своего сознания он уже догадывался, что должно сейчас произойти. Он не случайно оказался тут – в конечном итоге его ведь подгоняли мысли о сестре. Значит, именно здесь, под этим дубом, надо искать развязку в их отношениях, нечто такое, от чего он добровольно отвернулся, что похоронил под собственной яростью и болью. Теперь, на этом самом месте, неуловимая ниточка дастся ему в руки, и тогда отчаянию придет конец.

Мэлгон замер, лишь только перед ним явственно встал этот образ: он видел лежащую на ворохе пожелтевших дубовых листьев Рианнон, преисполненную жизни и особой робкой красоты. И ему вспомнилась сладость ее губ, ощущение двух тел, движущихся как единое целое.

– Нет. Это невозможно, – произнес он вслух. – Я не мог этого забыть. – И король погрузился в свои воспоминания, настолько острые и осязаемые, что хотелось завыть от отчаяния. Ни одна женщина прежде не умела заставить его пережить подобное. Лишь с ней он узнал, что значит идти по лесу в сопровождении самих богов, и как может растаять плоть, а душа слиться в единое целое с душой любимой.

– Нет, – прошептал Мэлгон и крепко зажмурился, словно не в силах был видеть встающие перед его глазами образы. Да, он все еще любит Рианнон. Даже ненависть к ее матери не способна разрушить эту любовь.

Король протянул перед собой руки, протянул с таким отчаянием, с такой мольбой...

– Рианнон... Я потерял тебя... – Голос его сорвался, и дрожь потрясла могучие плечи. Ему припомнился давешний сон: как он держал на руках сверток с милым, хрупким младенцем, какое отчаяние овладело им, когда он уронил дитя и увидел, что оно тонет в бурном потоке. Сон оказался вещим. Всего мгновение принадлежала ему Рианнон, а потом из-за собственной ненависти и злобы он на веки вечные утратил ее.

Он был так слеп! Он позволил жажде мести, своему безудержному гневу убить Рианнон. И вот теперь он одинок, одинок так же, как и после смерти Авроры. И на сей раз он не сумел сберечь любимую, только теперь горе оказалось страшнее. Не судьба, не Божий промысел и не злые духи унесли жену, а его собственная жестокость и безумная ярость. Эта ужасная мысль сразила короля, точно сильный удар в грудь, он рухнул на колени прямо перед величавым дубом.

Не ведал Мэлгон, сколько простоял он так, плача и воя от горя и безысходности. Когда же наконец очнулся, то сразу почувствовал, что рядом кто-то стоит. Этот кто-то, не издавая ни звука, просто стоял молча и ждал. Напрягая затуманенные слезами глаза, Мэлгон повернул голову. Незнакомец был мал ростом и странно сложен – на худеньких плечах слишком свободно болтался плотный коричневый плащ; его синие глаза смотрели изумленно и испуганно.

– Рин?

– Папа, что с тобой?

– Как ты сюда попал?

Рин глянул куда-то в сторону, потом Обратил к отцу открытый взгляд.

– Я просто слышал, как Бэйлин говорил, что тебя потеряли. Я... я не мог усидеть на месте. Я выбрался за ворота крепости и отправился искать тебя сам. – Голос его разносился звонким эхом среди деревьев; мальчик тревожно озирался, будто только теперь понял, как рисковал, в одиночку отправляясь в лес.

Мэлгон уже открыл рот, чтобы отчитать сына, но ни единого упрека не сорвалось с его губ, едва лишь новая мысль пришла на ум. Он протянул руку и взял ребенка за запястье.

– Как ты сумел найти меня? Откуда ты знал, что я именно здесь?

Рин смутился:

– Я подумал, что ты пошел искать Рианнон. Ведь она часто ходила в этот лес.

У Мэлгона перехватило дыхание: сын тоже чувствовал это – здесь действительно витал дух королевы. Рин вздохнул:

– Я скучаю по ней. Почему она ушла?

Мэлгону захотелось спрятать глаза, спрятать стыд... Он был уверен, что мальчику понятно, кто виноват во всем.

– Ты думаешь, она умерла, папа?

Король молча покачал головой – он не в силах был говорить.

– А Бэйлин уверен, что умерла, – заявил Рин. – Он сказал, что она утонула. А если ее не хоронили по-христиански, то она что же, попадет в ад?

Мэлгон заставил себя ответить:

– Я думаю, нет. Рианнон не была христианкой, она верила в... других богов. Они позаботятся о ее душе.

Мальчик снова кивнул, очевидно, успокоившись. Но король не испытывал той же уверенности, что и его сын. Казалось, после смерти Рианнон дух ее не обрел покоя. И если, как верят простые люди, привидения – это души несправедливо убиенных, то она еще не раз явится, чтобы потревожить его совесть. Эта мысль заставила Мэлгона оглядеть дубовую рощицу. И только тут он с удивлением обнаружил, что так и стоит коленопреклоненный на груде мокрых листьев. Он попытался подняться, но закоченевшие мускулы и сухожилия отказывались повиноваться, и король застонал, едва не уткнувшись лицом в землю.

– Позволь помочь тебе, папа.

Опираясь на тонкую мальчишескую ручонку, Мэлгон быстрым движением заставил себя выпрямиться. Боль разлилась по его ногам, словно пронзив их сотней кинжалов. Он покачнул и обнял Рина за плечи. Но мальчик тоже зашатался под тяжестью отца, и король затопал ногами, чтобы они вновь ощутили землю и могли держать его.

– Ты можешь идти, отец? Что с тобой?

– Я окоченел от холода. Ноги не слушаются...

– Обопрись на меня. Я тебе помогу.

Прикосновение сына к его руке напомнило Мэлгону о Рианнон. Оба они были такими хрупкими и миниатюрными созданиями – его сын и его жена. Новый приступ горя заставил плечи короля содрогнуться.

– Ты плачешь, папа? – Рин искренне изумился.

– Да. Это ведь совсем не стыдно, мой мальчик, плакать о тех, кого ты любишь.

«Не стыдно», – Мэлгон тряхнул волосами. Кровь Рианнон обагрила его руки, он не имеет права разыгрывать из себя убитого горем мужа.

– Но, может быть, она все-таки не умерла? – произнес Рин. – Может, приплыл в своей лодке какой-нибудь ирландский разбойник и украл ее?!

Мэлгон вздохнул. Так тяжко было слушать речи наивного ребенка. Он и сам не прочь бы пофантазировать, не будь это столь невыносимо теперь. Оба они должны поглядеть правде в глаза. Рианнон погибла, и убил ее он сам.

– Королева ушла средь бела дня, – сказал отец Риму. – Если бы приплывали разбойники, то кто-то обязательно заметил бы их.

Мальчик, в свою очередь, тяжко вздохнул, и Мэлгон вдруг остановился, чтобы посмотреть ему в глаза.

– Я должен тебе признаться... Это я повинен в смерти Рианнон. Мы с ней... поссорились, и я прогнал ее.

Рин как-то судорожно вздохнул – словно застонал; глаза его округлились.

– Но ведь ты не хотел убивать ее, правда?

У Мэлгона упало сердце. На самом деле, это же так: несмотря на всю свою ярость, он ведь не думал и впрямь лишать ее жизни...

– Нет, я не хотел, чтобы она умерла.

Лицо Рина просияло.

– Тогда Рианнон все поймет. – Мэлгон смотрел на него воспаленными и недоверчивыми глазами, а мальчик продолжал: – Она всегда была такой, она понимала меня, если я поступал плохо, и всегда утешала и помогала мне.

Королю хотелось взвыть, как раненое животное, Но он не посмел. Рин не понял бы его страданий. Надо уберечь мальчонку от этого ужаса. Мэлгон потянул его за руку.

– Идем. До крепости еще очень далеко, а я промок до костей.

Наконец сквозь пелену дождя они увидели стены Диганви. Мэлгон услышал легкий вздох Рина и понял, как смертельно устал ребенок. Им обоим требовалось выпить вина или меда. Подобно неуклюжему четвероногому чудовищу отец и сын проковыляли в открытые ворота.

Едва они показались на крепостном дворе, им навстречу бросился Бэйлин. Мэлгон остановил его холодным взглядом.

– Как же могло случиться, что мои воины позволили мальчику отправиться на поиски, тогда как сами греются у очага?

– Дурень вроде тебя не стоит того, чтобы из-за него пропадали хорошие солдаты! – рявкнул Бэйлин в ответ. Потом его лицо смягчилось. – Ступай к огню, Мэлгон. Там тебя ждет жареная оленья нога.

– Мне бы лучше в теплую постель, я промерз до мозга костей.

Рин дернул отца за рукав.

– Позволь мне помочь, папа. Я подогрею вина и разведу огонь.

Мальчик побежал в сторону королевских покоев, а Мэлгону не оставалось ничего иного, как с досадой посмотреть ему вслед. С того злополучного дня он ни разу не ночевал в своей спальне. Король знал, что сейчас Бэйлин думает о том же. Мэлгон повернулся к другу и увидел, что тот наблюдает за ним. Старый воин пожал своими широкими плечами.

– Рано или поздно, но тебе придется посмотреть правде в глаза. До Рианнон это было твое жилище, и, вероятно, однажды ты разделишь его с другой женщиной.

– Нет! – в глазах Мэлгона сверкнула молния. – Не смей говорить о Рианнон так, словно это была обыкновенная подружка на одну ночь! Она – моя жена!

Бэйлин отступил на шаг, явно ошеломленный этой вспышкой.

– Но я думал... – Он с трудом сглотнул. – Да что случилось, Мэлгон? Что с тобой?

Король отвернулся.

– Я ее убил. Я виновен так, как если бы собственными руками перерезал ей горло.

– Но ты был и отчаянии. Любой на твоем месте повел бы себя так же, если бы только узнал... то, что узнал ты. Кроме того, еще точно неизвестно, действительно ли королева утонула.

– Но я же хотел, чтобы она умерла. Я жаждал увидеть ее страдания.

– Однако все к лучшему! – настаивал Бэйлин. – Тебе все равно пришлось бы бросить Рианнон. Ведь ваш брак совершенно невозможен – она всегда оставалась бы живым напоминанием о предательстве Эсилт.

– А что, если я ошибался? Вдруг и вправду Эсилт вовсе не собиралась уничтожить меня этой женитьбой? Что если, наоборот, зная доброту и кротость своей дочери, она хотела, чтобы Рианнон стала моим спасением, моим убежищем и счастьем?

Бэйлин выпучил свои темные глаза и повел плечами.

– Ты сам не веришь в то, что говоришь. Это не похоже на Эсилт.

– Зато похоже на Рианнон. Ведь она и в самом деле не сделала мне ничего дурного, а лишь принесла мир и свою нежность и... – последнее слово Мэлгон прошептал, –...любовь.

Бэйлин молчал. Когда же он наконец открыл рот, голос его звучал устало.

– Ты сильно утомился и не понимаешь, что говоришь. Отдохни немного, Мэлгон. Нельзя, поддавшись скорби в тяжкую минуту, навсегда пасть жертвой злобных, предательских замыслов Эсилт.

Мэлгон едва дотащился до своей опочивальни и рухнул на кровать. Он смертельно устал, ему действительно необходимо выспаться, не важно даже, где. Можно и тут, в этом скорбном месте. Он закрыл глаза и постарался не слушать, как Рин с рабом возятся у очага, разводя огонь. Но вдруг кто-то дернул его за ногу. Король открыл глаза.

– Я помогу тебе разуться, отец.

Король кивнул, потом снова сомкнул веки. Слышно было, что мальчик силится стащить с него тяжелый, пропитанный водой сапог. Это напомнило Мэлгону, как после возвращения с охоты, когда он очень уставал, Рианнон собственноручно помогала ему раздеваться. Обычно после этого жена массировала его ноющие мускулы, и прикосновения ее были уверенными, облегчающими любую боль, нежными.

Король открыл глаза, пытаясь отогнать тягостный образ. В ногах кровати стоял Рин и смотрел на отца. Он был таким юным и таким печальным. Мэлгон чуть было не отослал его, но понял, что не может так поступить. Мальчик тоже переживал утрату Рианнон.

– Помоги-ка мне раздеться, – сказал он Рину, расстегивая пряжку пояса.

Мальчик стащил с отца штаны, потом помог ему освободиться от обеих, промокших насквозь, толстых шерстяных рубах. Мэлгон снова улегся на спину. Теперь он был совершенно обнажен, но так устал, что не мог даже прикрыться одеялом. Снова посмотрев на Рина, король увидел, что тот стоит на прежнем месте, не отводя от него взгляда.

– Что ты?

– Я... я смотрю на твои шрамы.

Мэлгон вздрогнул. Ему вспомнилось, как Рианнон, прикасаясь пальцем к каждому рубцу, расспрашивала об их происхождении. Ее пугали эти отметины судьбы, напоминая о том, сколько раз муж встречался в бою с самой Смертью. Рианнон ненавидела войну. И хотя он пи разу не задумался почему, но было совершенно очевидно, что она очень боится за него.

Мэлгон отогнал эти мысли и внимательно поглядел на Рина:

– Знаешь, ведь многие мужчины гордятся рубцами как доказательством своей храбрости. А вот мне они напоминают лишь о поражениях, ошибках, каждая из которых могла оказаться последней, если бы Удача мне не улыбнулась. Вот видишь, например, этот? – Король показал на свое предплечье. – Я повернулся лицом к противнику, а в это время другой напал сзади. Держись он на ногах получше да сумей рубануть мечом посильнее, и шрама у меня не осталось бы. Он бы просто отсек мне руку, и я бы умер, истекая кровью.

Рин лишь молча кивнул. Губы его беззвучно шевелились.

– А вот еще. – Мэлгон дотронулся до длинной, с неровными краями полосы, пересекающей ребра. – Подлец ударил прямо в грудь и достал до легкого, после чего я несколько недель харкал кровью. Еще только на дюйм выше, и я бы тотчас отдал Богу душу. Не важно, сколько на тебе доспехов, Рин, все равно есть незащищенная часть, угодив в которую, вражеский меч может либо оставить отметину, либо лишить тебя жизни. Воин выживает в бою лишь благодаря своему разуму и инстинкту. Никогда не забывай, сынок, сколь хрупко человеческое тело, как близко бродит смерть от каждого из нас.

Мальчик побледнел, и Мэлгон мысленно проклял себя за то, что в этих доверчивых глазах появился страх. В каждом из произнесенных только что слов Рин видел доказательство смертности своего отца. После утраты любимой мачехи жестоко было подвергать детскую душу подобным испытаниям.

Король мрачно уставился в украшенную богатым ковром стену. Какой же он дурак, всегда заставляет страдать любимых людей. Ну почему бы не подумать, прежде чем открывать рот?

Он снова повернулся к Рину. Мальчик по-прежнему тревожно и неуверенно смотрел на отца. Мэлгон сделал жест в сторону очага, где раб оставил кувшин с подогретым вином.

– Наполни мой кубок и ложись рядом со мной.

– Что? – Рин был удивлен.

– Сегодня ночью ты можешь спать здесь.

На лице сына заиграла радостная улыбка, и он поспешил исполнить повеление отца. Осторожно неся в руках чашу с вином, Рин приблизился к кровати. К этому времени король немного отдохнул и нашел в себе силы натянуть на себя одеяло. Он выпил до дна теплый напиток, после чего отодвинулся, чтобы мальчик мог улечься рядом. Рин прильнул к отцу, словно щенок. Мэлгон поставил кубок на пол возле ложа и вздохнул. Ему так хотелось остаться одному, чтобы вновь без свидетелей встретиться с тьмой, протягивающей к нему свои неумолимые лапы. Но он не посмел прогнать сына. Нельзя повторять старые ошибки. Боль снова вернулась, такая же резкая и мучительная. Ее лишь немного приглушили выпитое вино и тепло маленького прижавшегося к нему комочка.

Дата добавления: 2015-07-25